Канарейка в подарок (Наполеон/Есенин)

[сны о молоке]

Название: Канарейка в подарок.
Автор: Норвежский талый снег
Фэндом: Соционика
Персонажи: Наполеон/Есенин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, Повседневность, POV, Hurt/comfort
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание: «Я никому не расскажу о его нежности, о том, как он закрывает глаза перед тем, как прикоснуться губами к моим запястьям, о том, как боится перестать быть для меня Всем. Но, в прочем, меня об этом никто и не спросит.» ©
Посвящение: Кому-то.
Публикация на других ресурсах: С моего разрешения.

Кто-то сказал, что с приходом тепла в наш город вернутся птицы. Живущие в своем мире, они лишь изредка будут сидеть на моем подоконнике и стучаться в стекло.
Наполеон без спроса принесет мне клетку, а в ней — маленькая желто-серая птица с четверть ладони.
«Это кенар» — скажет. — «Он будет жить у тебя.»
«Но...»
«Никаких "но". Чтобы потом ты мне не говорил, что я о тебе не забочусь.»
Поцелует украдкой и уйдет, не желая всё время "торчать в этой чертовой дыре". А я останусь, провожая его взглядом из-за окна и абсолютно не зная, что же делать с этим внезапным подарком.
Кенар будет жить на подоконнике в кухне, где за двойным стеклом белёных окон хорошо видно открытое небо.
Примерно через неделю в наш город вернется солнце, заголубеет воздух, перетянув серые тучи как одеяло куда-то на запад, где по вечерам, на площади, гудят громкоговорители, льется музыка и звенит мальчишечий смех.
Я всегда любил такие моменты, сидел на подоконнике, постукивая костяшкой пальца по оконной раме в такт звучащей в голове мелодии. «Точно, ненормальный» — так Наполеон говорит.
Он вернется. Выманит от окна в спальню, где, погасив свет, будет целовать и гладить меня, пока не настанет утро. Я буду слушать его сердцебиение и замирать. Он — перебирать мои кудри и улыбаться. Я никому не расскажу о его нежности, о том, как он закрывает глаза перед тем, как прикоснуться губами к моим запястьям, о том, как боится перестать быть для меня Всем. Но, в прочем, меня об этом никто и не спросит.
Он уйдет, накинув на голое тело рубашку и застегивая на ходу мелкие, непослушные пуговицы.
«Ты придешь еще?» — спрошу, не открывая глаз.
«Может.»
Наполеон коснется губами моего виска, щекоча кожу щек своими волосами.
Не открывая глаз, услышу, как хлопнет входная дверь. Как за стеной, проснувшись, перепрыгивает с жердочки на дно клетки желто-серая птица.

@настроение: Автор болен.

@темы: Альфа, Наполеон, Бета, Есенин

---

[sillvercat]

Автор:  sillvercat
Название: РазДрай Дельты
Жанр: Юмор
Рейтинг: R
Размер: мини
ТИМы: Драйзер I Альфа I Бета I Гамма I Дельта
Состояние: закончен
Бета:  цундере-аналитик
От автора: Первая часть тут: www.diary.ru/~sillvercat/p173592345.htm
Вторая часть: diary.ru/~sillvercat/p173795923.htm
Третья часть: diary.ru/~sillvercat/p173835807.htm


Голос Драйзера в трубке был, как обычно, сухим и спокойным:
– Ну что, если на дачу к Штиру поедете, давайте завтра в девять встретимся на пригородных кассах.
– Бля-я… – тоскливо протянул Жуков.
– Что?
– Из Альфы кто едет, спрашиваю.
– Все.
– А из ваших?
– Тоже все. Нап сказал, что желает досмотреть до конца это шоу.
– Шоумен, едрит его… – Жуков тяжело вздохнул. – Ладно, и мы тогда полным составом.
– Отлично, – подытожил Драй. – Тогда мы с Альфой маринуем мясо, а с вас – три кило лука, пять буханок хлеба и кетчуп. Расходы потом подсчитаем и разделим. Помидоры, огурцы и всякая зелень у Штира на огороде есть. Мангал у него тоже есть. Так что всё будет как надо…
– Будет-будет… шашлык из тебя будет… – задумчиво пробормотал Жуков.
– Выпивку только не бери, – строго предупредил Драй. – Чревато.
– Без тебя знаю, – буркнул Жуков и нажал на отбой.
– К Штиру на дачу?! – сделал круглые глаза Гамлет. – Да вы с ума сошли! Он же нас огород заставит полоть! Грядки поливать! Картошку окучивать! Бр-р! – Он передёрнулся.
– Ты мне Еся тут не пугай, – велел Жуков хмуро. – Знатный овощевод, тоже мне, знает, что картошку окучивать нужно.
– А лес там есть? Речка? – вскинул вопросительный взгляд Есенин. – Я природу очень люблю.
– Не знаю я, что там с природой, – пожал плечами Жуков. – Завтра и выясним. Макс, ты где?
– На антресолях, – невозмутимо откликнулся Макс откуда-то сверху. – Рюкзаки достаю.

В вагоне электрички все откровенно придремали друг у друга на плечах. Бодрствовали только Драй, записывавший что-то в свой блокнотик, Есенин, с интересом глазевший в окно, и Гюго, весело мотавший головой и ногой в такт мелодии, звучавшей в его плеере. Бальзак, некоторое время наблюдавший за этим зрелищем из-под полуприкрытых век, в конце концов не выдержал, зажмурился и отвернулся.
Наконец все вывалились на нужной станции и только здесь окончательно проснулись. От станции в луга уводила тропинка, небо опрокинулось над головами ослепительно синим полуденным куполом, в кустах на все голоса заливались какие-то птахи.
– Цветочки луговые, мирные стада, и мышки полевые снуют туда-сюда, – весело пропел Гамлет. – Драй, ты дорогу знаешь? Веди, Сусанин!
– Пилить в такую даль, чтоб сказать Дельте, что они козлы? – проворчал Жуков, вскидывая на плечи рюкзак, но, посмотрев на блаженно улыбавшегося Еся, подставившего лицо солнышку, махнул рукой.
Гюго с гиканьем проскакал мимо, пытаясь накрыть бейсболкой жёлтую бабочку. Следом за ним ураганом пронёсся Дон, волоча за собой спотыкавшихся Дюма и Роба.
– Пикник дурдома на обочине, – со вздохом резюмировал Баль, надвигая собственную бейсболку на самые глаза. – Что я тут делаю?
– Идёшь, – отозвался Макс.
– Спешишь навстречу приключениям! – Нап ободряюще хлопнул Бальзака по спине.
– Навстречу тяпке и мотыге! – радостно уточнил Гам, догоняя их. – Баль, ты помидоры от лебеды по виду отличить сможешь? А на ощупь?
– На помидорах растут помидоры, – назидательно пояснил Джек, тоже нагнав компанию и пряча в карман мобильник. – На лебеде помидоры не растут. Всё просто!
– Бля, я у Штира батрачить не нанимался, – угрюмо проронил Жуков.
Джек безмятежно пожал плечами:
– Никто не нанимался, но все будут. Это же Штир!
На этом жизнеутверждающем высказывании тропинка завернула к каким-то постройкам, и все одновременно увидели приветливую лужайку, а на ней Штирлица, хлопотавшего над мангалом, Гексли, спешившего от грядок с корзинкой в руке, и Доста, старательно протиравшего тряпочкой длинный стол под навесом. Габена нигде не было видно, но из-за угла доносился мерный стук.
– В лесу раздавался топор дровосека… – автоматически процитировал классика Гамлет.
Какое-то время все молча смотрели друг на друга, а потом Гек, бросив корзину, восторженно завопил:
– Всем приве-етики! Наконец-то! Вы где застряли?! Электричка опоздала, что ли? Я уже хотел бежать на станцию, вас встречать! Думал, может, заблудились! А тут Штир велел помидоры собрать! А тут вы! Ура-а-а!
– Ур-ра, Гек! – проорал в ответ Дон, и начался обычный галдёж.
Гамлет поглядел на Макса, – только он один мог разглядеть в его глазах всю боль мира, – и тяжко вздохнул.
– Ти-ха! – скомандовал Штир, распрямляясь. – Кто что принёс, тащите на кухню. Дост, покажи им, куда. Жук, Драй, Макс, идите сюда, надо скооперироваться. Остальные – шибко не разбредайтесь, работы валом. Туалет – вон там, у забора. Вечером – баня, Габен уже дрова колет.
– А ночью – погост, – меланхолично добавил Бальзак, и, проследив взглядом за указующим перстом хозяина, широко раскрыл глаза. – Это… скворечник?
– Добро пожаловать в реальный мир, Нео! – гоготнул Дон.
– Это сортир, – отрубил Жуков.
– Я тебя туда провожать буду, – бодро пообещал Нап.
– О, вечерняя банька! Обожаю! – завопил Гюго. – Парок, веничек!
– Свежо, сексуально… – промурлыкал Гам, потягиваясь.
– Если мыло кто уронит – потом не жалуйтесь! – гаркнул Нап и первым заржал.
– Я дома помоюсь. В душе… – хмуро проронил Роб, покосившись на Баля.
Из-за угла показался Габен с топором в руке, неспешно оглядел прибывших, молча всем кивнул, вогнал топор в чурбак и пожал протянутые ему руки.
– Дров хватит, – коротко объявил он. – Теперь я к мангалу, а ты, Штир, рули тут.

…Наконец хозработы были закончены, урожай с огорода собран и аккуратно порезан Дюмой, Есенин выгулян Жуковым в ближайшем лесочке, Баль извлечён из сортира, который почему-то не открылся изнутри, и вся голодная толпа собралась за длинным столом вокруг аппетитно шкворчащих шампуров с мясом.
– Предлагаю сперва пожрать, а потом уже психотерапией заниматься, – Джек потянулся к крайнему шампуру. – М-м…
– Одно другому не мешает, – нехорошо ухмыльнулся Жуков, в упор разглядывая Дельту.
– Объединим приятное с полезным! – ввернул Нап.
Штирлиц спокойно пожал плечами и принялся раскладывать мясо по мискам:
– Да на здоровье! Можете с меня начинать, я не обижусь.
– Я – пас, – пробормотал Гюго с набитым ртом. – По мне, так ты идеален. Деловой, активный, заботливый, хозяйственный. В президенты тебя. Ну, или на худой конец, мне в начальники!
Альфа согласно закивала.
– Что-о? – задохнулся Есенин, даже подпрыгнув на лавке. – В президенты, в начальники?! Да ты… да ты что?!
Штирлиц вопросительно изогнул бровь:
– А тебя что смущает? Что работать придётся?
– Да что ты называешь работой! Рабство это, а не работа! – Есенин возмущённо всплеснул руками. – Для тебя все тунеядцы, кто не семь дней в неделю и не двадцать четыре часа в сутки пашет! Ты не понимаешь, что у человека может быть своя, внутренняя, сложная жизнь! Потому что у тебя у самого её нет и не будет! Только и знаешь: «арбайтен, арбайтен»! Тебе бы надсмотрщиком на каторге быть!
Выпалив всё это, Есь растерянно огляделся, увидел вокруг разинутые рты, вспыхнул и рванулся прочь из-за стола, но был удержан железной рукой Жукова, сел на место и уткнулся лицом в ладони.
Наполеон одобрительно свистнул и зааплодировал:
– Браво, малыш! Выступил, так выступил. Шоу маст го он!
– Фигасе, в тихом омуте… – уважительно покачал головой Гюго. – Зря выпивку не прихватили, ему б налить.
– Он не пьёт, – отрезал Жуков, потрепав Еся по макушке.
– У меня есть две фазы, мама, я чистый бухарский эми-ир, – пропел Гамлет. – Когда я трезв, я Муму и Герасим, мама, а так я «Война и мир»…
Штирлиц развёл руками:
– Со своей стороны, мне такого подчинённого и даром не надо.
– И с деньгами не надо! – хмыкнул Джек.
– Вы жуйте, жуйте! – скомандовал Штир и потянулся к миске с зеленью. – Компотиком запивайте!
– Я налью! – живо подскочил Гексли.
– Спасибо, не надо, мы сами! – не сговариваясь, откликнулись Макс, Драйзер и Бальзак.
– Огурчики сюда передайте, мужики! – встрял Гюго. – Отборные, сам собирал… Слушай, а шашлычок зашибенский у тебя получился, Габ!
Роб и Дюма закивали.
– Загабенский! – фыркнул Дон.
Габ степенно кивнул в ответ и чокнулся кружкой компота с подлетевшим к нему Гексли.
– У-у, да у него всегда такие классные шашлыки получаются! – похвастался Гек с гордостью. – И всё остальное, что бы он ни делал, тоже!
Габен откашлялся.
– Ну что, плавно переходим к водным процедурам, то есть к разжёвыванию Габа? – осведомился Гамлет, небрежно облокотившись на стол. – Хочу послушать.
– Подавишься, – бесстрастно отозвался Габен. – Кетчуп лучше передай.
Гамлет сунул ему кетчуп и, скрестив руки на груди, вопросительно глянул на Макса. Тот вздохнул и спокойно промолвил:
– Твой самый большой недостаток – у тебя за спиной. Хаос ходячий. Скажи мне, кто твой друг…
Гексли задохнулся:
– Я?!
– Именно. В голове ветер, в жопе дым, – невозмутимо подтвердил Макс, с хрустом раскусывая огурец. – Толку с тебя…
– Неправда, Гек очень умный, весёлый, добрый, и с ним не скучно! – горячо запротестовал Дост, оглядываясь по сторонам.
– Не скучно – это в самую точку, – подхватил Дон.
– И он – настоящий друг, – подтвердил Гюго.
– Только ты разбрасываешься много и суетишься, а зачем? – пожал плечами Дюма.
– Как зачем, как зачем?! – страстно воскликнул Гексли. – Мир же такой интересный, люди такие разные, и надо всё успеть, всё увидеть, попробовать!
– Тяжёлые наркотики и БДСМ, например, – криво усмехнувшись, подсказал Бальзак.
– Суета сует и всяческая суета, – пробормотал Драйзер.
– Если бы ты по делу суетился, цены б тебе не было, – сожалеюще улыбнулся Джек.
Габен постучал по столу костяшками пальцев:
– Алё, гараж. Отстаньте от Гека, вам его всё равно не понять. Вы с меня начинали, вот и не перескакивайте.
– Ты всё время одинаковый, – чётко сказал Гамлет, подняв голову. – Мастер на все руки, подумаешь… Серый ты, как… штаны пожарного! Сухарь! Нашёл – молчишь, и потерял – молчишь. Тоска зелёная, скукотища!
– Тебе со мной тоскливо? – вкрадчиво поинтересовался Габен, склонив голову к плечу.
– Да! – отрезал Гамлет.
– И сейчас тоскливо?
– Да!
– Ну тогда… – Габен задумчиво приподнялся с лавки, – тогда, может, тур вальса?
– Да иди ты! – отпрянул Гамлет под общий хохот. – Тоже мне, «Танцы со звёздами»… И ничего смешного! У-у! Ни слова больше не скажу, клянусь! – Гамлет сердито выдернул руку из ладони Макса и впился зубами в подвернувшийся помидор.
– Так, – деловито произнёс Штирлиц, когда все отсмеялись. – Предлагаю на этом экзекуцию закончить и заняться делом.
– Вот ещё! – фыркнул Гамлет, дожевав помидор. – Ты своего… Бемби от нас не прячь, это нечестно.
– Ну если он у тебя слабак такой… – презрительно протянул Жуков.
Достоевский вскочил, прижав руки к груди:
– Нет-нет! Пускай! Мне нечего бояться, я ничего плохого никому не сделал. – Он обвёл глазами сидящих за столом. – Ну, а если я кого-то всё-таки обидел, то тем более хочу знать, чтобы извиниться.
– Я сперва думал, что ты лицемер, – раздумчиво сказал Жуков. – Думал, что притворяешься – Исусиком таким, который, если ему в рожу плюнут, только извинится и спасибо ещё скажет. А потом… я понял, что ты такой и есть. Как его… Акакий Акакиевич.
– Я по-другому не могу… – промолвил Дост тихо, но упрямо.
– Надо же уметь за себя постоять! – покачал головой Драйзер. – Что за бесхребетность такая!
– Он за других зато стоит, – спокойно отпарировал Штирлиц., и Дост благодарно на него посмотрел.
– И всё-то ты извиняешься перед всеми, – скривившись, хмыкнул Нап. – Небось даже кошке дорогу уступаешь, когда она тебе навстречу попадается?
– Ну… – начал Дост и залился краской. – В общем… наверное, да… уступаю.
– Поэтому на тебе все и ездят! – Нап ткнул в него пальцем. – А ты и рад стараться!
– Ты вот всё время извиняешься, – прищурившись, вдруг сказал Бальзак. – Но ты на словах только прощаешь, а на самом-то деле всё помнишь. Все обиды. Годами. Скажешь, вру?
Дост уставился в стол, сглотнул и прошептал:
– Нет, я прощаю. Прощаю! Но помню всё, да. Я бы и рад забыть, но…
– У-у, да ты страшный человек, Достичек! – прыснул Гамлет. – Баль, он сейчас и тебя посчитал!
Бальзак только дёрнул плечом и уткнулся в свою кружку с компотом.
– Не напрягайся так, Достичек, – весело продолжал Гам, – мы уже большие мальчики и тоже давно знаем, что мир – бардак, а люди… в общем, несовершенен он, мир-то, ну и что с того?
– Вот именно! – перебил его Гюго. – Всё равно жизнь – хорошая штука!
– И вокруг столько всего интересного и весёлого! – обрадованно подхватил Гексли.
– И люди, как сказал раньше Гек, разные… – тихо промолвил Есенин.
– Чёрные, белые, красные, до бани, в бане и после бани! – завопил Дон.
– А вот мне интересно, когда же баня будет! – сощурился Нап.
– Когда со стола уберём, – распорядился Штир. – Тяните жребий, кому в первой партии париться!
– Те, кто дома под душем, пусть со стола и убирают! – захохотал Нап. – Верно, Баль?
– Я тоже дома под душем, – пожал плечами Бальзак.
– Чего ещё?!
– Эй, мужики, – негромко окликнул Жуков Габена и Штира, направившихся в дом. – У меня с собой ноль пять «Столичной». По чуть-чуть, для расслабона.
– Годится, – одобрительно улыбнулся Штирлиц, а Габен молча кивнул.
– Только чтобы Драй не узнал… – проворчал Жуков.
– Не скажу, если нальёте, – осклабился Джек, высунувшись из-за угла.
– Пошли, шантажист хренов, – вздохнул Жуков, подталкивая его к двери.
На пороге он обернулся, ища глазами Есенина.
Тот увлечённо объяснял что-то Робу и Бальзаку, скептически хмурившимся. Дост, Гексли, Дюма и Драйзер проворно убирали со стола. Гюго и Дон с Наполеоном сосредоточенно подбирали и подравнивали палочки для жребия. Гамлет, увлекаемый Максом в сторону малинника, поймав на себе взгляд Жукова, ухмыльнулся и подмигнул.
С лугов дул прохладный ветерок, неся запах мяты и клевера. Солнце клонилось к закату.
Жуков улыбнулся.
Гюго был прав: жизнь – чертовски хорошая штука!

@темы: Альфа, Гамма, Бета, Дельта

---

РАЗДРАЙ ГАММЫ

[sillvercat]

Автор:  sillvercat
Название: РазДрай Гаммы
Жанр: Юмор
Рейтинг: R
Размер: мини
ТИМы: Драйзер I Альфа I Бета I Гамма
Состояние: закончен
От автора: Первая часть тут: www.diary.ru/~sillvercat/p173592345.htm
Вторая часть: diary.ru/~sillvercat/p173795923.htm


– Я такой пиццы и в пиццериях не ел, – возвестил Гам, облизываясь.
Дюма только улыбнулся.
– В пиццериях! – негодующе фыркнул Дон. – Нашёл, с чем сравнивать! Там знаешь, чего в пиццу пихают?! – Он покосился на Макса, вскинувшего левую бровь. – Хотя не знаешь, и не надо…
Они сидели на отремонтированной кухне, таская куски пиццы прямо из противня.
– Да это не пицца совсем получилась, – снова смущённо улыбнулся Дюма, – это скорее пирог такой.
– Всё равно лепота… – благодушно протянул Жуков. – А ещё есть?
– А ты не лопнешь, деточка? – хмыкнул Гюго.
– С языка снял… – хихикнул Роб.
Дюма не успел ничего ответить – в дверь позвонили, резко и требовательно, потом ещё и ещё раз.
– Кого ещё чёрт несёт… – Жуков поднялся, вытирая руки полотенцем. – Щас! Раззвонились, понимаешь, звонари…
В открытую дверь, оттесняя Жукова к стене, ввалилась Гамма.
– Драй где? – вместо приветствия громко выпалил Джек.
– Вы чего тут с нашим Драйзером делаете? – одновременно с ним осведомился Нап.
Бальзак ничего не сказал, только внимательно оглядел растерянно подымающегося из-за стола Драя.
– Я в порядке, – пробормотал Драй. – Вы чего?
– Они решили, что мы тебя тут к батарее приковали! – фыркнул Гамлет. – Наручниками!
– Ага, и красить её заставляем, – невозмутимо кивнул Макс.
Дон снова заржал, но умолк, взглянув на бесстрастное лицо Макса.
Есенин нерешительно приподнялся с табуретки, пропуская гостей в кухню.
– Ладно, проходите, раз уж припёрлись, – буркнул Жуков. – Стулья в комнате, сами берите. Только вот пицце кабздец почти пришёл.
– Ну почему же… – Дюма жестом Дэвида Копперфилда извлёк из плиты второй противень под радостный шум.
– Стоп! – гаркнул вдруг Гюго, вскинув руку к свежепобеленному потолку. – Никаких им пицц, пока в эксперименте не поучаствуют!
– Вот именно – чтоб по справедливости, – подтвердил Роб.

– Да я уже записал всё, что надо… – Драйзер покосился на пристраивающегося рядом с ним на табуретку Джека.
– А я хочу! – возвестил тот и укоризненно добавил, подталкивая Драя плечом: – Ты почему нас даже не попросил? Эх, ты!
– Вот именно, и не позвал на пиццу! Подвинься-ка! – Наполеон втиснул свой стул рядом со стулом Гюго. – Баль, не шкерься по углам, иди сюда!
– Я не голодный, – вяло отмахнулся тот.
– Иди-иди, кому сказал! И-ди, – Нап дёрнул Баля за локоть.
Пожав плечами, тот неохотно присел на краешек стула.
– Итак! – Гюго явно чувствовал себя заправским психологом. – Тот, кто получает кусок пиццы, получает антикомплименты от всех желающих. Можно по кругу. Пр-рошу! Драй, где твой блокнот?
– Не нужно этого уже, – серьёзно сказал Драйзер. – Нет, правда, хватит.
– А я хочу! – упрямо повторил Джек, хватая с противня кусок побольше. – Горячий, чёрт… Ладно, говорите, пока стынет.
– Хм… – Гюго почесал в затылке. – С тобой весело, ты шебутной, но…
– Это недостаток? – перебил Джек.
– Я сказал «но», – поднял палец Гюго. – Ты не дослушиваешь, как обычно. Ты только себя и слушаешь. И успоряешь до последнего.
– Чего это я успоряю, ничего я не успоряю! – обиделся Джек.
Гам рассмеялся.
– Ну, люблю я спорить просто, – поправился Джек, поглядев на молчаливого Драя. – Подумаешь, мировая трагедия!
– Ты расчётливый, – вдруг тихо, но чётко проговорил Дюма. – У тебя всегда выгода на первом месте. И те, кто в жизни каких-нибудь успехов не добился, для тебя не люди, а так… мусор.
Джек озадаченно захлопал глазами, а потом вдруг возмущённо покраснел, но сказать ничего не успел – вмешался Роб:
– Это же у них квадровые ценности, основа основ! «Для меня так это ясно, как простая гамма», как сказал Пушкин.
– Не выпендриться не можешь, зубрилка? – процедил Наполеон, откладывая в сторону надкушенный кусок пиццы.
– Полегче, – бросил Гюго.
– Кто тут по части повыпендриваться, так это ты! – отрезал Роб.
– У, красотень, да они сейчас передерутся! Ангст, драма, десфик! – захохотал Гамлет.
Макс молча привстал, а Жуков деловито постучал по столу рукояткой ножа. Все примолкли.
– Так, братюни. Письками здесь не меряйтесь, всё равно наши круче. Только конструктив, ясно? Едем дальше…
– Видим мост, под мостом ворона мокнет… – шёпотом продолжил Дон, и Гюго ткнул его пальцем в бок.
– Ты мне ни разу не сказал пин-код от своей карточки, даже когда в больнице лежал и сам снять деньги не мог, – проговорил вдруг Драйзер ровным голосом, но так, что все оторопели.
– Да пин-код – это ж святое! – Гамлет, слегка опомнившись, демонстративно схватился за голову. – Как можно! Это ж сугубо конфиденциально! Это ж интимней, чем результаты теста на беременность! Это…
Тут Макс аккуратно взял его за запястье, и Гамлет осёкся на полуслове.
– Ты… ты что, обиделся тогда, что ли? – пробормотал Джек осипшим голосом, глядя Драйзеру в глаза. Тот молчал. – Да ёлки, да я… – Джек вскочил и торопливо полез в карман. – Вот, вот она, эта долбаная карта! И попробуй только не взять! Когда домой пойдём, я тебе на банкомате пин этот чёртов скажу! – Он затолкал карточку Драю в карман рубашки, едва его не оторвав, сел и отвернулся.
– Шекспир нервно курит под лестницей, – подытожил Гамлет. – Джекуля, ну зачем себя так ломать-то? Карточками бросаться…
– У меня ещё есть, – нехотя буркнул Джек, не поднимая головы.
Гюго захохотал первым.
– Нет, Джечище, я тебя всё-таки люблю! Нежно! – громогласно объявил Гамлет. – Чаю выпей! Есь, налей ему чаю!
– Только не Есь, – хмуро отозвался Драйзер, – он ему в прошлый раз, когда у нас сидели, полчайника заварки на колени вылил. Дай, я сам.
Несколько минут все сосредоточенно разливали чай, выясняли, сколько кому сахара, и звякали ложками в стаканах.
Потом Наполеон отставил стакан в сторону и приосанился:
– Ну что? Жевать мы сюда пришли или говорить? Вот он я, налетайте!
– Налетай, подешевело, – ввернул Дон.
– Да с тобой-то всё ясно… как простая гамма, – хмыкнул Гюго, поглядев на насупившегося Роба. – Тебя слишком много. Ты всё пространство вокруг себя оккупируешь, как… чёрная дыра какая-то.
– Выше тебя только яйца, круче только звёзды, или наоборот! – подхватил Дон.
– Почти польстили, молодцы, – усмехнулся Нап, потирая шею. – Чего-то маловато. И заумных цитат не слышу!
– Я и без цитат скажу, – отчеканил Роб. – Все окружающие – только публика для тебя, любимого, и тебе глубоко насрать на их количество и качество.
– Не все, – Нап поднял глаза, продолжая усмехаться. – В общем, ты прав, умник, но… не все. И ради этих не-всех… я порву всех. Вот так-то.
– Почему я не удивлён? – риторически вопросил Гамлет, разводя руками. – Нас только рвать не надо, мы хорошие.
– Глубокой ночью, зубами к стенке… – прокомментировал Дон.
– Ночью мы особенно хороши! – подмигнул ему Гамлет. – Поверь на слово, детка! Ну что, кому ещё пиццы… и момента истины?
– Остались неохваченными только те, которые не все, – Гюго хмуро покосился на Бальзака, который поёрзал на своей половине стула.
– Я не люблю пиццу, – холодно отозвался тот.
– И это твой первый недостаток, малыш! – захохотал Дон.
– Можете не стараться, не засорять ноосферу, я и без вас знаю, кто я, – Баль пожал плечами. – Унылое говно. Я и не отрицаю.
– Ух, как же это меня бесит! – заорал вдруг Гюго, вскакивая и шлёпая по столу ладонью так, что все подпрыгнули.
– То, что я унылое говно? – лениво уточнил Бальзак, поднимая на Гюго глаза и усмехаясь углом рта.
– То, что ты называешь себя унылым говном! – ещё громче проорал Гюго. – Ты не говно, ты человек, понял?! Ну а насчёт унылости… – он опустился на табуретку, разом остыв, и только махнул рукой.
– Унылая, пора! – продекламировал Гамлет. – Или нет, вот, из Михаила нашего Юрьевича: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг… – он сделал драматическую паузу, приставив ладонь козырьком к глазам, – такая пустая и глупая шутка!».
– Ключевое слово – шутка, – выпалил Гюго, залпом допивая свой остывший чай. – А не средоточие, блин, мировой скорби!
– Главное, чтоб не мировой революции, – серьёзно кивнул Драйзер, поднимаясь с места. – Ладно, ребята, извините, если что не так, а нам и в самом деле уже пора.
– Пора к Дельте! – брякнул вдруг Дон, и все на него оглянулись. – Ну… я в том смысле, что Дельта у нас осталась неохваченной… психиатрическим обслуживанием…
– О не-ет! – застонал Драйзер отчаянно.
– В жопу Дельту! – прорычал Жуков.
– Анальная фиксация! – радостно заорал Дон и ловко увернулся от запущенной в него Жуковым посудной мочалки. – А чего, Дельта – классные мужики! Пошли, а? Прям щас!
– Поздно уже, – отрезал Драйзер, направляясь к дверям и таща за собой Джека. – В другой раз. Завтра, например.
…Запирая за гостями дверь и слушая их галдёж на лестнице, Жуков покачал головой:
– Они что, реально к Дельте собираются?
– Ну да, на завтра ж договорились, – Гамлет ловко отломил корочку от оставшейся на противне пиццы. – А что, прикольно же мы сегодня оттопырились? Пошли, Жук!
– Да там же Дост, он же насмерть занудит! – буркнул Жуков почти жалобно.
Макс успокаивающе похлопал его по плечу:
– Не насмерть. Хуже Гексли ничего быть не может, поверь.
– Я б тоже сходил, – вздохнул Есенин. – Интересно, правда. Хоть там и Штир. – Он поёжился.
– Котики! – покачал головой Гамлет. – О ком вы толкуете?! Штир, Дост… Это же цветочки! Там Га-бен!
И Бета примолкла.

@темы: Альфа, Гамма, Бета

---

РАЗДРАЙ АЛЬФЫ + РАЗДРАЙ БЕТЫ

[sillvercat]

Название: РазДрай Альфы + РазДрай Беты
Автор:  sillvercat
Жанр: Юмор
Размер: мини
ТИМы: Драйзер I Альфа I Бета
Состояние: закончен
От автора: По заявке на 13 тур социофеста: "T13-35. Драйзер| Альфа-квадра. Драй сагитировал всех играть в психологическую игру с разбором недостатков друг-друга. Что получилось. Можно H!".
Когда это написалось, то из написанного органически вытек приход Альфы во главе с Драем в гости к Бете...



– Это негигиенично, – заявил Роб, пугливо косясь на яблоко, зажатое в руке Драйзера.
– Это невкусно, – поддержал его Дюма. – Антоновка, что ли? Даже на вид кислое.
– Это некрасиво – говорить своим друзьям про их недостатки, – Гюго поправил очки. – Они могут обидеться. – Он краем глаза покосился на Роба.
– Это неуматно, – безапелляционно воскликнул Дон. – Позавчерашний день в тренингах. Подумаешь, яблоком кидаться! Давайте лучше…
Драй внушительно постучал пресловутым яблоком по спинке стула, на котором сидел:
– Откусывать от яблока не надо. Просто бросать друг другу. Я мог бы принести мяч, но это будет выглядеть, как в детском садике. Яблоко... м-м-м…. это образней. Я не понимаю, вы что, боитесь, что ли? Надо учиться спокойно воспринимать критику.
– Напа здесь нет, так что «на слабо» не сработает, – съязвил Роб. – Зачем тебе это нужно вообще?
– У меня курсовик по социальной психологии горит, и нужна практическая часть, – терпеливо пояснил Драй. – Двадцать минут – я всё запишу и уйду.
– А чего б тебе до своей Гаммы не докопаться, а? – Сварливость Роба сегодня была на несколько градусов повыше обычной. – Или они тебя уже послали на ху… тор бабочек ловить?
– Никто меня никуда не посылал, – Драйзер слегка повысил голос. – С чего ты взял?
– Ты просто боишься с ними поссориться! – вдруг радостно сообразил Гюго.
– Тебе слабо! – подхватил Дон.
– Я не боюсь, – чётко выговорил Драй. – Просто вы… ну…
– Мы как солдат, который ребёнка не обидит, – махнул рукой Гюго. – Ладно, ребят, давайте ему поможем, ему ж и правда курсовик сдавать. Давай сюда своё яблоко, змей-искуситель, считай, что я его поймал. Валяйте, раздраконьте меня и в хвост, и в гриву!

– Гриву тебе давно пора подстричь, – внимательно оглядев приятеля, заметил Дюма.
– И лишний жирок сбросить, – ехидно сообщил Дон. – Я тебе всегда говорил, что надо вести активный образ жизни! Верховая езда или этот… как его там… джоггинг!
– Отстаньте от него, – буркнул Роб. – Не надо ему никакого джоггинга!
Драй снова постучал по спинке стула, на сей раз карандашом.
– Что за ерунду вы городите? У меня курсовик не по физкультуре! Ближе к делу.
– Эм… – Дон закатил глаза. – Гюг, ты легкомысленный, всё б тебе веселиться, как бабочке. Крылышками бяк-бяк-бяк-бяк… И логика у тебя в жопе. Очень глубокой.
– У меня?! – возмутился Гюго.
– Конечно, у тебя! Хочешь простейшую логическую задачу? Если облить уузку водой, она испортится сразу же. Вопрос…
– Кого облить? – оторопел Гюго.
– Дон!!! – гаркнул Драйзер. – Ты издеваешься?!
– У тебя, кстати, тоже логика в жопе, – хмыкнул Дон.
– Прекрати разводить тут эту анальную фиксацию и говори по существу! – загремел Драйзер. – Или дай другим сказать! Роб?
Роб почесал щёку:
– А можно, я его пропущу?
– Нельзя!
– Скажи, что он ангел без недостатков, делов-то, – посоветовал Дон.
Роб заморгал и потупился:
– Ну, я так не могу… и потом, людей без недостатков ведь не бывает. В общем… в общем…
– Ну-ну? – подбодрил его Гюго. – Зая, ты говори, я не обижусь.
– Зая! – фыркнул Дон.
– Ты храпишь! – отчаянно выпалил Роб, покраснев до корней волос. – Поёшь в душе! И… и… кидаешь мне в аську пошлые анекдоты!
– О! А мне почему не кидаешь? – обиделся Дон.
– Я что, так громко пою? – смущённо спросил Гюго, снова поправляя очки.
– Нет… – виновато промямлил Роб, опуская голову. – Но очень фальшиво.
– О Боже, – пробормотал Драйзер, старательно записывая что-то в блокнот. – Плакал мой курсовик… Гюго, давай уже, кидай яблоко кому-нибудь.
– Оп! – Дон ловко поймал яблоко. – Отличненько! Сыпьте!
– От тебя никогда не знаешь, чего ждать, – решительно сказал Гюго. – Нет, знаешь, чего, – безобразий всяких, – но не знаешь, когда.
– И ты скинул на бабулек у подъезда презервативы с водой, – выпалил Роб, опять покраснев.
– Когда это? – оторопело заморгал Дюма.
– Позавчера, – вздохнул Роб.
– Ах, вот почему они так резко закончились… – зловеще протянул Дюма.
– Бабульки? – невинно поинтересовался Гюго.
– Не смешно! – в один голос сказали Дюма и Драйзер.
– Я высчитывал радиус поражения в зависимости от литража гандона, – Дон почесал в затылке. – И вообще, Марь Иванна и Лиль Пална достали конкретно. То я им мусор не так выбрасываю, то шавка ихняя на меня рычит…
– Ещё б она не рычала – ты ж над нею опыты в восьмом классе проводил, по Павлову, – вскинул брови Роб.
– Надо же мне было выяснить… – запальчиво начал Дон.
– Дон… – тихо, но выразительно произнёс Драйзер. – Хочешь оказаться на её месте?
– Нет! – Дон мотнул головой и торопливо швырнул яблоко Робу, у которого оно тут же вывалилось из рук и брякнулось на пол.
– У-у, косолапенький ты мой… – нежно сказал Гюго.
– Один недостаток есть! – заржал Дон.
– И нудный он какой! – с гордостью провозгласил Гюго. – Таких поискать!
– Драй видал и понуднее! – снова заржал Дон.
– О да-а! – прыснул и Гюго.
Драй глубоко вздохнул и снова застрочил что-то в блокноте.
– Ещё? – строго вопросил он, подымая взгляд.
– Он очень робкий… да, Роб, это тавтология! Даже в глаз дать не может! – возвестил Дон.
– Я зато могу, – проворчал Гюго.
– Ты очень худенький, – с жалостью оглядев Роба, дополнил Дюма. – И мнительный, поэтому плохо кушаешь. Так и до булимии недалеко.
– Эй, почему это ко мне столько претензий, больше, чем ко всем?! – возмутился Роб.
– Вот именно! Вам не угодишь, – Гюго саркастически развёл рукам, – я толстый, он худой…
– Перемешать вас двоих, и получится полноценная личность! – ввернул Дон.
– Сам вон с Дюмычем смешивайся, экспериментатор хренов! – отрезал Гюго. – Во! Кстати, о Дюмыче. Его очередь!
Дюма поймал яблоко, повертел его в руках и вздохнул.
– Ты слишком много думаешь о материальном, – назидательно сказал Роб. – Ну… то есть о физическом… ой! Я не хотел сказать...
– Но сказал! – Дон опять заржал. – И ты глубоко прав, старик! Если б ты только знал… ап! Дюм, я всё, я уже заткнулся…
– Попробовал бы ты… – пробурчал Дюма.
– Да неужто… – пробормотал Драй, снова строча что-то в блокноте. Наконец он захлопнул блокнот и выпрямился. – Ну что, ребята, толку от вас, прямо скажем, было не так уж много, но вы старались, и кое-какие выводы я всё равно сделал, так что большое вам спасибо за помощь, и я по… Эй, вы чего это?
– Присядь-ка, – нежно сказал Дюма
– Отдохни, красавчик, – Гюго ласково усадил оторопевшего Драя обратно на стул.
– Яблочко скушай, – Дон заботливо пихнул Драю в рот яблоко, от которого тот с негодованием отплевался.
– Теперь ты слушаешь, а мы говорим, – закончил Роб.
– Ребята… – Драй переводил взгляд с одного на другого.
– Ты считаешь, что имеешь право судить других, да кто ты такой вообще? – подбоченился Дюма.
– Ага, и всегда бывает два мнения – твоё и неправильное! – ухмыльнулся Дон. – А потом ещё удивляешься, чего это от тебя все шарахаются!
– И ты и вправду нелогичный, – пожал плечами Роб.
– Ты мрачный какой-то всё время, – с укоризной сказал Гюго. – Никогда не посмеёшься, не пошутишь…
– Я не мрачный! – вспыхнув, Драй приподнялся со стула.
– Ты сам сказал, что надо учиться спокойно воспринимать критику! – захохотал Дон, толкнув его обратно.
– Я не мрачный… я серьёзный, – пробормотал Драй, опуская взгляд. – Я, правда, стараюсь, но у меня не получается. Вот, на психологический пошёл, думал, что…
– Эй, – тихо сказал Гюго, присаживаясь перед ним на корточки и заглядывая в глаза. – Общительность вырабатывается практическим путём, а не теоретическим. Роб тоже раньше, знаешь, какой нелюдимый был, у-у… Короче, пошли с нами, погуляем.
– Да мне некогда, – вяло возразил Драй.
– Пошли, пошли, мы тебе для твоей курсовой, знаешь, сколько материалу накидаем, только успевай записывать! Точно, мужики? – Гюго убедительно постучал себя ладонью в грудь. – Я лично накидаю, ёлки! И потом вот ещё что…
– Что? – заморгал Драй слегка растерянно.
– Где там твоё дурацкое яблоко? – Гюго огляделся. – Дон!
Дон аппетитно хрустел остатками злосчастного фрукта.
Гюго махнул рукой:
– Ладно, щас других наберём и пойдём Бете за недостатки заяснять!
– Че-го-о? – простонал Роб.
– А чего? – Гюго вызывающе подбоченился. – В научных целях! Я давно хотел Жукову сказать всё, что я о нём думаю!

А Бета делала ремонт.
Точнее, ремонт делали: Жуков, который, взгромоздившись на стремянку, заканчивал белить в комнате потолок, и Макс, который укладывал на кухне линолеум. Есенин в это время сидел под стремянкой Жукова, прикрыв кудри треуголкой, сделанной из газеты, и увлечённо читал какую-то книжку, время от времени рассеянно подымаясь, когда Жукову требовалось передвинуть стремянку. Гам между тем, устроившись с ноутом на рулоне линолеума, с упоением троллил кого-то где-то в Сети, комментируя процесс вслух.
Остановившись в дверях, Альфа какое-то время созерцала эту идиллию. Наконец Драйзер проронил, почти не разжимая губ:
– Сейчас говорю я, а вы пока, пожалуйста, не встревайте.
– Чего это? – взъерепенился было Дон, но ему немедленно наступили на ноги: Роб – на правую ногу, Дюма – на левую.
– Пожалуйста, – с нажимом повторил Драйзер, глядя на Гюго. Тот воздел глаза к небеленому ещё потолку коридора, но, как ни странно, смолчал.
– Привет, – спокойно и громко сказал Драйзер, выступая вперёд.
Жуков оглянулся и нахмурился:
– Кто дверь не запер? Привет.
– Я, наверно, – виновато сознался Есенин, снимая свою треуголку и ероша уже заляпанные извёсткой кудри. – Почту ходил проверять.
– В почтовом ящике почту проверяет, зацените, пиплы, – хмыкнул Гамлет, отрываясь от ноута. – Как моя бабуля!
– Мы открытками обмениваемся, бумажными, настоящими, – немного обиженно пояснил Есенин. – Регимся на сайте и…
Жуков, легко спрыгнув вниз, нахлобучил ему на голову треуголку и с прищуром оглядел гостей:
– Чего припёрлись?
– О, смотри, да у них яблочки, – обрадовался Гам, вскакивая с рулона. – Люблю! Макс, яблочки любишь?
– Котиков, сука, любишь? – совершенно некстати припомнил Дон некогда популярный манульский демотиватор, – к счастью, шёпотом, – но тут же громко взвыл: – Драй! Больно же!
Макс медленно выпрямился во весь свой немалый рост с ножом для резки линолеума в руке и с расстановкой сказал:
– Яблоки-то? Люблю.
– Это не просто яблоки, – поспешно затараторил Гюго. – Драй тут психологический эксперимент проводит, в научных целях…
Драй поморщился:
– Для курсовика по социальной психологии. Мне нужна практическая часть. Поможете?
– А яблоки – это типа подкуп? – Жуков взял у Драйзера сумку с фруктами, выбрал самый большой, вытер об майку, сунул в руки Есенину, а от другого откусил сразу половину.
Теперь поморщился Макс.
– У-у, а мне-е? – протянул Гам, и Жуков пихнул ему всю сумку.
– Яблоки участвуют в эксперименте. В некотором роде, – спокойно пояснил Драйзер. – Тому, кому досталось яблоко, все остальные рассказывают о его недостатках. Честно и нелицеприятно.
Гамлет застыл с яблоком в руке, как статуя в городском парке.
– Чего тормозите? – не выдержал Дон. – Зассали, что ли? Мы вон и то…
Макс снова поморщился.
Жуков, нехорошо ухмыльнувшись, ловко зашвырнул яблочный огрызок в мешок со строительным мусором и обернулся к недоумённо моргавшему Есю:
– Давай, кидай мне. Танки грязи не боятся… Только вот что… – он опять повернулся к Альфе. – За ваши недостатки мы не трындим.
– У нас недостатков нет, – немедленно отозвался Гюго.
– Да вы один сплошной недостаток и недоразумение, – оскалился Жуков, не обращая ни малейшего внимания на негодующий вопль Дона: – Ну, я слушаю.
Драйзер, тяжело вздохнув, вытащил свой заветный блокнот, карандаш и привалился плечом к косяку.
– Тебе наплевать на то, что другие люди думают и чувствуют! – сердито выпалил Гюго, нахмурившись. – Если только…
– Вот ещё! – возмутился Есенин, а Гамлет ехидно фыркнул сквозь яблоко.
–… Если только это не твои друзья, – договорил Гюго, внимательно глядя на Жукова. – А их у тебя немного, потому что тебя все боятся.
– Я не Дост, чтоб всех любить, – отрезал тот. – Ну а если боятся…
– Значит, уважают. Не надо благодарить, ваш Кэп, – пробормотал Роб себе под нос.
– В общем, это не недостаток, а достоинство, – невозмутимо подытожил Жуков. – Следующий?
– Тебе нравится плющить людей, – вдруг сказал Роб очень решительно. – И вот это – недостаток!
– Никого он не плющит, – вспыхнул опять Есенин, крепко прижимая к груди свою книжку и переводя сердитый взгляд с решительного Роба на посуровевшего Гюго.
– Если и плющу, то за дело, – проворчал Жуков. – Ещё!
– Скучный ты, – вдруг бросил Дон, и тут Жуков даже подскочил:
– Скучный?! Я?! А в ухо?
– Вот видишь? – Дон театрально развёл руками. – У тебя одна реакция – в ухо.
– Почему? – сощурился Жуков. – Ещё в глаз.
– Допросишься, он тебе дыбу организует… – вмешался Драйзер, отрываясь от своего блокнота, и Гам откровенно захохотал. – А вы чего молчите, уважаемые бетанцы? Есенин?
Тот тряхнул своими заляпанными кудрями:
– Если у него и есть какие-то недостатки, я ему о них наедине скажу.
– Ну, не при Альфе точно, – подал голос Гамлет.
Макс согласно кивнул.
– Нам, может, выйти? – кротко осведомился Дюма.
– Эксперимент трещит по швам… – устало констатировал Драйзер.
– Ни фига-а, – Гамлет снова весело вскочил с рулона. – В кои веки хочу узнать, что обо мне Альфа думает! Гони фруктозу, Жучище! – Он нетерпеливо пощёлкал пальцами. – Хоп! Внемлю, вещайте! Только не опускайтесь до тривиальщины, я вас умоляю!
Он гордо выпрямился и скрестил руки на груди.
– Типа не заявлять, что ты истеричка с перманентным ПМС? – ехидно поинтересовался Дон, извлекая новое яблоко из сумки. – О, пардон, ведёшь себя как истеричка с перманентным ПМС!
– Это маска, – скорбно вымолвил Гам, – мас-ка! Как у Джима Керри в одноименном фильме. С её помощью я уделываю весь этот долбанный мир!
– Да уж… – пробормотал Гюго, – уделываешь ты знатно…
– Вы так забавно психуете, нервные вы мои! – хихикнул Гам. – А всего только и требуется, что немного мелодекламации. – Он картинно заломил руки. – Бросьте жертву в пасть Ваала, киньте мученицу львам! Отомстит Всевышний вам…
Роб болезненно скривился и заткнул уши.
– Ну вот, как всегда, я не понят этим равнодушным и жестоким… каким там ещё? А, неважно… миром! – Гамлет томно закатил глаза, потом прыснул и откусил от яблока. – Максик, я его тебе как будто бросил!
– Я как будто поймал, – кивнул Макс степенно. – Вперёд, орлы.
Альфа переглянулась.
– А чего тут говорить? – развёл руками Гюго. – Ты – сложный биоробот.
– Положивший на все законы робототехники! – заржал Дон.
– Он сам – закон, – серьёзно сказал вдруг Гам, и Максим мимолётно улыбнулся.
Все уставились на него, разинув рты.
– Не знаю, Драй, как насчёт твоего курсовика, – задумчиво произнёс наконец Гюго, – но всю эту байду стоило затеять только ради того, чтобы наконец увидеть, как Макс улыбается!
– Радуга проснулась, и пони её захавали! – фыркнул Дон.
– Ну если все довольны… – нерешительно сказал Есенин, рефлекторно оглядываясь на Жукова, – может, мы тогда уже закончим, а?
– Фигушки! – злорадно перебил его Дон. – Привилегированных у нас нет! Бери яблочко, няшный ты наш, и получай, что заслужил!
– Поаккуратнее, – хмуро добавил Жуков. – Мне пох, чего вы там на меня гнали, но сейчас вы сильно рискуете, братюни.
– Ой, напугал ежа голым задом! – ухмыльнулся Дон, кидая испуганно заморгавшему Есю яблоко, которое тот тут же уронил. – Где-то я такого криворукого уже сегодня видел.. . – Дон весело оглянулся на покрасневшего Роба.
– Допустим, мы криворукие! – внезапно выпалил Роб. – И что? У интуитов-интровертов просто другие функции и другое предназначение!
Жуков поднял брови и хлопнул его по спине так, что тот пошатнулся:
– Истину глаголешь, отрок!
Есенин моргнул, видимо, слегка приободрившись, и уставился на яблоко в своих руках.
Гюго взъерошил и без того лохматую шевелюру:
– Ты милый.
– С-спасибо, – зарделся Есь.
– Но слишком привык кататься на танке, – твёрдо продолжил Гюго. – Нет, я серьёзно, ребят, вы не смейтесь. Я вот иногда прямо боюсь и подумать, как без меня... – Он посмотрел на Роба и глубоко вздохнул. – Ладно, проехали.
– Не вкурю, про что ты толкуешь, – проворчал Жуков, кладя руку на плечо Есю, – но я буду ему танком ещё лет сто. Не меньше. Не ссы, Есь.
Есенин молча кивнул, на мгновение взглянув ему в лицо, и снова опустил глаза.
– Дык вот и я жеж… – снова вздохнул Гюго.
– Не переживайте за своих котяток, – безапелляционно заявил Гам, выуживая из сумки последнее яблоко. – Это только при вас они такие трепетные няшки! Дай вам Бог здоровья, и пусть себе дальше трепещут.
– Так, – Макс поглядел на Драя. – Всё выяснили? Ремонт-то стоит.
– Порядок, – резюмировал Драй, захлопывая блокнот. – Спасибо, мужики. И вот что… помочь, может, чем? Плинтуса уложить, например…
– Белю, – торжественно объявил Гюго, скидывая куртку. – Потолок вот могу, а то… доставляет.
– Сговняешь – ведро на голову надену, – прищурившись, предупредил Жуков. – Вот кисть, вот извёстка, вот стремянка.
– Сам не сговняй, – беззлобно огрызнулся Гюго. – Я в деревне у дедушки коровник белил!
Гамлет закатил глаза и сделал вид, что падает в обморок, но был аккуратно подхвачен Максом.
– А я креативно обои клею! – похвастался Дон. – Насмерть – не отдерёшь!
Макс поднял брови и покосился на Жукова:
– Так. Трое пристроены. С остальными что будем делать?
Роб осторожно протиснулся поближе к Гюго.
– Пусть Роб с Есем за продуктами сходят, – тихонько предложил Дюма, вертя в руках опустевшую сумку из-под яблок. – Я ужин приготовлю, пока вы белите и клеите. Котлеты или там пиццу, например. Или плов!
– Пиццу, – подумав, распорядился Макс. – Мука в шкафу над плитой, яйца в холодильнике. Купите ветчины, сыру и помидоров. И майонеза. И… Гам, сходи-ка с ними. Вот карточка. С деньгами поаккуратней, проверю.
– Ва-ау! – обрадовался Гам. – Хочу мороженого!
– Только я без музона работать не могу, – предупредил Гюго, деловито вытаскивая из мобильника карту памяти.
– Сердючку не надо!!! – хором возопили Роб и Дюма.
– Тогда «Рамштайн»? – с надеждой осведомился Гюго.
– Годно, – подумав, кивнул Жуков.
Через минуту в квартире во всю мощь громыхал «Du Hast». Со своей стремянки Гюго поглядел на Жукова, сосредоточенно разводившего в ведре новую порцию извёстки, на Драйзера, подгонявшего плинтус в углу, на Макса, заканчивавшего срезать кромку с куска линолеума, и на Дюма, замешивавшего тесто на кухонном подоконнике. Роб, Гам и Есь неспешно собирались в поход, толкаясь возле ноутбука Гама со своим мобильниками – наверное, музыку перекачивали. Они махали руками и строили страшные рожи – «Du Hast» заглушал всё.
Гюго довольно ухмыльнулся и взялся за кисть.
День удался.

@темы: Альфа, Драйзер, Бета

---

Случается

[doa.]

Название: Случается
Автор: Dit of Moon
Бета: Genkaku Master
Фендом: соционика
Пейринг: Габ/Гек, Жук/Есь
Жанр: слэш, ER
Рейтинг: детский
Размер: мини
Краткое содержание: про внезапные происшествия
Статус: закончено
От автора: По соц. никогда не писала, это первая проба.


Гексли не сиделось. Вернее, ему сиделось по пять минут: то на кресле, то на диване, то на табуретке в кухне, сейчас вот пошёл в ванную, умыться, но забыл об этом и благополучно устроился пятой точкой на стиральной машинке.
Уже час ночи, а Габена всё нет. И обещал ведь вернуться к десяти.
Телефон недоступен, но Гексли всё равно не выпускает мобильный из рук, каждые пять минут набирая наизусть заученный номер. Повтор. "Абонент временно недоступен"
Рука бессильно опускается, но пальцы продолжают сжимать телефон.
Гексли, конечно, мастер себе накручивать. Вот сейчас сидит и переживает, хотя, скорее всего, Габ просто задержался на работе, он это любит, только раньше всегда предупреждал, а сегодня может, забыл. И телефон просто разрядился. Или ещё что-нибудь. А он тут сидит и уже собирается, чуть ли не в морг звонить.
Когда стрелка на часах подходит к двум, раздаётся звонок мобильного. В тишине квартиры он внезапный, поэтому Гек дёргается от неожиданности.
Жуков.
- Мы в больнице, – сразу, без приветствия, – третья городская, приезжай, я встречу.
- Что… что случилось?
- В аварию они попали, придурки бестолковые.
Дальше Гексли не слушает, на ходу обувается, и как был, без куртки, вылетает на улицу, садится в первое попавшееся такси, и всю дорогу до больницы его трясёт.
Жуков, как и обещал, встретил его на крыльце.
- Да ты не переживай так, – с ходу начал Маршал, – всё с ними нормально, машина только всмятку. Габен твой водить умеет хоть нормально, а то запетляли они так, что если бы не опыт его, то не здесь бы были, а в морге. Да и нехрен зимой по ночам в метель ездить.
- С ними? – дрожащим голосом спрашивает Гек.
- Ага. Они с Есениным ехали. На работе, что б их, засиделись. Есь утром говорил, что проект у них какой-то важный.
- А…где они?
Жуков как-то странно глянул на Советчика, снял с себя куртку и накинул её на Гексли.
- Чего голый-то выскочил? Ничего страшного не случилось. Ладно, пошли, а то помрёшь тут от неизвестности.
В больнице даже ночью людей много. Кто-то стоит возле регистрации, кто-то говорит по телефону, кто-то просто бродит туда-сюда...
Гексли кидается к дуалу, который сидит возле стены на жутком железном стуле, прижимая к голове пакет со льдом. Габен даже не заметил его, а Гек буквально падает ему на колени, обнимает за шею, и тыкается в неё холодным носом.
Габ, для попавшего в аварию, выглядит неплохо: слегка помят, на лице и руках ссадины, а на голове здоровенная шишка. Лёгкое сотрясение, как сказал врач.
Пакет со льдом падает на пол, а Мастер обеими руками прижимает к себе дуала. Позвонить ему нужно было сразу, но телефон остался где-то на трассе, разломанный на несколько кусочков. Поэтому возможность звонка появилась вместе с Жуковым, который в больницу приехал не так давно. Ему позвонил Есенин, еле ворочая языком, и кое-как уговорив медсестру на разрешение звонка с больничного телефона. Ему досталось больше. Вот и сейчас, он до сих пор у врача, а Маршал на нервах.
- Прости, что заставил волноваться, – тихо говорит Габен. Гексли всхлипывает как-то надрывно, он не ревет, нет, просто это нервное или… что-нибудь ещё.
- Ты совсем дурак что ли? Попал в аварию, и сидишь тут, извиняешься за моё волнение!
- Не реви.
- Я не реву!
- Ревёшь.
- Ты мог погибнуть!
- Не говори глупости.
- Да как ты… совсем, что ли больной?! – На весь коридор возмущается Советчик, рукавом Жуковской куртки вытирает слёзы и улыбается.
Есенин выходит из кабинета при помощи врача, который буквально передаёт Лирика в руки Жукова. Сотрясение средней тяжести, сломанное ребро и несколько ушибов.В целом, тоже ничего страшного.
У Лирика кружится голова, поэтому он всем телом прижимается к дуалу, который усаживает его на такой же жуткий железный стул.
- Есь, ты как? – Спрашивает Гек. Есенин слабо улыбается.
- Жить буду, голова только кружится.
- Это тебя обезболивающим накачали уже, – недовольно говорит Жуков, – собирайтесь, домой я всех довезу.
Габен сам себе кивает и тут же хватается за голову. Гексли, замечая это, подхватывает с пола лёд и аккуратно прижимает его к голове дуала, за что получает благодарную улыбку.
В машине Есенин засыпает, когда они подъезжают к дому Габена. Гек с благодарностью возвращает Жукову куртку, они перекидываются ещё парой слов и прощаются. Жуков уезжает со своим спящим дуалом домой, а они идут по лестнице в квартиру.
Мастер идёт сам и его даже не шатает.
В квартире всё так же тихо и темно, когда они заходят, но уже через минуту везде горит свет и Гексли суетится вокруг Габена, не зная, как ему помочь, но очень этого желая.
- Гек, время полчетвёртого, прекрати суетиться, давай просто ляжем спать.
- Ты же не пойдёшь на работу завтра?
- Пойду.
- Габ!!!
- Ладно, не пойду.
Гексли доволен и идёт стелить постель. Точнее, он просто снимает с неё покрывало, скидывает с себя одежду и заваливается. Габен заходит через несколько минут, и, что удивительно, тоже так же скидывает с себя одежду, даже не складывая, ложится в постель. Они лежат в молчании несколько минут, но не спится. Обоим. И Мастер не выдерживает первым, он двигается вплотную к дуалу, обнимает его обеими руками, прижимая к себе и утыкается носом в макушку. Вот так уже лучше.
Гек улыбается сам себе, и под одеялом переплетает свои ноги с ногами любовника. А ноги у Габена холодные, так же как и руки, но Советчик доволен, его всё более чем устраивает.
- Всё хорошо – в тишине квартиры раздаётся голос Мастера.
- Я так испугался…
- Я знаю.
- Ты дурак.
- Есть немного.
- Надо же…
- Я постараюсь больше не быть дураком.
- Да ты всегда им был! А сегодня просто переплюнул сам себя.
И снова тишина. Уютная. Гек пару минут шебуршится в руках дуала, а затем засыпает. Габен же не может заснуть где-то час. Смотрит на любовника, слегка гладит его волосы, касается губами плеча, почти неощутимо, чтобы не разбудить.
Он думает, что такого больше повторять нельзя. И что он правда повёл себя как дурак. И мог бы за это сегодня поплатиться.
Знал же, что зимой нужно водить аккуратно, плюс темно, плюс метель... Дурак одним словом. И ведь из-за него могли пострадать многие! Первым конечно же был Есенин, которому итак досталось. Если бы что-то серьёзное случилось с Лириком, Жукову тоже было бы плохо. Что уж говорить о Гексли, который и так нанервничался сегодня почти до седых волос.
И спать, скорее всего, сегодня плохо будет.
Габен вздыхает, устраивается удобнее и старается заснуть. Да только мысли не желают покидать его голову. Он лежит так, кажется, несколько часов, но все же засыпает, когда ещё не начинает светать. Ему сниться снежная дорога, серое небо и Гексли, стоящий где-то вдалеке - его не видно толком, потому что сильная метель почти лишает зрения, но Габ почему-то знает и так, что там его дуал. И он идёт к нему. Твёрдым шагом.

конец

@темы: Габен, Гексли, Жуков, Бета, Есенин, Дельта, дуалы

---

ПОСЛЕДНИЙ РЫЦАРЬ

[sillvercat]

Автор:  sillvercat
Название: Последний рыцарь
Жанр: Романс
Рейтинг: R
Размер: мини
ТИМы: Жуков/Достоевский
Состояние: закончен
Саммари: Георгианская Англия конца XVIII века. В своё родовое поместье возвращается сэр Грей, герой войны в колониях и обнаруживает Софи, юную соседку, которая мало того, что красива, так ещё и абсолютно нема...
Предупреждение: гет, и, чёрт возьми, никакой матерщины и похабщины! Я прям в шоке, люди добрые...
От автора: Ну, собственно, фик слегка вымучен, как любой заказной фик, и это. по-моему, заметно. Как и неумелость стилизации. Тем не менее, здесь есть места, которые меня очень трогают. Автора чертовски сдерживал тот факт, что, как оговаривалось в заказе, Дост Жуку не даёт, поэтому это самый пуританский мой фик.

Если это не смущает, читать дальше

www.diary.ru/~sillvercat/p173427976.htm

@темы: Жуков, Достоевский

---

[Рикори]

Автор:  Рикори
Название: Названия нет, но написано на заявку в социо-фесте.
Жанр: слэш. Cлов 377, краткость - моя сестра ^^
Рейтинг: NC-17 если что, лучше перебдеть, чем недобдеть.
ТИМы: Нап/Джек

От автора. Там толком нет энцы в моём её понимании, но достаточно много эмоций и...жизненного реализма. И обсценная лексика.

О даааа

Ты без меня - как кола без баккарди (с)

Мистер Элиот очень любит себя. Ну просто чертовски, невероятно, буквально души в себе не чает.
Мистер Элиот очень много о себе думает. И очень быстро прогибается - во всех смыслах.
Мистер Элиот абсолютно не имеет терпения.

Куда же девается вся твоя самоуверенность, когда ты выгибаешься под мной? Когда сбивчиво шепчешь - а потом и кричишь - «пожалуйста, не надо?» Когда царапаешь своими полированными ногтями простыни или иную поверхность, куда тебе посчастливилось быть заваленным. Не можешь оттолкнуть меня, распластанный и беспомощный.

Я оставляю на тебе следы везде, где могу - специально. Ты так любишь себя, что каждый след на твоём почти совершенном теле - личная трагедия. Знак того, что кто-то способен - вполне легко, прошу заметить - подчинить тебя и взять. Грубо трахнуть. И тебе нравится такое обращение. Ты ненавидишь меня и одновременно хочешь. Умоляй меня.

Нравится стоять на коленях и отсасывать у меня, давясь? Нравится, когда я беру тебя за волосы, чтобы заглянуть в твои затянутые похотью глаза? Можешь не отвечать. Всё равно ведь соврёшь.

Тебе же нужен не я. Тебе нужна доза, без которой ломает. Меняешь понты на секс. Точнее, хорошие понты - о, тут я не спорю, хорошие понты - на хороший секс. И тут я не спорю тоже, глупо спорить с очевидным. Как там - мне не надо много, мне вполне хватит самого лучшего? О, это про нас с тобой, Элиот. Я тоже не трахаюсь с кем попало, я люблю выбирать подходящую...жертву. Ты жертва, Элиот. Я отдеру тебя в своё величайшее удовольствие. Смотри, не получи передоз, детка.

Но наглость твоя, конечно, неслыханна.
Когда мы встретимся снова, ты будешь так же нарываться и сиять. Хамить, льстить, крутить в пальцах ручку и блестяще выпутываться оттуда, куда ты столь же блестяще вляпался. Медленно пить «Куба Либре», и чем больше их будет, тем более блядским будет твоё поведение. И ты намеренно не будешь обращать на меня внимания.

Будешь искать достойных соперников и втаптывать в грязь блестящими ботинками недостойных. Сейчас я польщу тебе невероятно - знаешь, без тебя мне было бы чертовски скучно. Если бы наши понты могли светиться, у нас бы были белые ночи. Мы рождены зажигать.

Не потеряйте мою визитку, мистер Элиот. Я уверен - она Вам ещё пригодится.

@музыка: Pimp Schwab - S-class

@настроение: предвкушение

@темы: Гамма, Наполеон, Джек

---

Наши друзья~

[соционический_графоман.ру]

запись создана: 31.08.2011 в 22:07

@темы: АДМИНИСТРАТОРСКОЕ, наши друзья~, реклама

---

[D-r Zlo]

Автор: D-r Zlo
Название: у каждого из драбблов своё
Жанр: джен, гет, фамслеш, романс, флафф,
Рейтинг: G
Размер: драбблы
ТИМы: Бальзак|Драйзер, Жуков|Достоевский, Джек/Драйзер, Жуков/Есенин, Робеспьер
Состояние: закончен
От автора: серия драбблов, написанных на Хот; один-единственный - на соционик-фест.

"Нет повести печальнее на свете"

"Нет повести печальнее на свете"
«Нет повести печальнее на свете…» — читает вслух и смакует фразу.
Он не любит Шекспира – вообще английскую драматургию в целом, но фраза звучит потрясающе сочно.
— Нет. Повести. Печальнее. На свете...— ещё раз, что распробовать фразу на вкус: она – как тягучий мед, ни разу не вкусная (он вообще сладкое ненавидит), но бесконечно символичная.
Хотя, если вдуматься, такой же бред написан. «Нет повести печальнее на свете»? Да ткни пальцем в любого человека, он тебе воз и маленькую тележку таких историй притаранит – про то, как двое подростков «полюбили» друг друга «навек» только ради того, чтобы пойти против воли родителей. Вечная любовь? Ха, желание противоречить.
Хотя вот Тибальт ему понравился. Хороший образ. Хоть и плоский довольно…
Приходит в комнату отца; тот поднимает голову, и он вздрагивает: ему всякий раз становилось не по себе, когда отец смотрел на него.
— Дочитал, — утверждал, не спрашивал, отец.
— Да.
— Вижу, что не оценил.
— Да.
— Джека Лондона я переставил на полку над пианино.
И всё. Ни обсуждения прочитанного, ни какого-либо интереса к мнению сына вообще. Ему нестерпимо хотелось сейчас подойти к отцу, встряхнуть его за плечи и сквозь зубы бросить, что Шекспир в большинстве своих пьес – унылый морализатор; что нифига трагичного в его сюжетах, если разобраться, нет – ну, «Гамлет» с «Королем Лиром» ещё туда-сюда, а вот «Ромео и Джульетта» и «Отелло» — вообще полная чушь; спросить его, почему ему так нравится это унылое разжевывание прописных истин…
Но не крикнет ведь, гордый. Да и отец ничего на это не ответит. Так что какой смысл?...
— Хорошо.
Берёт книгу и уходит из комнаты.
Вся жизнь как одно большое доказательство – окружающим, самому себе, отцу, наконец, что достоин, что умен, что способен быть лучшим в социуме: отличник, староста, победитель исторической олимпиады, несмотря на внешнюю несимпатичность, умеет хорошо себя подать, планирует – да, походу, и поступит, — на бюджет в медицинский… Он ведь многое, многое может, даже если не хочет – достаточно сжать зубы слегка сильнее, да чуть больше усилий приложить для реализации своих планов.
А отцу словно и плевать. Как был в своём анабиозе, так в нём и остался. Лишь один раз, когда сын – ещё маленький – ему рассказывал про то, что «вот, я на Пушкинских Чтениях первое место взял!», меланхолично спросил: «Ну и кому это надо?».
Действительно, кому?...
Иногда он испытывал отчаянное бессилие и злобу, что не может сломать этот барьер между отцом и собой. Он отдавал себе отчёт, что – ну он же не исключительно к нему так относится, отец вообще словно выпал из этого мира и живёт в каком-то своём особенном ритме, не укладываясь в ритм окружающего мира. Его это очень бесило – почему нельзя идти в резонанс с миром и жить в нём, получая радость от своего пребывания тут? Что это вообще за человек такой, что его тут, на этой земле ещё держит, кроме собственного сына, к которому он даже радушия проявить не может?
Он не знал ответа на этот вопрос.

Но это была сущая ерунда по сравнению с завтрашней контрольной по микробиологии.

"Сестрёнка"

"Сестрёнка"
— Я убью его, если это он тебя огорчил!
— Да успокойся ты, это всё так…
— Что – так?
У неё – поджатые губы и злобный взгляд. Цепной цербер, а не девочка – уже почти девушка; такая, пожалуй, убьёт и не заметит. Впрочем, все её парни от этого тащатся…и есть, от чего.
— Что, скажешь, это не этот старый пердун унизил тебя перед всем классом?
— Ну да, он, но, пойми…
— Что? Что я должна понимать? Что моего брата оскорбили, а я это так оставлю?
Дурочка, да ты же ни черта не знаешь и не понимаешь, и, самое паршивое, что и понимать не хочешь. Это я не должен был забывать, с кем имею дело, когда в споре с ним случайно проехался на больную для него тему. Это я задел то, что ему было дорого, пусть и ненамеренно. Так что – я могу понять его реакцию, могу. Если бы кто мне сказал, что «Но у Вас же тоже были дети!», зная, что единственного своего ребёнка я похоронил чуть ли не на прошлой недели, я бы ещё и не так того припечатал. Так что…
— Джейн, послушай, всё нормально. Это была моя вина, что он так среагировал, это я задел то, что ему было дорого. Я завтра подойду к нему и поговорю, м?
— Да знаю я, как ты с ним поговоришь! Господи, да неужели ты такой слабак?!
Может быть. Может быть и слабак – действительно, не чета тебе. Девочка, ушедшая от отца ко мне с матерью в десять лет, сменившая энное количество школ, гордая, уверенная в себе, не позволяющая никому хоть как-то себя ущемить…полный отморозок, в общем. И я…а что я? Милый мальчик, «солнышко», отличник, особенно не высовывается, в общественной жизни себя никак не проявляет – просто есть. Выступаю гарантом общественного благополучия и спокойной обстановки в классе. Узнай кто, что мы с сестрой – родственники, пожалуй, никто бы и не поверил…
— Может быть, называй как хочешь. Но я не буду с ним выяснять отношения. И это не из-за того, что я его боюсь – не боюсь, как ты этого не понимаешь…
— Не понимаю.
Сказала – как отрезала. И я тебя не понимаю: как такая юная девочка – почти девушка – может быть такой злой?...
— Я его сделал несчастным своим замечанием. И я должен нести за это ответственность.
— Поэтому надо обсуждать твою личную жизнь, да?
— А что бы ты сделала, если бы тебе сказали…такое?
Внезапно замолчала. Будь постарше – ответила бы сразу и молниеносно, а пока я могу пользоваться тем, что она ещё пока очень впечатлительный подросток. Вот подрастёт, поднаберется опыта – вот тогда и будет гнуть свою линию до конца, а так она пока ещё склонна к рефлексиям и размышлениям о своей неправоте… Кажется, я никогда этого не пойму. Да и зачем?
— Я не знаю, — наконец-то скала она. – Но мне больно оттого, что он так…с тобой…
— Мне тоже больно. Но это правда пройдёт. Я уверен: мистер Харрис сам мучается от того, что он мне сказал. Ты же знаешь, что он обычно думает перед тем как говорить, а тут я сам его задел по больному. Это нормальная реакция.
— Ну…хорошо, допустим. Меня бесит то, что ты его оправдываешь, но ладно, предположим, что ты действительно знаешь лучше. Но только не говори мне, что ты оставишь это безнаказанным и ничего ему не скажешь.
— Не скажу, — не сразу выдал я. Глаза сестры посветлели.
— Вот и отлично. Я же не просто так всё это…
— Я знаю, Джейн. Я знаю.
— Но ты точно с ним всё это разъяснишь?
— Да говорю же!...
— Ну ладно.
Естественно, не поверила. Но почему-то не продолжила со мной разговаривать на эту тему, а отвернулась к компьютеру – вероятно, посчитала меня совсем безнадежным слабаком.
Наверное, это зря, что родители при разводе разделили нас таким образом: Джейн оставили с пьющим отцом, не способным вообще ни на какое самостоятельное действие (шутка ли – восьмилетней девочке пришлось вытаскивать его из петли в своё время! а уж сколько раз она его до дома тащила…), а меня – с любящей мамой, истинной интеллигенткой и прекрасной женщиной, которой, впрочем, всегда не хватало времени на воспитание сына, и он самообразовался и познавал мир один. Хотя, должен признать, мне очень повезло с репетиторами (образованные, умнейшие люди, ученые, интеллигенты, среди которых были даже поты и художники – бездарные, впрочем, но всё же) и окружением (славные дружные ребята, сливки школы – самые передовые, самые успешные и при этом дружелюбные и незлобивые: если какие тёрки и были, то крайне незначительные), поэтому я не могу сказать, что мне в чем-то не повезло – напротив. Так что…да чёрт его знает, что бы было, не разъедини нас судьба таким образом; как сложилось, так и есть, с этим уж ничего не сделаешь.
Я вновь посмотрел в сторону Джейн и слегка улыбнулся: она за день умоталась настолько, что заснула за клавиатурой. Поразительно. Еще и одиннадцати нет, а она раньше трёх из принципа не ложится…
Я осторожно поднял её (и как в таком маленьком и хрупком тельце может умещаться такая бешеная и своенравная натура? вот уж чего мне никогда не понять) и переложил её на свою кровать; не беда, на раскладушке посплю, не в первой. Конечно, утром начнётся опять скандал «что это за телячьи нежности?!», в ход пойдут показательная самодостаточность и нарочитая мальчиковость…
И за что только друг друга любим и терпим? Ума не приложу.
Вероятно, за что-то.

"Утро доброе"

"Утро доброе"
Раковина грязная, думает Киса, почти вгрызаясь в полотенце – одни зареванные красные глаза торчат, да волосы не расчёсанные пушатся. Помыть бы надо потом. К чёрту. Не сегодня.
Слишком хорошо для сна и слишком горько для правды. Если сложить, вместе получается вся несладкая, невесёлая Кисина жизнь – никогда у неё ничего не бывает нормально, хотя очень хочется. Да ж куда тебе, мымра, продолжает думать она, долго и прерывисто всхлипывая, и размазывая слёзы по раскрасневшемуся – чёртов организм! – лицу.
Глупая.
Глупаяглупаяглупаяглупая.
И ещё раз – глупая.
И страшная, особенно сейчас, с утра.
— Давай же, — бормочет она, — давай же, ну, исчезни, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Пожалуйста!
Но ни следы от поцелуев, ни запах другого человека в доме, ни сам другой человек, который сейчас довольно свернулся калачиком на диване, не исчезали. Хотя про человека она ещё пока не знает, может, и исчез… нет, она бы услышала. Дурацкая планировка квартиры – туалет и ванная находятся к выходу ближе, чем прихожая. А жаль, что не ушёл, так было бы даже проще. Что ему стоило проснуться до неё? Просыпается, а его и нет. Как будто сон приснился. И всё хорошо, как обычно, никаких изменений, ничего такого, что потом будет только больнее вспоминать.
Немного очухавшись, Киса посмотрела на себя в зеркало. Чучело. Расчесаться б надо… ааа, расчёску вчера утащил, а положить назад забыл, вечно всё ему надо напоминать! Ну хорошо массажка есть… И несимпатичный он совсем. Ну, симпатичный, то есть, но уж точно не красавчик, это факт. И накраситься бы надо… Метр семьдесят три чистого обаяния, на два сантиметра ниже её, кажется выше только из-за непослушных рыжих волос – впрочем, каким-то образом он всё же умеет укладываться, ведь на экзаменах и прочем он вполне пристойно выглядит, да. Так, с макияжем вроде всё, теперь бы надо отрепетировать речь. «Антон, давай ты уйдёшь сейчас, хорошо? Только не притворяйся, что любишь меня, мне от этого больней. Пожалуйста». Ну как-то так, да. Надо бы ещё добавить, что… ааа, всё в голове путается.
Наверное, всё же не следовало бы с ним говорить об этом, но что Киса знала идеально, так это то, что за всё хорошее когда-нибудь платить – особенно ей, страшной скучной зануде-моралистке. Ну, как она считает. И мама ещё – вот уж перед кем она должна быть идеальной. Да плевать уже, что выросло, то выросло, обратно не вернёшь. Что он в ней нашёл? Что?... Неужели то, что на его случайное «Как же все меня достали!» она кивнула «Меня тоже»? Да бред, быть того не может. Из-за этого не влюбляются. Особенно в неё.
В ванную раздался стук, и Киса поёжилась.
— Эй, Кис, — голос Антона по-прежнему весёлый и дружелюбный. Ну зачем, зачем он так, ведь ей же только больнее будет от этого, когда они расстанутся… — Кииис, у тебя вода не включена, можно я зайду, зубы почищу?
«Тоже носит с собой всегда зубную щетку», — машинально ответила про себя Киса; она ни разу не видела, чтобы он воспользовался ею, тогда как она после всякого приёма пищи шла в туалет – отдалённый, чтоб никто не видел. От жвачки у неё болела челюсть, а оставить еду в зубах вот так означало лишиться потом зубов – наследственность, и так кариозник. Удивительно, что у него такие же привычки…
Киса помедлила перед тем, как открыть дверь в ванную, но затем всё задвижка с шумом отъехала вбок.
— Заходи, — глухо сказала она.
Антон только было потянулся, чтобы поцеловать её, но, увидев глаза Кисы, растерялся и остановился. Такого испуганного непонимающего вида Киса не могла у него припомнить – боже, да какой испуганный вид, о чем вы, лучший студент их задрипанного финансового вуза, будущая акула бизнеса. Быть у него такого не может.
Хотя, как оказалось, может.
— Оль, всё в порядке? – только и спросил он. Даже имя вспомнил, удивительно. Ведь это он Кису назвал Кисой – до этого к ней в группе только по имени да фамилии обращались, не иначе. А тут пришёл он, и начал всем раздавать меткие и ёмкие прозвища. У неё – вот такое: и прикипелось, ничего не скажешь.
— Антон, нам надо поговорить.
Строгий голос в этот раз удался Кисе особенно хорошо. Надо бы запомнить и в следующий раз на ком-нибудь испробовать.
Впрочем, Антон тут же пришёл в себя: плечи опустились, расслабился, и испуганный растерянный взгляд сменился на понимающий и успокоенный.
— Ааа, — произнёс он, — кажется, понимаю. Так, Ольга, ты иди на кухню, сегодня завтрак на мне, а то, — смахивает застывшую слезинку с её щеки и улыбается, — еда будет мокрая и солёная.
— Ты готовить умеешь? – скептически выдала Киса, понимая, что возмущаться посягательством на собственную кухню было бы слишком неправильно и грубо с её стороны: чем бы дитя не тешилось…
— А то! – с энтузиазмом кивнул он. – Я убираться ненавижу, говорил же. А так, что-нибудь быстрое и легкое…
— Когда ты собираешься уйти?
— А что?
Он казался удивлённый таким вопросом. Притворяется ещё, гад.
— Просто чем скорее, тем лучше.
— Почему? Родители приезжают?
— Да, — соврала она: струсила? Дура. – И ещё…
— Родители не беда, скажем, что помочь с проектом приехал, — беспечно ответил Антон, умывая лицо. – Поверь, уж со взрослыми строгими дамами я умею общаться.
— Хорошо, только если захочешь меня бросить, скажи мне об этом сразу.
В ванной воцарилось молчание.
— Прости, — ляпнула она. – Но мне важно это обговорить.
— Ты дурочка?
— Что?
— Так, — Антон повернулся к ней, положил руки на плечи и уткнулся лбом в её лоб. – Кис, хотел бы уйти – ушёл, честно. А теперь прекращаем думать о фигне и идём на кухню. Как маленькая, ей-богу.
— Кто бы говорил… — выдохнула Киса, готовая вновь расплакаться.
И страх тут вовсе не причем.

"Пульт от телевизора"

"Пульт от телевизора"
Совместная жизнь – ужасно проблематичная штука, особенно когда и ты ужасно невыносимый в быту человек, и твой партнёр тоже человек не с самым простым характером.
Я уже отвыкла спать по ночам, что было бы немыслимо дома у родителей; сейчас спать тоже совершенно не хочется, и надо бы налить себе молока, потому что моё в кружке закончилось – однако на кухне соседи, с поджатыми, как у кассирши, губами и деревянными, барабанящими по столу пальцами; нет-нет, никаких соседей.
Эрл – уставшая, с сумрачным лицом и ссадиной на лбу – сидит возле компьютера и думает над новорожденным, оттого пока ещё сырым и сморщенном текстом, а рядом читаю книгу – Эрл ненавидит, когда я хочу посмотреть на то, как она работает, начинает ужасно беситься и просить меня больше этого не делать. Мне бы очень хотелось посмотреть на то, что у неё в это время за картинки в голове, но – к себе в голову она не пускает даже меня, поэтому – ну что тут сделаешь…
Рука Эрл тянется в сторону, пытаясь нащупать зажигалку; я протягиваю ей свою, но она уже держит в руках откуда-то взявшийся пульт от телевизора и недоуменно вертит его в руках.
— Эй, это не зажигалка, — как-то немного неуверенно улыбаюсь я – «чёрт знает, как Эрл сейчас отреагирует, странное у неё состояние, непонятное» — и кладу возле неё свою.
— Я понял, — коротко ответила она, но не зло, совершенно не зло, а как-то… растерянно, что ли. – Лис, сколько лет мы с тобой не смотрели телевизор?
Я поднимаю взгляд на потолок.
— Полтора года точно. Плюс-минус несколько месяцев. Тебе сходить на кухню за чаем?
— Чума, — смеётся Эрл, мотая головой. – Совершенно не могу написать это идиотское начало! Что сейчас по зомбоящику хоть крутят?
Я киваю и включаю телевизор: на кухне раздаются уже по-домашнему привычные голоса – «Кошмар какой-то. Ни черта же не делают, только пиво сосут да музыку слушают, извращенки!» «Матерям бы их рассказать…» «Угу, да у таких наверняка матери уголовницы какие-нибудь – вот я бы свою дочь с незнакомой девкой отпустила бы? Уселись на шее, тоже мне… Лечить их надо!». Эрл показывает в сторону двери фак и хрипло смеется: если она выйдет на кухню, то все соседи тут же замолчат, потому что – кто на свою зарплату покупает в квартиру продукты? оплачивает коммунальные счета? да ещё и достаёт деньги из воздуха, чтобы одеть свою девушку? Вот-вот.
Хотя у нас как-то в этом плане добрее. Ну не могут люди ничего создавать, не могут жить во имя чего-то, ну и бог с ними, сами дураки. Эрл, правда, дико бесится с них, но потом остывает…
Меланхолично переключаю каналы:
— Сериал про тётку. Сериал про ментов. Концерт с Кобзоном. Собянин против пробок. «Золотой граммофон». Хоккей. Интервью с Киркоровым. Потрясающая программа на ночь. О, смотри, а вот тут фильм какой-то!
— Оставь, — Эрл резко тянет к себе и тыкается носом в плечо. Я глажу её по голове и лениво слушаю разговоры соседей на кухне: что молодёжь скатывается в пропасть, что мы уже совсем скатились, что мы скотины и полные скоты.

И слава богу.
Потому что уж лучше вот такая жизнь – без определённого места, с мамиными воплями в мой адрес и проклятиями в сторону похитившей меня Эрл, что лучше бессонные ночи, мои миллиардные попытки поступить в художественный (слишком сильно нервничаю и всегда начинаю плакать на экзамене, дура, дура) и Эрлова раздражительность, чем уютная мещанская пустота внутри. Даже становится уютно от этой ругани на нас – за пиво и за совместную жизнь, и за то, что живём как лицом к лицу, друг к другу, так и спиной к спине против всех.
Вот оно, совершенно настоященское настоящее.

"Большие надежды"

"Большие надежды"
Самый большой кошмар детства – мамино всё: крик, взгляд, резкие, выброшенные сквозь зубы, слова, уничтожающие своим ядом – необдуманные, и оттого вдвойне страшные.
Он с детства ненавидел необдуманность нерациональность – он слов-то таких тогда не знал, но эти явления бесили его ещё тогда, когда он, мелкий, лохматый, тощий сопляк – плюнь и перешибешь, стоит и не гнется под напором маминого «не ожидала!». А чего не ожидала? Точнее, нет – чего как раз ожидала, при таком-то воспитании?
И даже последующие – всегда последующие, мама такая, позлится, снесёт всё, и только потом успокоится – извинения ситуацию не меняли, и в душе, на коже, в мозгу продолжало гнить это яростное и злое «не ожидала».
Глупо ожидать что-либо от мальчишки, иного по характеру, складу ума и вообще – жизни. Глупо, идиотично, нерационально. Всё равно что вкладывать деньги в сомнительное предприятие – и дай бог, если оно будет работать так, как распиарили его элегантные моложавые пиар-менеджеры, по которым втайне сохла мама – ну а если нет? Зачем тогда?
Ответов на эти вопросы не находилось.
С недавнего времени он еле-еле добился того, чтобы в дверь его комнаты врезали замок – элементарный, простенький, но тем не менее являющийся хотя бы хрупким гарантом его спокойствия и сохранности мирка его захламленной, но такой родной и уютной комнаты. Сейчас-то он, правда, ни к чему – у мамы полно своих дел, на работе, с бесконечными мужчинами, которых она иногда в порыве злости называет «тряпками» и неприкрыто мечтает о ком-нибудь, кто по силе своей будет равен ей (интересно, существует ли подобный индивид в природе? хотелось бы, чтобы не, иначе двух подобных образцов человеческого поведения он рядом с собой не выдержит, но тем не менее весьма занятная мысль), и он даже отчасти сожалеет, что этот замок ему не врезали раньше, когда он, мелкий ещё совсем сопляк, в очках и с толстенной книгой чего-то там (феноменальная память: помнит всё, что читал, другой вопрос, что читал он настолько много, что иногда путался, какие мысли его, а какие он прочел где-нибудь), съежившийся на пару сантиметров от маминого недовольства, прячется по углам, чтобы пересидеть там всё – вспышки гнева, последующее примирение, разговоры по душам («Нельзя быть таким зажатым сухарем! Господи, сын, я в твои годы была старостой с золотой медалью на пушкинских чтениях, а ты всё своим бредом занимаешься! Ну так же нельзя, пойми, надо же быть хоть немного поактивнее, черт побери! Ты думаешь, я человека из тебя не сделаю?» и так далее, и так далее), рассказы о собственных победах, ввергавшие сына в такие пучины зависти и бессильного гнева, что, казалось, глубже уже просто некуда – и читал…
Жаль, что у него тогда не было этого замка.
Зато сейчас можно было спокойно посидеть за компьютером, не опасаясь внезапной материализации матери рядом с собой и последующего чего-нибудь – града вопросов, если она в хорошем настроении, и десять валов упреков, если в плохом.
Он щурится близорукими, посаженными за ночным чтением и посиделками за компьютером глазами и слегка щербато улыбается: улыбка у него красивая, странная, но красивая, чего не сказать об остальном – он не привык над этим задумываться, но вот как-то сказал ему кто-то об этом, и этого замечания ему вполне хватило, чтобы вновь обрести гармонию с собой после вечных маминых попыток переодеть сына во что-нибудь приличное и мужественное.
Пролистав страниц пять поисковика (вот в чем нельзя его упрекнуть, так это в методичности и скрупулезности своего подхода: он не просто читает каждую выпавшую ссылку, он ещё и анализирует полученную информацию, думает, лучше ли то, что он прочел сейчас, того, чего прочел мгновение назад, и так далее) и окончательно развалившись за стулом, он наконец-то находит то, что искал: не центр, конечно, но зато приличные цены на съем комнаты, которую вполне можно потянуть в одиночку – стипендия у него повышенная, а если ещё и на подработку какую-нибудь устроится, скажем, в архив при университетской библиотеке (денег мало платят, зато опыт, бесценная информация, которую хрен потом где достанешь и… ну и, собственно, хотя бы какие-то деньги, а куда его ещё возьмут-то?)…

Он не мог сказать, что не любил маму: любил, порою даже, наверное, больше, чем сам того осознавал – вот чего он никогда не мог понять, так это хитросплетения человеческих чувств, — но некоторых людей любить лучше все-таки на расстоянии. Безопаснее для психики обоих.

@темы: Бальзак, Гамма, Драйзер, Жуков, Робеспьер, Джек, Достоевский, Бета, Есенин, Дельта, дуалы

---

Посоны, сходимся?

[соционический_графоман.ру]

Кто и как насчет сходки?
Кто откуда вообще территориально?
Совместно с  Соционика в рисунках

Вопрос: Город?

1. Москва		42	(33.6%)
2. СПБ		14	(11.2%)
3. Другие		69	(55.2%)
Всего:		125

@темы: АДМИНИСТРАТОРСКОЕ

---

ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЕВЫ

[sillvercat]

Автор:  sillvercat
Название: Возвращение Королевы
Жанр: Романс
Рейтинг: R
Размер: миди
ТИМы: Жуков/Наполеон, Жуков/Есенин, а также Драйзер, Макс, Гам, Гюг и многие другие...
Состояние: закончен
Саммари: Со времени событий, описанных в "Королеве", прошло больше двух лет. Королева с Королём учатся в Америке, но неожиданно она всё бросает и возвращается в Москву, потому что там человек, без которого она не может, и которому нужна её помощь – Серёга...
Предупреждение: гет, рейтинг, нецензурщина и насилие. Кроме того, ужасающая попсня, хоть сериал снимай))
А также пошлая дуализация!
От автора: Написано изначально по заказу  Klodwig на 11-й тур соционик-фикс. Ссылка: www.diary.ru/~socionicfics/p170046644.htm. Первая часть здесь: www.diary.ru/~sillvercat/p170709948.htm

ПОЛЕТЕЛИ!

www.diary.ru/~sillvercat/p173093378.htm

@темы: Бальзак, Гамма, Жуков, Наполеон, Бета, Есенин, дуалы

---

[Herr Wehlerstandt]

Название: Разделить на два
Автор: Sillshhart
Бета:  Эстебан Бореад
Персонажи: Максим, Габен
Жанр: драма ?
Рейтинг: PG-13
Комментарий: Была на соционфесте непринятая заявка "Габен/Максим Случайная встреча в ночном баре. Одного бросила девушка, другой потерял работу. Секс по пьяни от безысходности." Написано по ее мотивам, так сказать.

Часть первая

Пива в кружке осталось ровно половина. Темного, холодного, отдающего бородинским хлебом. И была эта кружка уже третьей по счету.
В спортивном баре – это сочетание противоположных стилей жизни всегда удивляло Габена – сейчас было шумно. Вечер пятницы, да еще и какой-то этап Кубка мира. То ли по биатлону, то ли по хоккею, то ли по художественному ковырянию в носу – он особо никогда не интересовался и к экранам в баре не приглядывался.
Радостные и азартные вопли подгулявших фанатов и слоистый сигаретный дым смешивались в один давящий на мозги коктейль. От которого, а может еще и от тусклого света маломощных, но не закрытых плафонами ламп, слезились глаза, и хотелось временами в принципе отключить все органы чувств. Конечно, можно просто уйти в любой момент, но… Но – нет. Не раньше, чем он ощутит себя достаточно пьяным, чтобы просто уснуть и ни о чем не думать. Совершенно ни о чем. Особенно о ней.
Габен механически влил в рот пиво, уже не ощущая его вкуса. Осмотрел отупленным помутившимся взором искренне радующиеся жизни компашки, снующих официантов в оранжевых фартуках и горько покривил губы. Его собственный мир вчера выцвел. Застыл, замерз и почти перестал ощущаться. Но уж лучше так, чем яростное, рвуще-больное и бессильное от осознания случившегося. Если осознавать не только рассудком, но и пропускать через душу.
Вчера его Есечка ушла. Сказала: «Ты, конечно, милый, но… Но не могу я так! Не хватает нам чего-то!» - и стала собирать чемодан. Она была настроена решительно. Ну, насколько слово «решительно» вообще могло ее характеризовать. Она звенела своими дамскими склянками и неловко комкала убираемые кофточки, изредка вопросительно поглядывая на него. А Габен сидел на стуле и меланхолично созерцал. Может, Есечка ждала, наконец, бури возмущения и попыток удержать вплоть до привязывания колготками к кровати? Может быть, но сам Жан не имел привычки мешать человеку действовать, тем более, если этот человек уже все для себя решил. Тем более, что разрыв, по-хорошему, был уже просто вопросом времени. Габен с некоторого момента стал это чувствовать особенно отчетливо. Так что вчера он молча проводил Есечку, молча погрузил ее чемодан и пакеты в багажник такси, а потом молча стоял в ночи февральского четверга посреди улицы. Городские огни размывались белесой заметью, холод нещадно колол укрытую только футболкой спину, сек мелкими снежинками босые – пластиковые шлепанцы за полноценную обувь считать нельзя – ноги, и Габен понимал, что выстывает изнутри.
Что-то где-то треснуло, развалилось на части, впрочем… Впрочем, переживаемо. Не раз и не два было, осталось только погрузиться в свои чувства, в свою тоску, одиночество и холод. Погрузиться с головой и ниже, донырнуть до дна, выбить его ногой и выпасть с той стороны. А там можно все заново собирать и складывать, ожидая, пока срастется. А оно срастется непременно, это Жан знал наверняка.
Габен едва улыбнулся собственным мыслям, лениво утягивая со стоящей тут же тарелки жареное куриное крыло. Вгрызся в него с треском и прижмурил глаза. Ядреная перцовая смесь, в которой эти крылья мариновались, почти невыносимо обожгла рот, принося странное удовольствие.
А потом свет от висящей напротив стола лампочки загородил чей-то силуэт. Габен тягуче поднял голову, не отнимая крыло от губ. Он рассчитывал на появление официанта с их вечным предупредительным «Еще кружечку?», но натолкнулся взглядом на совершенно постороннего мужчину в черном полупальто.
- У вас свободно? – мужчина пригладил ладонью волнистые собранные в аккуратный хвост светло-русые волосы.
- Да, - монотонно откликнулся Габен, не отводя от незнакомца пристального взгляда. В голове вертелись неуместные ассоциации с каким-то былинным «косы русые до пояса». А еще этот тип с острыми скулами, упрямым подбородком и тонким носом в детстве наверняка был более кудряв, лохмат и пухлощек, посему обожаем бабушками, и вообще напоминал открыточного ангелочка.
- Простите, что-то случилось? – Мастера из раздумий выдернул суховатый и безукоризненно вежливый тон «ангелочка», уже снявшего верхнюю одежду и севшего напротив.
- А? – рассеянно переспросил Габен, откладывая курицу и начиная обстоятельно вытирать руки салфеткой. И заметил попутно какой-то пока еще не очень понятный, но явственный диссонанс во внешности незнакомца.
- Вы так внимательно смотрели на меня, точно хотели что-то сказать, - мужчина сцепил пальцы в замок так сильно, будто хотел одолеть сам себя в неведомой борьбе.
- Просто задумался, - флегматично пояснил Жан. Кинул смятую салфетку в пепельницу и понял, что его смутило в подсевшем мужчине. Галстук. Просто-таки на вид дорогой, элегантный и наверняка совпадающий тоном с рубашками, наклоном полосок – с полосками костюма, а цветом этих полосок - с подштанниками, он болтался сейчас криво и неприятно, как петля на шее висельника.
Тем временем подоспел официант, которому подсевший выдал внушительный список заказываемого крепкого пития. Габен мрачно хмыкнул про себя – и у этого что-то стряслось. Что, интересно? И, надо же, как оно совпало в пространстве и времени. Если бы Жан верил в судьбу, то непременно сейчас усмотрел в происходящем ее знак.
Однако Жан в судьбу не верил принципиально и категорически, так что, когда официант перестал делать пометки в блокнотике и поглядел вопросительно, тронул свою кружку пальцами.
- Мне еще два таких. И колбаски, как их… Украинские.
Юноша кивнул, чирканул быстро и унесся, хлопая своим больше на юбку похожим передником. Незнакомец за столом, стиснув было пальцы крепче, долго так не просидел, потер ладонями лоб в жесте безысходной усталости. В манжетах рукавов его белейшей рубашки блеснули неярко лаконичные запонки, а на левой руке – небольшой перстень-печатка с затейливым рисунком. Габен близоруко сощурился, пытаясь разобраться в переплетении линий, но был отвлечен обращением к себе.
- Вы снова меня внимательно изучаете. Или ваша задумчивость всегда так проявляется?
- Кольцо у вас интересное, - через паузу сообщил Мастер. – И давайте знакомиться, что ли, раз оно так… Габен, - он протянул широкую и грубую, как лопата, ладонь.
- Горький, Максим, - все так же скупо представился собеседник, коротко пожав Габену руку. Информацию о кольце он ровно не услышал, а, может, не счел нужным на нее реагировать.
- Какой-то вы, Горький, даже не горький, а кислый, - с философской отстраненностью то ли пошутил, а то ли нет Жан. Максим на удивление дрогнул губами, что, пожалуй, могло символизировать печальную улыбку.
- Жизнь не так хороша, как была день назад, - максимально корректно и неинформативно ответил он случайному знакомому и явно на автомате натуго затянул узел галстука.
Габен только покивал, оттопырив нижнюю губу. Вытрясать из Горького, что там стряслось, он не собирался. Захочет – сам расскажет. Не захочет – и ладно. Заливать каждому свои проблемы это не помешает.
Максим, не спеша продолжать разговор, вытащил из кармана слегка помятую пачку сигарет и закурил, снова начиная теребить галстук.
- Сняли бы вы эту удавку, - не выдержал, наконец, Габен, не в силах более наблюдать борьбу неспокойного духа и куска ткани. Сам Жан все это время почти бесшумно догрызал куриное крыло.
- Пожалуй, - вздохнул Горький и с ноткой обреченности прибавил. – Уже можно…
Он резким, нервным каким-то движением содрал злополучный галстук через голову, кинул на лавку рядом с собой и потер шею. А потом и вовсе расстегнул ворот, точно воздуха стало много до невозможности дышать, как при сильном встречном ветре. Габен, глядя, как мнут жесткую накрахмаленную ткань крепкие мужские, но вместе с тем очень аккуратные пальцы, как сжимаются в одну линию почти бескровные губы, поневоле приходил к мысли, что Горькому много хуже, чем ему самому. Умер у него, что ли, кто? Ему бы, Горькому, сейчас поговорить с кем навроде Есечки. Или, еще лучше, какой пожилой, спокойной мудрой женщины, каковой была габеновская начальница. Впрочем, каждый сам выбирает, чем себе жизнь и организм лечить и портить, так что пусть себе Горький сидит. Габен утешительно-ободрительных слов толком никогда не знал, а каким делом можно Максиму помочь – не представлял. Да и не просили его о той помощи. Так что просто констатировал вслух, завидев груженого их заказом официанта:
- О, еда идет.
- Скорее выпивка, - Максим курил уже вторую и неотрывно смотрел в пепельницу, где начала тлеть выброшенная Габеном в свое время промасленная салфетка.
- Лекарство для души, - мрачно улыбнулся Мастер. – И как начнешь, бывало, лечить душу, так потом печень отваливается.
- Я погляжу, вы поклонник черного юмора? – Инспектор затушил сигарету, спрашивая со все той же полумеханической корректностью, которую впору уже было считать профессиональной привычкой, а не чертой характера как такового.
- Нам другого не положено, - ухмылисто отозвался Жан, принимая с подноса массивные кружки и тарелку.
- Нам – это кому, позвольте поинтересоваться? – Максим заново переплел свои пальцы, подаваясь еле заметно вперед.
- Патанатомам, - Габен сощурил на собеседника ярко-карие глаза, наблюдая за реакцией Горького. Последний, посмотрев с толикой недоверчивого удивления, внезапно проговорил:
- Никогда раньше не был знаком, косвенно по рассказам в том числе, с представителями вашей профессии.
- Ну правильно, наши пациенты о нас никому не рассказывают. И в принципе ребята спокойные, - Жан облапал кружку, с толикой удовольствия замечая, как светлые губы собеседника снова дрогнули, пытаясь сложиться в улыбку. – Пить за что-то будем или так посидим?
- Давайте выпьем за молчаливых, - глухо откликнулся Максим, стиснул бокал с виски и сильным, почти агрессивным движением чокнулся с габеновской кружкой.
- А лучше за умеющих не трепать языком когда и где не надо, - как прочитал мысли Мастер, обращаясь скорее к мирозданию, чем к собеседнику и прихлебывая пиво. Он не стал вникать, что там конкретно случилось на почве болтливых, просто понял подсознательно. И сам по жизни страдал от подобного, случалось, в исполнении как себя, так и других.
Максим, ничего не ответив случайному своему на этот вечер товарищу, уткнулся взглядом в бокал и замолчал окончательно, лишь изредка прерываясь на физические действия. Вот приподнялся и убрал галстук в карман пальто, вот проверил что-то в телефоне, вот листнул в кожаной обложке ежедневник и отложил в сторону. Габен в свою очередь наблюдал за ним, ни о чем конкретном не думая и стараясь разве что не фиксировать взгляд в одной точке. Почему-то это Максим очень хорошо замечал и немедленно реагировал, а Жану не хотелось его лишний раз дергать.
Однако постепенно взаимное молчание начало тяготить Жана, которому алкоголь обычно развязывал язык.
- Горький, я вам задам личный вопрос?
- Задавайте, - просто согласился Максим, кажется, не рассчитывавший на инициативу Габена в продолжении беседы, но никак своего отношения к все же народившемуся продолжению не выказавши.
- Вы сами кем работаете?
- Финансист-аналитик. Был, - Инспектор вздохнул тяжело, допил залпом виски и сморщился, дыша через раз.
- Уволили, что ли? – Габен постарался подпустить в голос искренней озабоченности, но получилось плохо. Горький меланхолично кивнул.
- Сочувствую, - будничным тоном пробормотал Жан, полностью отдавая себе отчет в том, что собеседника своего решительно не понимает. Он сам, сменивший, несмотря на не такой уж большой возраст уже около полудюжины самых разных мест и специальностей, к вопросам карьеры всегда был изрядно равнодушен. Дело по душе, деньги есть – вот и ладно, а все остальное есть суета и гонка за миражом по головам окружающих зачастую.
- Может, сочувствуете. Но не понимаете, как взрослый дееспособный мужчина может переживать из-за такой ерунды, да? – Максим, налегая грудью на стол, вытянулся вперед, потрясая зажатой в пальцах незажженной сигаретой.
«Сейчас манжетой вляпается в соус на жареном, и будет лишний шум и треск», - машинально отметил Мастер. И вслух ответил как мог корректно, не желая топтаться Горькому по больным мозолям:
- Я работу ерундой не считаю. Но аналитик – не какой дрессировщик тараканов, в любой мало-мальски крупной компании возьмут, а уж если с положительными отзывами и прочими пунктами в резюме, так тем более.
- Логично, - согласился было Инспектор, прекрасно контролирующий положение своих рук на столе, потому ничего лишнего ими не задевающий. – Для человека со стороны, явно никогда ни с чем подобным дела не имевшим.
- Это да, - спокойно откликнулся Габен. – Не имел. А все же работу на время всегда найти можно.
- Можно, - покривил губы горько и неприязненно Максим. – Можно, к примеру, с двумя высшими образованиями с отличием, с профильными переподготовками, с курсами повышения квалификации пойти мести улицы. Это будет очень достойная замена.
Жан передернул плечами. Зачем Горький настолько утрировал, было ему не понятно. И в этот раз своего истинного отношения к вопросу он скрывать не стал:
- Ну, если бы меня прижало так жизнью – пошел бы и улицы мести. Было дело, полгода в конюшне денники чистил. Ничего, не помер.
- Для вас, я погляжу, вопрос профессионального самосовершенствования неважен? – аккуратно и более собранно осведомился Инспектор, продолжая вертеть в пальцах так и не подожженную сигарету. И только в глазах мелькнуло что-то острое, проверяющее.
- Важен, - невозмутимо откликнулся Габен, не понявший, скорее почуявший – лучше быть максимально честным с этим странным человеком. Честность ему зачтется даже в случае расхождения взглядов. – Но я не считаю, что совершенствование напрямую коррелирует с занимаемой должностью. Точнее, не в любой профессии это верно. И, да, за чинами не гонюсь, было бы дело по душе.
- Значит, вывоз конского, мгм, навоза вам по душе не пришелся? – все продолжал что-то прояснять для себя Максим.
- Не пришелся, - подтвердил Жан и прибавил как само собой разумеющееся: – А кому оно понравится? Вот уж где точно совершенствовать нечего. Хотя дело полезное и нужное, не отрицаю.
- То есть личные мотивы для вас оказались определяющими? – Горький склонил голову к плечу, взгляд его стал совсем уж непонятным, нечитаемым.
- А как еще? – откровенно изумился Мастер, приподнимая брови. – Иначе это каторга какая-то получается. И тут уже никакие деньги и социальные статусы не помогут.
Максим выпрямился резко, как от тычка в грудь. Поджал губы и помотал головой, будто мысли какие отгоняя:
- Вы странный человек. И я почти уверен, что вам было совершенно все равно, что подумает и скажет ваше окружение по поводу вашей работы.
- Совершенно верно, - Жан улыбнулся шире, приветливее и самую малость неловко. Нет, за свою жизненную позицию он извиняться не собирался, но не хотел этой самой позицией задевать Горького. По нему, бедолаге, похоже, и так в связи с этим увольнением что-то нехилое такое прокатилось.
Но Инспектор, погружающийся в свои размышления, только качнул отрицательно головой:
- Наверное, вы по-своему счастливы с такой позицией.
- Счастлив. Был бы несчастлив – поменял бы позицию, - снова прямо отозвался Габен. Покачал кружкой, заглядывая в нее преувеличенно внимательно, и прибавил тише. – Плоха та позиция, что постоянно жить нормально не дает.
- А вам не кажется, Жан, что ваши рассуждения граничат с полной беспринципностью и отдают нежеланием бороться с жизненными трудностями? – Максим, наконец, поджег сигарету и долго затянулся, плотно зажмуривая глаза.
- Нет, не кажется, - возразил Габен настойчиво, про себя пытаясь вспомнить, когда назвал Горькому свое имя. И чем больше вспоминал, тем больше убеждался, что не называл ведь.
- Почему? – голос Горького стал строг и звучен, почти требователен.
- Потому что не кажется, - пропорционально чужой требовательности возросло железобетонное упрямство Мастера. – Тем более, что одно с другим не вяжется. Преодолеть разное, когда оно без спросу перед тобой выскакивает - это одно. А заведомо себя так ставить, что вся жизнь в одно сплошное натужное превозможение превращается – другое. И вот это, второе, оно глупое, как по мне.
- Знаете, Габен… Вы мне кажетесь достаточно сильным человеком. Но рассуждаете скорее как непротивленец, - Максим посмотрел искоса, заперхал от неудачной затяжки и потер заслезившийся глаз.
- Спасибо на добром слове, - усмехнулся Жан, выуживая из тарелки предпоследнее крыло. – Я не то, чтобы непротивленец… Я за разумное использование силы. По мере надобности, так сказать. И против пустопорожнего бряцанья и напряжения напоказ.
- Ну а достижение, к примеру, определенного положения в рабочем коллективе и уважения коллег является для вас пустопорожним и напоказ? – Горький продолжал свой допрос, окутываясь плотным дымным ореолом. А Габен все не мог взять в толк, зачем этому незнакомому, в общем-то, человеку нужно его габенье мнение по таким изрядно абстрактным вещам. Бесполезное ж по сути своей знание. Может, просто завелся, сел на любимого конька и теперь не соскочит никак? А и пусть, лучше так, чем в траурном молчании.
- Скажем так, достойное себя место и отношение я и так получу. А нравиться всем или, там, как еще из штанов выпрыгивать – увольте, - Жан передернул плечами.
- Ну а если не получите? Если начальству нужно будет, как вы сами сказали, выпрыгивание из штанов? – Максим мгновенным движением облизнул пересохшие губы, в пару затяжек докуривая сигарету
- И пусть тогда это начальство такого выпрыгивателя и ищет. А я лучше поищу другое начальство. Знаем, ели такое, что называется, второй раз уже не тянет совершенно, - Габен скривился с отвращением, поспешно запивая неприятные воспоминания пивом. А когда поставил кружку на стол, ощутил, как мало не азартно посмотрел на него собеседник. Нет, не азартно, не то слово. Азартный человек рискует, прет зачастую задурно и на удачу, а этот скорее охотник, который добычу увидел и теперь уж не успокоится, пока не поймает.
Максим, покручивая пальцами по столу почти опустевший бокал, в котором сейчас перекатывались недотаявшие ледышки, замолк. И тормошить его Габен не рискнул, погружаясь в неясное сплетение собственных мыслей. Тем неожиданней стал прозвучавший вновь голос Инспектора, сейчас с глухой натужной хрипотцой:
- Хорошо, Габен, а теперь представьте себе такую ситуацию. Есть некая контора, я бы даже сказал – система, на благо которой вы работаете. Работаете усердно, честно, не покладая рук, ног и прочего. Вас ценят даже не столько конкретные люди, сколько сама эта система. Все идет как надо. И вот в один момент… - он, явно не осознавая, ощерился зло, упершись слепым взором в стол. Жан замер, переключая все свое внимание на Горького. – Происходит просчет. Ваш просчет. Ничего серьезного, в общем-то, все можно исправить. Но. Но!
Максим почти выкрикнул это, вздергивая голову, кривя гневно лицо.
- Но вмешивается самая отвратительная в своей непредсказуемости компонента - уже упоминавшиеся нами болтуны от человеческого фактора. И, что самое отвратительное, что дальше реакция человеческого фактора становится подобна реакции ядерного взрыва. Такая же цепная и такая же неуправляемая. Когда тебя, твои доводы, твои выкладки никто не слышит, когда принимаются логически необоснованные решения. Спонтанные, непонятные.
Он выдохнул шумно и ощутимо нахохлился, оставляя Габена в состоянии легкой оторопи от внезапно страстной – исповеди, так ведь? Мастер, боясь спровоцировать большую по силе вспышку, но, понимая, что какой-то реакции от него определенно ждут, проговорил осторожно и тихо.
- Гадостно это все как-то.
- Гадостно, - немедленно согласился Горький, допивая виски. – А самое гадостное то, что в результате всего этого… бардака в чужих головах, - он словно сплюнул сквозь зубы слова, – оказываешься никем и ничем, прожеванный и выплюнутый этой самой системой.
- Ну почему же никем и ничем? – рассудительно поинтересовался Жан, кося задумчиво на пепельницу. – Самим собой в любом разе остаешься. Да и пожевали… Ну пожевали. Не переварили, что самое главное.
- Почему же? – хмуро осведомился Инспектор.
- Потому что при переваривании дерьмо получается. Всегда, - Габен наконец поднял на собеседника яркие свои глаза, посмотрел открыто, чуть улыбаясь. – А вы, Горький, скажу честно, пожеванным выглядите, но никак не поеденным или, упаси кто-нибудь, сломанным.
Максим содрогнулся несколько раз беззвучно и нервно, приоткрывая рот и щурясь, от не нашедшего выхода то ли смеха, то ли слез.
- Спасибо, Жан, - наконец произнес он, взялся за сигаретную пачку, заглянул в нее и решительно отложил в сторону. – Но какова цена тому, кто остался один, хоть и с неизменной внутренней сутью, как вы выразились?
- Самая что ни на есть высокая, - уверенно кивнул Мастер. – Система, говорите, сплюнула? Ну и сама себе дура. Система без качественных деталей – даже одной детали – имеет свойство рассыпаться. А вот из тех самых деталей, но разрозненно болтающихся, всегда можно собрать новую. Или как еще иначе куда вписаться. Ну, может, не сразу…
Горький сел на лавке ровно, снова потер с силой лицо, потом встряхнул руками, будто сбрасывая налипшее на них в пространство бара. И серьезно заметил, однако тему системы и ее составных частей на удивление не затрагивая. – А вы удивительно жизнелюбивы.
- Уж какой есть, другого не будет, - Габен, которому внезапно захотелось подбодрить странного этого человека еще и из детства вынесенной присказкой, передумал в самый последний момент, решив, что не оценит Максим. Слишком трезвый пока. Но вот движение физическое в отличие от душевного тормозить не стал, приподнялся над столом и тяжеловато пришлепнул ладонь к чужому плечу. Горький покосился странно, едва не испуганно, на чужую руку – и слишком быстрым движением перехватил ее за запястье, однако, не отдаляя, а, напротив, на несколько лишних секунд задерживая. Жан, подивившийся разве что молниеносным рефлексам офисного аналитика, возражать не стал. И, когда отпустили, плюхнулся, иначе не назвать, обратно, берясь за кружку.
Вот так вот всегда, надо же… Поговорил, во что-то чужое вник, что-то вроде как постороннее обсудил – и вроде как самому полегче стало. Не ноет, не тянет. Понятное дело, что такие вот разборы и разговоры – это не лекарство толком, а так, анальгетик. Ну да и ладно. Пока анальгетик, а там и выздоровление придет.
Мастер усмехнулся печально собственным мыслям. Горький тоже молчал, скользящим непристальным взглядом изучая проступающий сквозь нарочито полуоблупленную черную краску рисунок на досках стола. Жан не стал его тревожить, пусть себе думает и осмысливает услышанное, а хоть бы и просто в собственной голове копается, но через несколько минут снова отметил что-то, вызывающее стойкий диссонанс.
Так. Мастер еще раз внимательно изучил все, стоящее на столе. А вот и ответ - второй бокал виски у товарища пошел. На пустой, скорее всего, желудок. Непорядок. Габен пододвинул Инспектору тарелку с колбасками и, повинуясь толком не проанализированному пожеланию души, рискнул изменить тон и тему общения в более неформальную сторону:
- Угощайся, что ли.
Что стало большей неожиданностью для Максима, этот жест или внезапный несанкционированный переход на «ты», Жан не знал. Однако на еле слышимое «Зачем?» отозвался охотно:
- А то развезет до нетранспортируемого состояния. Да и типаж у тебя самый что ни на есть язвенный.
- Язвенный? – переспросил Максим, задним числом явно оформивший собеседнику право на сокращение дистанции общения и машинально наколовший колбаску на вилку.
- Угу, - булькнул Габен в кружку.
- Но вот это, - алкоголь действовал все явнее, выводя Горького из состояния самопогруженности и полнейшей серьезности. – Тоже не самая полезная еда.
Он пожестикулировал вилкой. Жан издал еще серию разных по тональности, но согласных побулькиваний и в конце ответил внятно:
- Не самая. Но лучше так, чем никак.
- Если это врачебная рекомендация, то я ей последую, - Максим был убийственно серьезен. Настолько убийственно, что Габен, напротив, отозвался тихим смешком:
- Она самая. Закусывай уже.

И они сидели и пили дальше, и разговор вился неспешно, причудливо и непрерывно, как дым от максимовских сигарет. Политика, погода, экология, античная и средневековая скульптура и снова политика, но теперь в древнем Китае. Одиночество под ручку с тоской отступили, истаяли сизым мороком, но Габен не дал себе обмануться. Кончится этот вечер, уйдет по своим делам Горький, будет разгребать свои проблемы, и что в результате? И привет, пустая квартира да родная анатомичка. Снова некстати вспомнилась Есечка, как ходила она, тонкая, завернувшаяся в габеновский халат, по большой комнате и рассуждала о том, кто из знакомых какое оружие ей напоминает. Самого Жана тогда обозвали топором. Большой, простой и грубоватый, не всяк управится, но еще меньше кто польстится. Потенциально опасен, но на деле применяется раз в месяц исключительно для колки дров. В основном валяется в сарае среди разных лопат и грабель, внимания не привлекая.
Интересно, с чем бы Есечка, его нежная воздушная Есечка сравнила бы Горького? С каким рыцарским мечом? Нет, не то что-то. Меч слишком прост и однозначен по сравнению с этим человеком. С этим строгим, упорядоченным созданием с каменными глазами, во всех рассуждениях которого сквозила неизменная логика автомата. А что, может, автомат? А скорее, пистолет. Суперпистолет супершпиона из приключенческого боевика, красив, многофункционален и смертоносен.
- Жан, твоя манера думать весьма странна, тебе это говорили?
- Что? – Габен сморгнул, точно просыпаясь, с трудом фокусируясь на Горьком.
- Я хочу сказать, что когда ты углубляешься сам в себя, то очень пристально смотришь на собеседника. И в то же время не смотришь вовсе. Ощущение от такого взгляда довольно специфическое, и я не назову его приятным, - Горький, вокруг которого уже давно не таяли клубы сигаретного дыма, потирал шею и, такое ощущение, что снова тянул уголки губ.
- А, это… Извини, - Мастер подпер кулаком подбородок и уставился в пространство почти опустевшего в связи с поздним часом и окончанием трансляций зала. – Знаешь, Есечка… Ну, девушка моя. Бывшая, – он с трудом сглотнул это слово. – Тоже говорила, что у меня взгляд шамана, постигающего тайны вселенной.
- Возможно, она была права. Я с шаманами не сталкивался, объективно судить не могу, - Горький покачал стаканом с остатками коктейля.
- И правильно, - покивал Габен. И добавил преувеличенно бодро: – Знаешь что? Давай по контрольной и по домам. А то что-то как-то уже…
- Согласен.
Интересно, показалось или нет, но Максим, приободрившийся было в процессе их посиделок, снова поугас. И глаза его, с цепким остроугольным взглядом как будто припорошило чем. «Пепел сгоревших мечтаний покрывал толстым слоем его душу», - всплыла в памяти псевдоромантическая строчка из невесть какой читаной в юности лабуды. Жан тряхнул головой и поднял кружку.
- Ну… Тогда за светлое будущее.
- Ты в него веришь? – скептично произнес Инспектор, но с Мастером чокнулся.
- Я вообще мало во что верю. Предпочитаю знать наверняка, - Габен улыбнулся шире.
- Я тоже. А ты знаешь, в чем это будущее содержится? – Максим уперся локтями в стол и привстал, пытаясь заглянуть, такое ощущение, в душу Жану, и грани в глазах на миг вспыхнули изнутри.
- В наших руках, - по-простому отозвался Габен, с удивлением понимая, что думает сейчас так похоже с таким не похожим на него Горьким.
- Все в наших руках, - строго прибавил Максим, в глоток допил содержимое стакана, стукнул им о стол и закончил с тоской. – Но иногда всего этого становится так много, что руки не просто опускаются – отрываться начинают.
- Значит, надо все это положить и передохнуть. Или найти того, кто нести поможет. Чтобы вот эти руки, - разошедшийся Габен ткнул коротким мосластым пальцем в максимовское запястье, - целы остались.
- Звучит гладко, - Горький перехватил чужой палец, сжал крепко, чтобы не размахивали им. – Но где тех помощников взять прямо здесь и сейчас?
- Чтобы я знал, - пасмурно отозвался Жан, покосился на пойманный палец, да так его и оставил, с печальным стуком роняя голову на стол.
Дальше он только слушал и ощущал, как с шорохом рукава отпустил его Максим, как нетвердым голосом подозвал официанта, как собрался расплатиться за всех карточкой…
- Сколько я тебе должен в результате? – спросил Мастер, поднимаясь в ровное сидячее положение.
- Ничего, - отрезал Горький.
Габен только пожал плечами и сменил тему разговора:
- Кстати, тебе куда ехать?
- На вторую звезду, а потом налево и до утра… - с непонятным выражением покривил губы Инспектор, а после назвал район новостроек бизнес-класса.
- Метро, однако, туда еще не прокопали. А маршрутками уже поздно. Такси брать придется, - флегматично сообщил и так очевидные вещи Жан.
- Я на машине, - снова коротко, почти агрессивно бросил Максим.
- Ага, а тебя тот факт, что, как говорится, «в портвейне кровь не обнаружена», не смущает? – с неожиданной ехидностью заявил Габен, переерзывая на другой конец лавки к вешалке с одеждой.
- Моего водительского стажа и самоконтроля достаточно, чтобы не получить штраф, - упрямо возразил Максим, наблюдая за этим страннейшим сочетанием и перетеканием лени и необходимости.
- Ты по такой погоде столб в морду получишь. Черт бы с ним, со штрафом… - Мастер ухитрился, все так же не вставая, снять горьковское пальто и свою охотничью куртку вместе со свитером. Отдав чужое, он начал неспешно облачаться под задумчивое молчание Максима, которое закончилось довольно внезапным вопросом.
- И что же ты предлагаешь?
Габен замер с поднятыми руками и застрявшим на носу воротом свитера. Он же, кажется, сказал про такси. И, кажется, это было столь очевидно, что… Но Горький спрашивал. Зачем-то спрашивал. Жан, чтобы избавиться от поднимающегося изнутри совершенно неозвучиваемого, непонятного, но явственного предощущения, рванулся решительно головой наружу и ляпнул первое внятное, что пришло в голову.
- А поехали ко мне? – и сам же удивленно моргнул, пытаясь кое-как руками пригладить взлохмаченные одеванием свитера темные волосы. – Будешь в маленькой комнате ночевать, кресло разложу. Зверья у меня нет, никто не потревожит. И машина твоя никуда отсюда до завтра не денется.
- И метро, получается, к тебе прокопали? – Горький, склонив голову, начал аккуратно наматывать на шею клетчатый шарф.
- Не совсем ко мне, но еще в семидесятых годах. А вообще полчаса пройдемся – только на пользу будет, - приподнято отозвался Габен, лихо застегивая куртку. Почему Инспектор так и не вспомнил про такси, осталось для него загадкой. Разве что… тоже не хотел оставаться наедине с содержимым своей головы в эту ночь?
- Поехали, - кивнул Максим и странно, полуболезненно, но впервые за вечер отчетливо улыбнулся.

@темы: Габен, Максим

---

[Stef Boread]

Название: Лифт-брейк
Автор: Эстебан Бореад
Бета: Sillshhart
Персонажи: Максим/Гамлет
Жанр: romance
Рейтинг: PG-13
Комментарий: Написано на непринятую заявку социон-феста: "МейлМаксим/мейлГамлет. Застрять в лифте."
Отказ от прав: Персонажи, мнэээ... В кои-то веки никому не принадлежат))))
Размещение: Только с моего разрешения.

- Здравствуйте, Гамлет, - рука молодого человека опережает руку Максима, нажимая кнопку нужного этажа, и Горький кивает. – Благодарю.
Гамлет улыбается, и в его улыбке видится что-то хищное, впрочем, Максим абсолютно спокоен и никак на это не реагирует. Лифт бесшумно трогается вверх, отсчитывая этажи.
- Только что от директора? – светски интересуется Гамлет. Горький чуть склоняет голову в согласном жесте. – О, и как там? На нас будет ниспослана благодать или новая кара? – улыбка этика становится кривее, в голос вкрадываются нотки иронии.
- Не забывайте, Гамлет: мистер Драйзер руководствуется необходимостью применения любых мер, - строго замечает Максим, обрывая его игру словами и их смыслом, и добавляет уже мягче, нейтральнее, скорее, советом: – Будьте внимательнее к выражениям о руководстве.
- О, не сомневайтесь, моя лояльность целиком принадлежит фирме и её интересам, - уверяет его этик, прижимая раскрытую ладонь к груди. А потом слегка наклоняется в сторону Максима, смотря глаза в глаза, улыбаясь мало не лично. – И – конкретно Вам.
Горький смотрит на него через очки внимательно, потом неторопливо кивает, приподнимая уголки губ, и произносит с глубокой уверенностью в своих словах:
- Я знаю.
Гамлет хочет ответить, но тут раздаётся скрежет, и лифт дёргает, встряхивает, после чего кабина замирает без единого звука – и явно без движения. Этик оглядывается, недовольно морщась.
- Прекрасно. Опять. Когда же его, наконец, починят? – вопрос, судя по всему, из разряда риторических. – И интересно, сколько мы тут теперь просидим, - Гамлет усмехается саркастично: как видно, опыт подобного времяпрепровождения уже имелся не у одного работника предприятия.
- Сейчас позвоню на проходную, пусть вызовут ремонтников, - Максим прикладывает к уху трубку и через несколько коротких слов по мобильнику сообщает вердикт: - Обещают задержку не более получаса, - он сверяется с часами. - Терпимо.
Глаза Гамлета вспыхивают, и он плавно отталкивается от стенки – официальность сходит с него, как со змеи ставшая лишней кожа.
- Полчаса наедине с тобой … - голос этика становится тихим, вкрадчивым, и в нём слышится мечтательность, радость, - какой подарок Случая, - заканчивает Гамлет с улыбкой, и его пальцы пробегают по лацкану костюма Максима.
- Мы можем тронуться в любую минуту, - Горький предупреждающе отводит от себя его кисть.
- Только не в эту, - уверенно возражает Гамлет, и на его лице снова хищная улыбка, вот только теперь – явнее, ярче.
Он нахально кладёт на грудь Максиму уже обе ладони. Логик ему верит, и ладони тянутся вверх, Гамлет приникает весь – казалось бы, максимально близко, но они оба знают, как много степеней может быть у этой близости. И что это – ещё не крайняя.
Руки Максима ложатся на его талию – и прижимают. Гамлет коротко негромко смеётся, приподнимаясь на цыпочки – Горький такой высокий, прямо как скала, и такой же незыблемый. Губы этика, подрагивающие в улыбке, уже близко-близко, почти касаются губ Максима, и тот готов начать поцелуй – но вот досада! – Гамлет, посмеиваясь, отводит голову, дразнит. Логик тянется за ним, к нему, уже сам, но тот снова увиливает, откидываясь немного сильнее. Максим не терпит отклонения от обещанного - и молниеносно бросается вперёд, наконец, захватывает эти смеющиеся губы своими, резко и крепко, срывая заслуженный поцелуй.
Гамлет уже не смеётся – он отдаётся поцелую, закрыв глаза, ловя этот момент и наслаждаясь им. Он думает о том, как это парадоксально-удивительно – между ними вся официальность, все слои одежды порядка и правил, надлежащего поведения и выказываемого пиетета, но подаренная случайность сминает всё это в тонкую, едва заметную полоску ткани, служащую всего только слабым напоминанием. Напоминанием, что они ещё не до конца свободны, не до конца властны над собой здесь и сейчас.
Максим отрывается от него, обводя большим пальцем изгиб его нижней губы. Этик улыбается логику, ласково и пленительно одновременно. Гамлет чувствует, как внутри тают секунды, как вот-вот тронется лифт… И ощущение его не обманывает – кабина снова дёргается и медленно набирает ход.
Он испытывает лёгкое разочарование – их время кончилось так быстро, ремонтники снова подвели – какие там полчаса! Всего несколько минут, но таких ценных…
Горький делает шаг в сторону, поправляя галстук, ровняя волосы, - им остаётся пара этажей, не больше, - и этик буквально видит, как из тонкой плёнки разворачиваются вновь между ними все слои условностей, как они из любовников снова становятся начальником и подчинённым.
- Касательно поднятого Вами вопроса, - произносит Максим, и его голосом можно визировать документы, - я жду от Вас подробного отчёта по этому поводу, - лифт издаёт треньканье, останавливаясь на их этаже, будто подчёркивает слова Горького. – Немного позже, - уточняет логик тем же тоном, но, пока раскрываются двери, оборачивается, и Гамлет видит в глазах Максима его желание и его обещание, что продолжение последует, всенепременно. Уже дома.
- Конечно, - покладисто соглашается этик, кивая, и только в уголках губ прячется то самое, дразнящее, - исчезающее без следа ровно перед тем, как он делает шаг из лифта.
Максим коротко кивает и выходит за ним.
Лифт, снова работающий, тоже снова ставший частью привычной системы, также бесшумно, как и раньше, уезжает на другой этаж.

И напоследок небольшой вопрос - уж больно автору любопытно, как оно со стороны воспринимается...

Вопрос: Какие функции наиболее явны в авторском стиле?

1. БИ		7	(22.58%)
2. ЧЭ		9	(29.03%)
3. ЧС		6	(19.35%)
4. БЭ		4	(12.9%)
5. Другое (в комменты)		5	(16.13%)
Всего:		31 Всего проголосовало: 23

@темы: Бета, Максим, Гамлет, дуалы

---

"Голубой вагон"

[Vampire_Deiko]

Автор: Deiko
Название: "Голубой вагон"
Фэндом: Соционика.
Жанр: слэш, юмор
ТИМы: Дон Кихот, Дюма, Гюго/Робеспьер, Максим/Гамлет, Жуков/Есенин, Драйзер/Джек, Наполеон/Бальзак, Штирлиц/Достоевский, Габен/Гексли
От автора: По заявке: "Весь социон. Дон демонстрирует всем прибор, который безошибочно может определить ориентацию каждого присутствующего. «- Какого черта ты притащил сюда эту штуковину? Хочешь проверить не сел ли кто-нибудь из нас ненароком в голубой вагон?»

-Господа, это сенсация! -Дон буквально влетел в гостиную, крепко прижимая к себе какой-то странный прибор с обилием мигалок и кнопок.
-Очередное творение, которое перевернет мир? - скептически усмехнулся Баль.
-Именно! - горячо закивал изобретатель. -Это будет революция!
-Сексуальная? -оживился Нап.
-Скорее научная. -деловито поправил очки Робеспьер.
-Научная-научная... Да что эта штуковина делает-то? -пробубнил Гексли и поддался вперед, пытаясь выхватить загадочное устройство из рук ученого.
-Тихо! -Дон отошел на безопасное расстояние от Гека и поставил свое изобретение на стол. -Это уникальная вещь, аналогов которой еще не было: прибор, способный определить ориентацию каждого присутствующего в этой комнате!
Все, кроме Дона, беспокойно переглянулись.
Внезапно Макса заинтересовало что-то за окном, Есь трепетно сжал руку Жукова, Габен принялся внимательно разглядывать узоры на ковре.
-Вряд ли эта штука будет пользоваться спросом на рынке... -после продолжительно молчания, произнес Джек, оценивающе оглядывая прибор. -Если только для сбора компромата и... -заметив суровый взгляд дуала, Предприниматель осекся.
- Какого черта ты притащил сюда эту штуковину? Хочешь проверить не сел ли кто-нибудь из нас ненароком в голубой вагон? -нахально выкрикнул Нап, но тут же получил удар локтем в бок от Бальзака.
-Сиди тихо и не пались. -так, чтобы Дону не было слышно, процедил он сквозь зубы.
-Ну так что? -продолжал с энтузиазмом ученный. -Есть желающие попробовать?
Ответа не последовало.
-Пойдешь, Гюго?
-А что сразу "Гюго"?! -взвинтился Энтузиаст.
-Это же неправильно... -робко начал Дост. -Нельзя заставлять людей, если они сами не хотят...
-А может быть ты согласишься?
-Нет. -отрезал Штирлиц, не давая смущенному дуалу подняться с места. -Не согласится.
-Штир, давай тогда ты вместо него?
-Испытание странных приборов с непредсказуемыми эффектами не входит на сегодня в мои планы.
-Габен?
-Не встану. Мне лень.
-Гамлет?
-Да ни за что! Эта адская машина, не дай Бог, взорвется еще, когда я подойду.
-А где же привычное: "О, жалкий жребий мой"? -язвительно бросил Баль. Но Нап, недовольный тем, что пару минут назад его самого заткнули, тут же зажал дуалу рот ладонью.
Гамлет лишь презрительно ухмыльнулся.
-А ведь действительно, -со всей серьезностью добавил Драйзер, смерив своего конфликтера строгим взглядом. -Это аморально — ставить опыты на людях. -Дост тут же смущенно кивнул в знак согласия. -Поэтому, пока здесь еще ничего не успело сломаться или взорваться, я ухожу. -подытожил он и многозначительно кивнул в сторону выхода, давая понять дуалу, что им пора. Джек ждать себя не заставил.
-Ну куда же вы? -отчаянно произнес Дон, наблюдая как один за другим представители социона покидали комнату. -Это штука правда не опасная! С вами ничего не случится! А согласившись, помочь вы внесете огромный вклад в развитие науки!
-Как-нибудь в другой раз, -на секунду из коридора выглянул Гексли и задорно подмигнул. Но тут же в дверном проеме показалась рука Габена, которая утянула его обратно.
-Ну вот так всегда...-разочарованно вздохнул ученый и вновь взял прибор в руки. -Стараешься, стараешься, а толку-то... никому ничего не надо...
Дюма, единственный, кто не покинул изобретателя в столь ответственный момент, подошел к другу и мягко улыбнулся:
-Не расстраивайся. Я верю, что тебя ждет успех... -произнес он, заботливо поглаживая Дона по плечу.
Тут же предательски замигал голубой огонек.

-Я только одного не могу понять, -начал Робеспьер, когда вся компания покинула квартиру. -Зачем он сделал этот прибор? Ведь все же и без него очевидно.
-Да ладно! -весело улыбнулся Гюго, повиснув у дуала на шее. -Классная же штука получилась! Огоньки яркие, кнопки красивые!
-Человек просто заработался и не заметил, что творится вокруг... правда же, любимый? -наивно улыбнулся Есенин.
-Именно. -ответил Жуков, крепко прижимая дуала к себе. -Пусть себе изобретает, лишь бы нам не во вред.
Лишь Достоевский задержался на секунду у двери.
-Может все-таки стоит вернуться и утешить его?
-Дюма и утешит, и объяснит ему все. И вообще: меньше знаешь, крепче спишь. -коварно усмехнулся Джек, с улыбкой наблюдая как все расходятся парочками.

@темы: Гюго, Штирлиц, Дюма, юмор, Альфа, Бальзак, Габен, Гамма, Гексли, Дон Кихот, Драйзер, Жуков, Наполеон, Робеспьер, Джек, Достоевский, Бета, Максим, Есенин, Гамлет, Дельта, дуалы

---

Землю крестьянам, прощение опоздавшим!

[Джики иъ Бильзяки]

Автор: Sweet_Yoghoo
Название: Землю крестьянам, прощение опоздавшим!
Жанр: гет
Рейтинг: R
ТИМы: Fem!Наполеон/male!Бальзак
Примечания: написано по просьбе  solnce_lisa male!Бальзак/Fem!Наполеон. Секс на кладбище.
NH! Не комедия, но возможен обмен ироничными и саркастичными замечаниями в стиле гаммы между героями.






Его лицо маячит из-за железных оградок. Самолёт опоздал на пять часов, но он всё ещё здесь, сжимает в руке жиденький букет гвоздик.
- Привет, Сонный, давно ждёшь?
Вопрос риторический, но всё равно должен быть озвучен.
- Ты и сама знаешь.
Девушка в упор смотрела на вялый букетик, но Сонный не спешил его отдавать.
Молча открыл дверь старого москвича, сопровождаемый презрительным взглядом.
Он не видел Люду несколько лет, и в общем, даже сейчас не делал из этого события. В груди больше не дрожало, в пальцах не ныло, в голове было чисто, как и в небе, которое выгнало все облака и оставило только длинные лучи накренившегося вбок, раздутого краснеющего солнца.
Радио включать не пришлось. Люда вдохновенно делилась впечатлениями, ожиданиями, бросала двусмысленные взгляды в зеркало, и Сонный их прекрасно замечал, хотя и старался делать вид, что ничего не происходит, не краснеть, как годы назад, не выдавать себя, не выдавать.
На повороте в стекло автомобиля врезалась испуганная птица, навскидку чёрная или тёмно-серая. Карие глаза сначала расстреляли птицу, а потом водителя.
- Знаешь, мне нужно заехать на кладбище. Я планировал отвезти сначала тебя, но ты сильно припозднилась, и скоро стемнеет.
Небо наливалось пурпуром и мазалось к лицам.
- Что, темноты боишься? – она слегка наклонилась вперёд, глаза стянулись в щёлочки прищура.
Сонный вяло пожал плечами и достал сигарету.
- Я могу поехать с тобой, - как бы делая одолжение, сладко протянула Люда.
- Тебя Валентина не потеряет?
- Если надо, позвонит. Впрочем, я, пожалуй, отключу телефон.
В салон протёк запах сигаретного дыма, тянулся зловонными лентами от ветра из окна, окрашивался в сиреневый.
Желтоватые листья тянулись за колёсами автомобиля, скрежет тормозов.
- Приехали, - Сонный достал букет, потом всё-таки открыл Люде дверь не слишком церемонясь.
Надгробные камни смотрели из-за кладбищенской изгороди, как зовущие, или как те, кого зовут. И то и другое сразу. Мягкие шаги и стук тонких каблучков. Вечерний ветерок приносил прохладу, и Люда закуталась в бардовый плащ. Сонный снова закурил.
- Как твоя мама поживает?
Он глубоко затянулся, и выдержав паузу, отмахнулся.
- Да как она может поживать? Поживает и ладно. Собирается дачу под Алапаевском продавать. А ты сама? Как?
- Честно говоря, мне в Москве поднадоело. Слишком быстро всё и слишком жестоко происходит.
- Понятно, - Сонный кивнул, загипнотизировано наблюдая как Люда крутит в руках кольцо. Он не стал спрашивать, но она поняла.
- Вокруг меня много мужчин, знаешь ли, и они бывают всякие – бывают очень богатые и влиятельные, бывают наоборот – юные и наглые, но видно, что они готовы ставить на кон всё и побеждать. Бывают просто безразличные. Они смотрят на тебя и видят только способ убить время. Разные, в общем. И немало таких, кто хочет меня замуж утянуть. И я бы с радостью, может, почему нет, но только не могу – нет в этом ничего интересного, слишком просто. Так просто, что какой бы мужик богатый не был, от него веет хронической дешевизной.
- Совсем Вы, Людмила, сори, зажрались.
- Может, только мне всё равно кажется мало.
Ветер гладил её по волосам, а Сонный только смотрел и усмехался.
- Чего смеёшься?
Парень снова затянулся, устало вглядываясь в расцвеченное небо.
- Ничего особенного. Мы пришли.
Лавочка под низко наклонившейся ивой с лимонными листьями, ржавый столик с облупившейся краской, высокий старый крест, обросший с одной стороны мхом, а с другой налётом пыльцы и пыли.
Сонный сел, Люда опустилась на скамейку рядом.
- Чья это могила?
- Вы не были знакомы.
- понятно.
Последние лучи падали ей на лицо, последние лучи назойливо светили ему в глаза, и он надвинул шляпу пониже. Сам застыл, как будто не дыша даже, как будто куда-то делся. Люда вытянула букет у него из рук и аккуратно положила рядом с надгробием.
Присела напротив Сонного на корточки, он даже позволил взять его за руки.
- Я скучала, Стас. Очень скучала. Иногда я хотела всё бросить и вернуться. Знаешь, совершенно глупое желание, я ему не поддавалась.
- Что ж, ты молодец, - шёпотом протянул Сонный. Солнце уже зашло, а шляпа всё ещё скрывала его глаза.
- А ведь я ради тебя вернулась.
- Совсем бессовестная – так говорить. Сначала бросила меня здесь, а теперь говоришь, что тебе там наскучило. Видимо, здесь не во мне дело. Что с тобой случилось? Ты обанкротилась? За тобой гоняется мафия? О тебе пишут в газетах, а под твоими фотографиями вознаграждение – разыскивается живой или мёртвой?
- Нет, - и совершенно искренние глаза, неотрывно глядящие. – Но и ты ничего за это время не сделал. Или скажешь, что прошло всего ничего? Ты до сих пор ездишь на отцовском москвиче, одеваешься как потерянный, и, наверняка даже нигде не работаешь.
- А для чего мне жить по-другому?
Люда поднялась, сдёрнула шляпу с головы Сонного, с сонной головы, по правде говоря, прижалась к безвольно сидящему давно знакомому, а между взглядом в глаза и её поцелуем время изогнулось натянутой до хруста дугой.
Затянутые в капрон аккуратные колени проехались по лавочке собирая занозы. Рваный вздох, шорох одежды, громкий всхлип.
Сонный уже распластан по лавочке, а девушка сверху и борется с пуговицами его старого пальто, с упрямой ширинкой. Листья медленно кружатся в темнеющем воздухе.
Она не знает, кто похоронен здесь, но знает, что хочет этого человека сейчас, каштановые кудри рассыпаются по плечам, пальто расстёгнуто, руки Сонного на её груди, он как будто книгу для слепых читает, и там пишут про то, что секс может ничего не значить, кроме того, что нужно будет выглядеть так, как будто это случайность, но, захлёбываясь слюной и накатывающими волнами желания, он не может думать. Когда лавочка становится кораблём, плывущим по морю ставшей бесконечной темнеющей осени, её тёплые бёдра становятся ориентирами, а глаза – звёздами, по которым вычисляют направление путешествия.
Люда выгибается и тонет в собственных стонах. Сонный вцепился в мягкое тело, вздрагивает от напряжения, а она уже послушно поддаётся импульсу – теперь холод влажной лавочки ползёт к ней через ткань одежды на спине, спереди его руки в упоённом восхищении гладят её живот.
Непривычно и странно, капельки пота на лбу, полураскрытые сухие губы, двухдневная щетина, сперва липкий, высохший от частого дыхания язык, потом он уже чувствует себя как дома во рту девушки, запах всё того же парфюма, что и четыре года назад. Она считала. Ровно четыре года. Тогда – странное комканое расставание, как с чужим человеком, а сейчас испарина на лице, прилипшие ко лбу и щекам волосы, его силуэт на фоне тёмно-синего неба и запах сырой кладбищенской земли. И конец похожий на оборвавшийся на самом интересном месте сериал.
Потом щелчок зажигалки, едкий дым.
- Тебе понравилось?
- Да, - коротко отвечает Сонный и даже улыбается.
- Ты знаешь, что я решила вернуться насовсем?
- Теперь знаю, - глядя в пространство перед собой прошептал (прошедшее/настоящее) Сонный. – И что?
- Как что? – Люда подсела поближе, касаясь его плеча своим.
- Ну, лучше бы тебе не хоронить свою жизнь в этом захолустье ,а отправиться в другое место, раз уж тебе в Москве не понравилась. Туда, где перспективы, ты же хочешь шикарной жизни. А здесь тебе что ловить?
- Я конечно могу уехать, но…
- Но что?
- Если ты поедешь вместе со мной.
Сонный смотрел на её лицо, затянутое в темноту и видел, как черты искажаются и доброжелательная улыбка странно ползает по щекам. И ему это почему-то дико нравится. Но он молчит.
- Я не справлюсь без тебя там. Мне очень не хватает твоей рассудительности и вот этого твоего чутья – что обязательно должно получиться. Но на самом деле – очень хочется. Так что, это тебе здесь нечего ловить.
Затушив сигарету о край лавочки, Сонный улыбнулся и даже немного покраснел, от его лица шёл жар, когда она прикоснулась губами к его щеке, и он наигранно вяло протянул «посмотрим».

@темы: Бальзак, Гамма, Наполеон, дуалы

---

Жертва средневековых традиций

[Lontananza Disperata]

Автор:  Lontananza Disperata
Название: Жертва средневековых традиций
Жанр: Hurt/Comfort, частично стёб, романтика.
Рейтинг: PG-13
ТИМы: Максим/Гамлетесса, упоминаются Штирлиц, Джек и многие другие ТИМы.

Средневековые традиции крайне печальным образом еще имеют место в современности.

Гамлетессу выдали замуж против ее воли. Конечно, никто не спросил, перед тем как в один прекрасный день приставить к горлу нож и заставить напялить страшное платье, бывшее свадебным еще ее сестры Есенки, которая вышла замуж по своему усмотрению еще в годы благополучия семьи. Поэтому Гамлетесса с отвращением вспоминала тот ужасный день, когда это случилось, и самым страшным там было отнюдь не платье.
А оно было поистине порождением чего-то потустороннего. Гамлетессу сначала жестоко затянули в корсет, словно оттенив то, какая она тощая и без него, потом заставили напялить этот кошмар, именуемый свадебным платьем. Девушку чуть не вырвало прямо на кошмар – когда она начинала отказываться от переодевания с бурными эмоциями, ее отец достал из кармана обычный складной нож и, зловеще вынув нужное лезвие, помахал перед глазами. Гамлетесса сглотнула, борясь с рвотой, которая норовила сделать наряд хоть чуть лучше, чем он был на самом деле. Но страшное было еще впереди. Скрепя сердце и сквозь зубы тихо проклиная все ножи, платья и старших сестер, Гамлетесса наконец взяла в руки гадкое месиво из белого газа и кружев, словно отвратительного слизняка. Одев платье и будучи зашнурованной немилосердно, увидев свою почти отсутствующую фигуру, Гамлетесса поняла, что пришел день ее смерти. В зеркале отражалось мертвенно-бледное, красивое понятной только ему красотой, существо в наряде, который требует особого описания. Это было донельзя пышное белое платье длиной до самого пола, с громадными бантами на подоле и страшным лифом, похожим на платья эпохи бидермейера. Белизна его уже была пожелтевшая и кое-где виднелись не выстиравшиеся пятна от кофе, самого ненавистного напитка для Гамлетессы. Она живо представила, как утром после брачной ночи Есенка получила пресловутый кофе в постель, и с отвращением перевела свой взгляд на более приятные вещи: даже отцовский нож оказался лучшим для принужденной невесты, чем мысль о самом сопливо-ванильном напитке в мире в комплексе с самой сопливо-ванильной сестрой.
- Давай же, шевелись. Одевай перчатки и фату. – Грубо приказало существо, бывшее некогда отцом Гамлетессы. Куда девался заботливый папа-Штирлиц, который и в мыслях бы не имел угрожать дочери? Но он делся туда же, куда делись деньги семьи. И теперь ради приданого этот разорившийся богач пойдет на все. Даже на то, чтобы, если дочь заартачится – можно было бы закрыть навсегда ее лишний рот.
Гамлетесса подавила вздох: любые протесты могли стоить ей жизни, тем более, что даже сбежать она не могла: двери крепко закрыты, а еще здесь отец. И она должна была представить себе бесславную смерть, и после этого – смириться.
Чего Гамлетесса делать не собиралась, но сейчас она должна была надеть страшнейшие туфли с бантиками, а потом ее замотали в вуаль и сделали какой-то «лебединый» макияж из еще сестринской просроченной косметики. Гамлетесса терпела, терпела, но не смирилась: она собиралась сбежать чуть позже, когда отец и его преступный нож будет дальше.
Если бы была жива мама! Она бы никогда не позволила отцу так себя вести! Но он стал другим, он из порядочного безукоризненно правильного гражданина превратился в какого-то страшного бандита.
Гамлетесса подумала, что ведь никто не знает, жива ли ее мать. Потому что она пропала без вести, и после этого отец стал разоряться: ведь только мама знала, как вести домашнее хозяйство так, чтобы не было беды. Но папа влез в долги, и кредиторы забрали сначала деньги, затем – мебель, потом и сам дом! И оставалось только выдать дочь замуж, чтобы хоть в этой старой двухкомнатной квартире можно было жить оставшимся детям!
Детей было девятеро. Старший сын Жуков уже давно женился и сам разорился, но пошел служить по контракту в военно-полевые силы. Старшая дочь Есенка вышла замуж, и Гамлетесса была рада от нее избавиться: наконец-то дома не будет гадкого розового цвета во всем, не только в обстановке. Потом были двойняшки Драйка и Гюгошка, но они еще в школу ходят, счастливые, еще и в восьмой класс. Затем совсем малявки: сыновья Бальзак, Робеспьер, Дон Кихот и самая младшая дочка Напка. Те все кто в пятый класс, кто в третий ходили, а Напка вообще в первый. Так дела обстояли сейчас: Гамлетесса должна была стать жертвой, принесенной ради благополучия семьи.
Отец давно уже играл нечестно, хоть денег ему это приносило еще меньше, чем в годы честной жизни с матерью детей, его любимой утраченной женой Джечкой. Куда она пропала – никто не знал, но в последний раз ее видели в Национальном Банке. И после этого – ни слуху, ни духу. Есенка вместе с Гамлетессой придумали для младших детей ложь, что она уехала на какие-то там заработки в другую страну, но шли годы, а положение дел только ухудшалось. Дети уже смирились с тем, что мамы больше нет. И только некоторые из них верили, что она все еще жива и вернется, но с каждым днем вера угасала все больше, но не пропадала совершенно.
- Пошевеливайся. И ни слова. – Сказал отец, пнув дочь по направлению к двери: старой, оставившей только остатки лака, и почти полностью прогнившей.
- Я молчу, папа. – На последнем слове дочь сделала язвительный акцент, но в отместку должна была испуганно шарахнуться от вновь наставленного на нее лезвия.
Дверь открылась, и взору Гамлетессы предстала гадкая, кишащая крысами лестничная площадка. Каблуки цвета противнейших сливок стучали по серой старой плитке лестницы: лифт не работал паталогически уже лет двадцать. Столько же лет было и Гамлетессе, но в год ее рождения ее семья и в страшном сне не могла видеть, что будет жить в таком квартале. А сейчас это все было в порядке вещей.
Нож был предупредительно наставлен в спину дочери, и процессия-конвой в лице отца и каких-то посторонних людей двинулась по лестнице с тридцать восьмого этажа вниз. В подъезд добрались уже через полчаса: Гамлетесса вынуждена была почти бежать, чудом не сломав ни один из гадких каблуков. «Чудовище!» - думала она, не представляя, о ком – об отце ли это, или о будущем женихе?
В любом случае, грязная машина, недавно купленная чуть ли не на свалке, повезла девушку в церковь на самую окраину города. Машина была грязно-серая и старая, и при езде издавала странные рычаще-трескучие звуки. Что-то там было сломано, но Гамлетесса знать не хотела, что именно. Она предпочитала сейчас умереть в автокатастрофе, но не выходить замуж за кого-то там.
И тут в ней проснулась совесть: «Ты же спасаешь семью от полного банкротства!». Гамлетесса на краткий миг подумала, что это ведь, действительно – единственное, что она может сделать для семьи. То, как она учится в колледже – никогда не поможет ей стать хотя бы бухгалтером, а не то, чтобы экономистом. Она старалась, но учеба валилась из рук: она ненавидела свою специальность, математику еще со школы не учила демонстративно, и вот теперь была засунута в колледж. Она училась на пятом курсе, но жалкая стипендия не помогала покрыть семейные расходы. Иногда деньги присылал Жуков, иногда – неохотно давала Есенка, но те тоже бедствовали: в стране начался кризис, и много богатых людей стало нищими. Да и отец очень стеснялся принимать подачки от детей. Он вообще был гордой личностью и не хотел быть кому-то обузой.
Гамлетесса понимала, что стипендией семью не спасешь, и только деньги этого самого мужа смогут прокормить семью. «Но как же! Он не хочет брать ни Есины, ни Жуковы деньги! А мои, значит, возьмет?». Но Гамлетесса уже видела, что теперь он возьмет деньги у любого, даже у врага. «Я ему враг?» - мучил один вопрос Гамлетессу.
Вот и церковь. Внутри у Гамлетессы все перевернулось. Сколько народу! Как на похоронах. Очень мало.
Несколько старых и новых друзей отца по бандитскому ремеслу стояло у церкви с вялыми цветочками в руках и постными минами. «Они пришли только чтобы выпить на наши последние деньги!». Ни одного из Гамлетессиных друзей по колледжу не было: они и знать не могли, что на этих выходных самая худшая студентка курса выходит замуж за какого-то неизвестного.
Гамлетессу вдруг начали обуревать сомнения еще с большей силой. «А вдруг он окажется еще хуже, чем я ожидаю? Но вряд ли. Куда уж хуже».
В церкви пахло цветами, и было слишком темно. Людей скопилось немножко, большинство из них были посторонними. Отец спрятал нож в карман и прошептал на ухо дочери: «А теперь ты должна делать все так, как положено. Иначе – я повторяю: лишний рот закроется навсегда.»
Гамлетесса еще более побледнела под просроченной Еськиной штукатуркой. «Ну, вот и все. Я повешусь на собственных капроновых колготах еще до брачной ночи».
Началась церемония. Гамлетесса смотрела прямо, и не видела того, кто стоял около нее в качестве жениха. Священник, довольно пожилой человек с глубоким басом, читал нужные молитвы, а Гамлетесса против воли их слушала, чтобы не отвлекаться на мрачные думы.
- Объявляю вас мужем и женой. – Словно тупым кинжалом в сердце у Гамлетессы отбились эти слова. Ей хотелось тут же умереть, но она не могла этого сделать.
Словно погребальный звон, объявлен был приказ о поцелуе. Гамлетесса побледнела, как полотно, и повернулась к жениху, словно ее заставляли это сделать насильственным способом. Но нет, никто не пытался тыкнуть ножом в спину, это какие-то силы заставили невесту подчинится.
Она увидела его. Это была какой-то страшно серьезный и высокий человек с темными короткими волосами и темными же глазами. На нем был противно-скучный торжественный костюм, и весь его владелец был какой-то до тошноты идеальный. Гамлетесса едва сдержалась, чтобы не выказать на лице отвращения, и приняла какой-то четкий и холодный поцелуй.
Это был первый поцелуй в ее жизни. Это было ужасно!
Гамлетесса поняла, что теперь она не будет верить ни в любовь, ни в романтику. Какие еще «пылкие поцелуи при луне», о которых толковали ее идиотские подружки юности? Это что-то словно отчеканенное в железе, а не признак любовного влечения.
«Я для него – только часть плана. Он берет замуж меня из жалости к отцу. Хотя, какую еще жалость может чувствовать этот истукан?!». Гамлетесса покраснела от злости, а умиленные дамы из первого ряда решили, что от скромности.
«Разумеется! Ведь в наше время все выходят замуж по своей воле. И только я такая невольница, как в Средние века! Хотя я всегда любила эту эпоху, но никогда не думала, что я сама стану жертвой ее традиций».
Тем временем она шла под руку с этим чужим человеком, которого вынуждена была теперь звать своим мужем. «Какой позор! Как я теперь явлюсь в колледж!» - скорбно опускала глаза, все больше и больше краснея, Гамлетесса, которой явно мешало думать свои мрачные мысли странное тепло, исходившее от руки нового мужа.
- Как мы идем! – вдруг нечаянно вслух подумала она. – Как похоронная процессия.
- Что, простите? – спросил услышавший это муж, явив очень красивый низкий баритон.
- Вы слышите мои мысли? – удивленно спросила Гамлетесса, садясь в машину.
Муж, закрывший за ней дверь, зашел с другой стороны и сел около нее.
Гамлетесса не переспрашивала: она поняла, что ей не ответят.
- Ненавижу я тех, кто молчит постоянно. – С жесткими интонациями в голосе сказала она.
Муж не обратил внимания, и Гамлетесса была снова удивлена.
- И что это за машина? – спросила она, испытывая извращенное удовольствие от надоедания новому супругу.
- Моя машина. Вам интересна ее марка? – наконец ответил молчаливый муж.
- Нет, не интересна. Но она такая вся новая и комфортабельная… - вдруг Гамлетесса разрыдалась. Она вспомнила о том, что же теперь будет с ее семьей: они живут в той гадкой квартире, а она здесь, будет богачкой! О нет, как она могла так их предать?!
- Почему вы плачете? - ровным голосом, словно безразлично, спросил супруг.
- Я их бросила! Я оставила их без гроша! Но это отец заставил меня выйти замуж, чтобы… - и рыдания перервали ее слова. Гамлетесса сама не замечала того, что она откровенна с чужим человеком.
Муж осторожно коснулся ее руки, заставив Гамлетессу вздрогнуть и посмотреть на него затравленным взглядом. Рыдания вдруг утихли, как бы пропали.
- Не без гроша, будьте уверены. – Спокойно сказал муж.
- Кто вы и зачем я вам? – спросила Гамлетесса, вспоминая слишком теплое касание этого холодного человека.
- Я ваш супруг с этого дня и часа. У нас с вашим отцом деловое соглашение. – Сказал он. – Мое имя – Максим, если вас это интересует.
- Не интересует. Меня интересует одно: за что?! – пылко сказала Гамлетесса, отважно глядя в страшные и словно пустые глаза этого Максима.
- Скорее – для чего. – Сказал мягким низким голосом муж, принимая вызов на дуэль.
- Не имеет значения!! – Рявкнула Гамлетесса, утирая слезы и размазывая вонючий розовый блеск для губ по щекам. – Я не желаю вас видеть. – Она отвернулась и решила смотреть в окно.
О, прекрасно. Этот бесчувственный тип будет ее супругом. Гамлетесса покраснела, подумав о предстоящей брачной ночи. В окне было скучно: красивый старый город, серое утро, в общем – ничего нового. Ново только то, что она теперь замужняя женщина. И прощай, дорогая свобода!
Максим не обращался к ней всю дорогу, но от него исходило такое уверенное спокойствие, что Гамлетесса, протестуя, ожесточенно всматривалась в серые улицы и наблюдая за асфальтом на дорогах, который странным образом становился все лучше.
Подъехали к какому-то богатому дому, и тогда перед Гамлетессой открылись двери. Она, с отвращением опираясь на руку этого мерзавца Максима, вошла в строгий, но очень красивый зал. Там начиналось до боли прекрасное празднество, но Гамлетессе хотелось одного: снять колготки и удавиться где-то в пустой комнате. Но потом она вгляделась в шторы и увидела, что они подвязаны дизайнерской веревкой. «Когда ОН не будет смотреть, я стащу веревку и повешусь на ней. Это более эстетично!» - решила Гамлетесса, и даже не скрывая своего презрения и недовольства, оттолкнула руку Максима.
«Или лучше вскрыть вены и залить проклятый дом кровью?» - размышляла новоявленная молодая жена. – «Как же так можно! Нигде нет ножей! Надо бы пробраться на кухню.»
Темные пряди волос из развившейся прически упали Гамлетессе в глаза. Она оттолкнула их и то менее презрительно, чем руку того человека.
Тот же тем временем сидел по правую руку от нее, и кто-то там провозглашал какие-то официальности. Все было строго и абсолютно правильно. И это дико бесило Гамлетессу.
Весь праздник (а для Гамлетессы это было пыткой) так и прошел: четко, по расписанию, без пьянства. И праздник был коротким, а танцы почти бальные.
Вот и танец молодоженов. Гамлетесса немного умела танцевать чертов вальс: еще в годы благополучия она училась в частной студии, но потом бросила еще ранее, чем они стали бедными. Но этот гад танцевал превосходно и ни разу не наступил ей на ногу! Гамлетесса была вся красная от бешенства, и все норовила улизнуть из сильных объятий бесчувственного субъекта, но безуспешно. Она специально сбивалась и наступала на его ноги в безупречно вычищенных туфлях, оставляя на них серые следы от пыли, но этот вежливый истукан даже не обратил внимания!
И вот, огни погасли, настала ночь, и гости разошлись. Чертов бал! И что показательно, все присутствующие здесь члены ее семьи были очень счастливы. Ага! Этот придурок купил ее у них за большие деньги! А отцу только они и нужны!
Гамлетесса от злости чуть не давилась шикарными яствами еще тогда, а теперь она хотела сбежать и заколоться каком-то острым ножом. Но попытки хотя бы изобрести план, как это сделать, увенчались провалом.
Вот она опирается на его руку, и они поднимаются по чертовой мраморной лестнице наверх! О нет! Какой позор! Он купил ее, как вещь, как куклу тряпичную! А отец только и рад! Никто ее не спасет от этой брачной ночи!!!
Они вошли в спальню, и там было очень красиво. Роскошно, но просто, и все в темных тонах. Гамлетесса поймала себя на мысли, что восхищена обстановкой, но тут же это было подавлено другой мыслью: «Ты сейчас перестанешь принадлежать самой себе».
- И что же? Теперь-то вы расскажете, зачем я вам? – спросила Гамлетесса, назло всей романтике включая свет.
- Вы необходимы спасению своей семьи. – Ответил Максим.
- Это я знаю, но зачем я вам лично?! – Закричала молодая жена, яростно вперив свои темные глаза в еще более темные глаза оппонента.
- Это вы и сами знаете. Вы теперь моя жена. И сейчас наша первая брачная ночь. – Немилосердно красивым баритоном истязал Максим уши Гамлетессы.
- Это домогательство!! – взвизгнула Гамлетесса, отбежав на другой конец комнаты: поближе к двери.
- Нисколько. Я к вам даже не прикоснусь без вашего на то желания. – Оставаясь неподвижным, ответил невозмутимый Максим.
- Тогда зарубите себе на носу! – Вдруг подбежала к нему Гамлетесса, театрально тыкая пальцем в воздух. – Вы НИКОГДА не прикоснетесь ко мне! Я умру старой девой или заколюсь вот этим вот ножом! – И она вытащила из-за корсажа кухонный ножик.
- Только попробуйте. – Спокойно и убедительно сказал Максим и мягким жестом вырвал из рук Гамлетессы орудие потенциального самоубийства.
- Я повешусь на колготках! На веревке от штор! Я попрошу кого-то удавить меня корсетом! Я захлебнусь вином! Я… - раскричалась эмоциональная Гамлетесса.
- Вы чисто физически не сможете убить себя столь разными способами. Придется выбрать какой-то один. – ответил иронично Максим.
Поток эмоций прервался, изменившись удивлением:
- Да как вы смеете! Это бесчеловечно – так издеваться! Я вас ненавижу. – Утомленно осела на пол невеста в гадком беленьком платье Есенки.
- Ненавидьте, воля ваша. – Холодно сказал Максим.
- И что может быть хуже такой смерти? Хотя все, я уже мертва, я мертва, я уже истлела и где-то там разлагаюсь. – Драматично воскликнула Гамлетесса.
- Вы боитесь меня? – внезапно спросил Максим.
Какая-то сволочь уже выключила свет (наверное, прислуга каким-то дистанционным управлением!), поэтому Гамлетесса обнаружила, что комната окутана до жестокости романтичным полумраком.
- Я? Вас? – она даже поднялась на ноги, постепенно несознательно подходя к мужу, - Чтобы! Я! Вас! Боялась! Такого бесчувственного, холодного, не способного ни к чему человеческому субъекта! Да не смешите мой корсет!!! – тут она обнаружила, как близко стоит к нему, а сил отойти уже не было.
Максим с усмешкой посмотрел ей прямо в глаза, замечая, что стоят они с ней действительно слишком близко. Затем вдруг, подвергшись мелькнувшей в обоюдном обмене взглядами страсти, властно схватил Гамлетессу в объятия. Она начала пылко сопротивляться, но потом поняла, что уже поздно. Она уже принадлежала ему, и нельзя было сказать, что эта жертва для блага своего семьи была для нее столь отвратительной. Гамлетесса страстно отдалась Максиму раз и навсегда. Теперь она будет верна ему всю жизнь, а если посмеет изменить: верный нож всегда будет у нее в столике около кровати.

В этот день была годовщина их свадьбы. Дела семьи улучшились, а Гамлетессу угораздило страшно влюбиться в своего супруга еще во время первого их поцелуя. Она была ему верна, и в ее руке сейчас покоилась рука младшего из их общих детей.
Они женаты уже десять лет, и страсть стала благородной любовью, которая время от времени подогревается очень живописными ссорами. И так они и будут жить, пока смерть не разлучит их, и у них кроме этих пяти детей будут еще, Гамлетесса была уверена. Она бросила экономический колледж на следующий день после свадьбы, и теперь занялась тем, о чем мечтала всегда. Теперь она стала актрисой. А Максим был потомственным аристократом, хоть и очень много работал, не терпя проводить время праздно даже при всех обильных средствах. Он работал администратором в каком-то предприятии, и работа для него была чуть менее важна и сложна, чем Гамлетесса.

@темы: Гюго, Штирлиц, Дон Кихот, Драйзер, Жуков, Робеспьер, Джек, Бета, Максим, Есенин, Гамлет, дуалы

---

[Jinli hua long]

Название: "Иордания." Рабочее название, будет изменено.
Автор: Tiffani aka Helle Jensen
Персонажи: весь социон.
Жанр: всего понемногу: юмор, романс, ангст, и я даже не знаю, что будет дальше.
Рейтинг: PG-13? Ну, пока так, думаю.
Дисклеймер: никто не мой, ничто не моё, даже буквы и те принадлежат русскому алфавиту.
Саммари: Раллийный паддок, 16 человек из мира гонок со своими сложными взаимоотношениями, и их приключения на гран-при Иордании. В дальнейшем, может и после него.
От автора: начинала писать фик на заявку 3 тура социофеста:
Bсе ТИМы. Гоночная трасса. В одной машине - гонщик и штурман. Возможен вариант с четырьмя командами, деление по квадрам соответственно. Либо в каждой команде по две машины, либо кто-то - гонщик и штурман, а кто-то - механики и т.д.
Но в итоге вышло так, что фик вырвался из под контроля, персонажи зажили своей жизнью, начали устанавливать взаимоотношения, влипать в истории и в итоге фик уже не то, чтобы прямо по заявке, скорее просто навеян ей. Но её автору в любом случае респект и лучи любви.
Состояние: в процессе и конца-края этому процессу не видно. Выкладывать буду по 2-3 части.

Тыкать сюда.

@темы: Гюго, Штирлиц, Дюма, Альфа, Бальзак, Габен, Гамма, Гексли, Дон Кихот, Драйзер, Жуков, Робеспьер, Джек, Достоевский, Бета, Максим, Есенин, Гамлет, Дельта

---

СОРОК ПЯТЫЙ КАЛИБР. Серия 2

[sillvercat]

Автор:  sillvercat
Название: Сорок пятый калибр. Серия 2.
Жанр: Юмор
Рейтинг: R
ТИМы: Жуков | все.
Саммари: По заявке 13-го тура соционик-феста: T13-26 Жуков | все. Праздник, пьяный Жуков пытается найти собеседника. H! Здесь: www.diary.ru/~socionicfics/p171992556.htm?from=...
От автора: Серия 1 здесь: diary.ru/~sillvercat/p171884252.htm
Поторопилась написать для  Sangryl
И СПАСИБО первому читателю  F-fantazy!


www.diary.ru/~sillvercat/p172205720.htm

@темы: юмор, Альфа, Гамма, Жуков, Бета, Дельта, дуалы

---

Карусель

[Klodwig]

Название: Карусель
Персонажи: Роб, Гюго и ко
Рейтинг: G
Жанр: джен
От автора: Заметила заявку с феста Робеспьер "Карусель вращается без меня...", но она, увы, не прошла. Автор заявки, обзовись!



Карнавал. Ярмарка. Буйство красок, смеха и музыки.
Гюго просто не мог её пропустить. А Роб, хоть и долго сопротивлялся, размахивал полунапечатанным курсовиком, тыкал пальцем в заклинивший принтер, но всё же согласился с ним пойти.
Воздушные шары, мишура, сладости…. Атмосфера опьянила Энтузиаста, он словно попал в свой личный рай.
- Смотри, смотри!
На что смотреть, Робеспьер так и не понял. Синяя шевелюра мелькнула и исчезла, оставив Аналитика одного.
- Подходите! Подходите!
- Только сегодня!
- Незабываемое зрелище!
Мимо, не замечая Роба, прошли Жуков и Есенин. Вернее шел Жук, а Лирик ехал у него на шее, уплетая сахарную вату и время от времени подкармливая ездового дуала. Оба улыбались и, похоже, были счастливы. В волосах у Еся запуталось конфетти.
- Звезды и пестрые ленты на колесе….
Чуть дальше Наполеон подстрелил из пневматического ружья пирамидку пивных банок и, широко улыбаясь, вручил Бальзаку огромного синего зайца. Критик скептически осмотрел зверюгу и вдруг прижал её к себе, тоже улыбнувшись.
- Мчится по кругу разноцветная карусель…
Джек тащил Драйзера к палатке с надписью «ГАДАНИЯ», Гексли разрисовал лицо красной и белой красками и, размахивая руками, объяснял что-то флегматично посасывающему фруктовый лед Габу.
- И несёт её время сквозь океаны огня….
Карнавал дышал, словно живое существо. Музыка была его сердцебиением. Всё двигалось, плясало, жило, проносилось мимо. Разноцветные кони на карусели, разнаряженные фокусники и клоуны. Всё, кроме замершего посреди всего этого Роба.
- Я стою и смотрю, как проносятся мимо…
На мгновение они исчезли и стало тихо. Вокруг Аналитика вращались кадры из его прошлого. Институт, ночи возле компьютера, пары, перемены, кофе в кафешке…. В это время остальные обращали внимание на мир и видели, что он чудесен.
- Города, поезда… Всё неуловимо.
«Роб, пошли в парк!»
«Роб, давай сходим в кино!»
«Роб, давай посмотрим на закат!»
«Роб, посмотри!»
«Роб, посмотри на меня!»
«Роб, смотри…»
Открой глаза, Роб. Ты замер в прошлом, в то время, как все уже далеко в будущем.
- Карусель вращается без меня… - произнес парень вслух последнюю строчку песни.
- Рооооб!
Из толпы появился Гюго. В руках у него был обруч с заячьими ушами, который он немедленно напялил аналитику на голову.
- Тебе так классно! Пошли на карусели кататься?
Робеспьер кивнул.
- Пойдем…

@темы: Гюго, Альфа, Робеспьер

---

СОРОК ПЯТЫЙ КАЛИБР

[sillvercat]

Автор:  sillvercat
Название: Сорок пятый калибр
Рейтинг: G
Жанр: Юмор
Размер: мини
ТИМы: Все/Жуков
Состояние: закончен
От автора: По заявке пятого тура соционик-феста: Т5-16. Все/Жуков, «Ах, какой мужчина, мне б такого!» www.diary.ru/~socionicfics/p164592167.htm

ТЫЦ!

www.diary.ru/~sillvercat/p171884252.htm

@темы: юмор, Альфа, Гамма, Бета, Дельта