Куда улетают птицы.

[sociofiction]

Название: Куда улетают птицы
Автор: Ne 69
Фандом: соционика
Пейринг: Гамлет/Есенин
Рейтинг: низкий
Жанр: экшн, харт комфорт, лирика местами, драма
Размер: макси
Саммари: Ограбление. Вишневые занавески. Ежевичные глаза.
Предупреждения: десфик, пов (поочередно есенин—гамлет), временная разбросанность повествования (как в «невидимках» паланика)
Посвящается: Чаку Паланику, хоть мы и не знакомы лично, Ари, читающей всё, что я пишу, и Советской Лирике, вдохновляющей меня на различные подвиги.


— Перестань дрожать, — сквозь зубы произносит Гамлет, сжимая под столом руку на моем колене. — Через пару минут вернется консультант, и я не хотел бы чувствовать, как под нами дрожит пол.
Я коротко киваю, не глядя ему в глаза, и Гамлет добавляет чуть более дружелюбным тоном:
— Это может нас выдать. Все наши усилия пойдут к черту, если что-нибудь раскроет наш план. Понимаешь?
Я понимаю.
— Вот и славно, — заключает он, смахивая какие-то невидимые пылинки с моего галстука.
Через пару минут появляется консультант. Пара минут, проведенных нами в полном молчании, наедине с монотонным тиканьем часов. Не знаю, как Гамлет, но я нервничал. У меня вспотели ладони, и я боялся, что если мне придется говорить, то я не смогу. Но Гамлет взял все на себя.
— Очень мило с вашей стороны, что вы смогли уделить нам немного своего внимания не смотря на загруженный график. Вы не представляете, как нас выручили!
Гамлет рассыпается в благодарностях, заставляя тучного банковского сотрудника довольно улыбаться.
— И что понадобилось двум юным джентельменам в таком захолустье, как наш банк?
Консультант смеется булькающим лягушачьим смехом. Он явно доволен тем, как пошутил. Шелестящий легкий смех Гамлета вторит ему. Конечно же, нам не смешно, Гамлет смотрит на меня, и я делаю тоже самое. Мы смеемся.
— Нам необходимо сделать вклад, — улыбается Гамлет, — и хочу заметить, что речь идет о весьма крупной сумме.
Растягивая последнюю фразу, Гамлет наслаждается произведенным ею эффектом: у банковского работника заблестели глаза.
— Вы, должно быть, ведете успешный бизнес! — восклицает он.
— Почему же? — наигранно искренне удивляется Гамлет. — Удача при делении наследства — только и всего. Сейчас я и мой спутник подумываем о том, чтобы купить небольшой домик где-нибудь за границей и предаться счастливой семейной идиллии.
— Вы и ваш спутник? — он морщится, окидывая меня оценивающим взглядом. У меня холодеет кровь.
— Да, я и мой спутник, — жестко проговаривает Гамлет, с чрезмерной силой упираясь в мое колено, — есть ли у вас какие-нибудь специальные предложения? Понимаете, нам бы не хотелось тянуть с этим вопросом...
— Дорогой, мы можем на минуточку отойти? — я играю чуть хуже Гамлета, но он доволен. Я вижу это в его по-кошачьи суженых глазах.
— Да, конечно, вы можете обговорить всё, как следует!
— Думаю, нам нужна всего минута... — с задумчивым видом произносит Гамлет. — Будет ли уместно попросить вас об одном маленьком одолжении? Я должен уехать по делам сейчас. Мой спутник довершит все дела сам.
— Конечно, но мое время не безгранично, видите ли...
— Время — это деньги. А деньги никогда не были для нас проблемой.
С этими словами он кладет крупную долларовую купюру на стол и улыбается, глядя на то, как судрожным движением руки консультан смахивает ее со стола в ближайший ящик. Он ослеплен тем, что увидел. Он оглушен тем, что услышал. Он побежден тем, что произошло.
— Будем рады сотрудничать с вами! — говорит он Гамлету, — А вас я буду ожидать здесь в любое время! — он смотрит сквозь меня, вероятнее всего обдумывая то, как потратит полученную взятку.
Я успокаиваюсь лишь тогда, когда за нашими спинами легким щелчком захлопывается дверь. Мы направляемся в уборную. У меня не гнутся ноги, и сердце отдает хриплым стуком в ушах.
— Итак, — шепчет мне на ухо Гамлет, — ключ у меня. Банковские ячейки по коридору направо. Этот уволень даже не заметил, как с его стола исчезла пропускная карточка.
В его глазах пляшут чокнутые бесенята. Его шепот сводит меня с ума. Слишком много лжи и обмана. Я не справлюсь.
Я говорю ему это.
— Не бойся, малыш. Ты же хотел хорошо жить? Ты же хотел кормить своих бесконечных найденышей? Кошечки, собачки... чтоб кормить их всех, нужны деньги. Чтоб спасать их, нужны деньги. Все самые хорошие поступки противоречат законам нашей страны. Подумай об этом.
Я пытаюсь возражать, и Гамлет не выдерживает. Он целует меня внезапно, не давая сказать и слова. Мягко прикусывает мои губы. Прислонет меня к сушилке для рук. Смотрит на свое отражение в зеркальной поверхности плитки. Манипулирует. Но я обретаю покой.
— Так лучше?
— Да.
— Не бойся. Всё получится. Наш план идеален, — он заводит непослушную светлую прядь мне за ухо. — Эта пьеса безупречна. Мы с тобой безупречны. Весь мир лишь для нас двоих...
Он оставляет меня одного и уходит. Ополоснув руки холодной водой, я выхожу вслед за ним.

Сжимая кулаки перед дверью обманутого нами консультанта, я уверен в успехе.
Все получится.
—Можно войти?.

***

Я помню этот год. Тогда, заходя к священникам в изрезанные деревянные кабинки, я едва ли мог сказать что-либо кроме «Отец, я согрешил». Рассказать всё означало открыть карты, а кому, как не мне, известна стоимость тайн?
Итак, представьте Испанию. Небольшая деревенька с населением в несколько тысяч человек к югу от Гранады. Всё дышит пылью и солнцем, а люди с темной загорелой кожей недоверчиво щурятся тебе вслед.
Мы слишком бледные для того, чтобы затеряться в толпе. Мы слишком необычны, чтобы о нас молчали.
— Я тебя ненавижу, — он смотрит на меня из-под лобья, и хотя здесь темно, я знаю: Есенин пытается испепелить меня взглядом.
Я усмехаюсь, наполняя фужер вином. Насыщенный винный цвет занавесок отделяет нас от внешнего мира, солнце бьет сквозь них, окрашивая воздух. Я делаю глоток.
— Я тебя ненавижу.
— Может, хватит уже?
— Нет, не хватит! — он приподнимается на локтях. Темно-бардовые лучи солнца рассекают его шею. На секунду мне кажется, что это кровь.
— Я ненавижу тебя, Гамлет! — настойчивее произносит он.
Мне безумно хочется целовать его губы, но сейчас не совсем подходящий момент.
— Что ты от меня хочешь, а? Сожаления? Терзаний? Раскаяния?
— Нет, — резкость Есенина выглядит необычайно мило. Я хочу целовать его губы.
— А чего? Ты хоть сам знаешь, чего от меня хочешь?
— Из-за тебя мы оказались здесь! В бегах! В Испании! А ведь ни один из нас языка даже не знает!
— И когда это нам мешало?
— Не приближайся, не приближайся я сказал!
— А то что?
Голубые глаза злобно блестят мне в ответ, губы искривляются и шепчут:
— Только прикоснись ко мне.
Из противоречия, я стремлюсь прикоснуться к нему. Приближаю ладонь к его щеке, Есенин отталкивает меня, вскакивает и поспешно удаляется в ванную.
Он запирает дверь изнутри, так, что мне не войти. Я допиваю вино. Яркий солнечный свет наполняет комнату вишневым маревом.
Я хочу целовать его губы.

Перенесемся в храм Санта Марии. Толстые беленые стены, от которых веет прохладой, а снаружи — около ста пяти градусов по фарингейту. Здесь много людей, и мы почти не выделяемся.
Позади меня улыбается Есенин, и хотя я атеист, мне никак не хочется подводить его сейчас. Бога нет, но есть те, кто в него верит.
Впереди — деревянная кабинка для исповеди, первое «Отец, я согрешил» и «Бог простит твои пригрешения, дитя». Я стараюсь не думать о том, зачем мне всё это нужно, и усердно ожидаю окончания службы.
Он берет меня за руку и выводит под палящее испанское солнце. Сто пять градусов по фаренгейту в тени. От асфальта поднимается легкая дымка. Но в храме, признаться, я слегка замерз.

Перенесемся в Лондон, в мою квартиру на Флитсайд, где окна окрашены белой краской, а через несколько домов на все голоса перекрикиваются баржи. Эйвон бурлит жизнью и днем, и ночью, не мало надоедая здешним жильцам.
На подоконнике Есенин поставил блюдце с молоком, и сейчас в нем отражается небо. Сегодня прохладно и пасмурно. Я закрываю окно.
— Нам очень нравилось слушать большой город! — поясняет лирик, поглаживая проснувшегося любимца. Котенка по имени Чак он нашел на соседней улице и просто не смог пройти мимо.
«У Чака длинные усы и светлая, мягкая шерстка» — завороженно шептал Есенин, уговаривая меня взять его себе домой, но из-за плохой связи я улавливал лишь обрывки фраз.
— И правда завораживает, — соглашаюсь я. — Слушай, ты не мог бы мне помочь?
Затевая всё это, я и подумать не мог о том, как это всё обернется. Что судьба пару раз подтолкнет нас не к тем поворотам, что мы окажемся в Испании, в комнате с занавесками цвета красного вина.
— Конечно, помогу! А... В чем именно?
Чак лезет на подоконник и начинает лакать молоко. Отражение неба покрывается легкой рябью. Пасмурный Лондон. Я хочу целовать его губы.

Перенесемся в Испанию. Ночь не приносит приятного облегчения: температура падает всего на несколько градусов. Я пью вино, Есенин всё еще сидит в ванной. Я боюсь, что он решил покончить с собой, и настойчиво стучу в дверь.