как нож в масло
Автор: [Ловчий]
Фэндом: Соционика.
Жанр: слэш
ТИМы: Максим/Гамлет
Рейтинг: наверное R
От автора: какое-то исполнение какй-то заявки, потерял
читать дальшеВместе с болезненным и чужеродным мне интересом я почувствовал укол неприязни сразу же. И это – мой новый продюсер? Я слышал о тебе и о твоём трагично неудачном браке, говорили, жена от тебя ушла, а потом умерла от передозировки снотворного.
Нет, это был даже не укол, порез. Словно бы держа в ладони стопку бумаги, свежей, сияющей хрусткой офисной бумаги, кто-то выдёргивает один лист, и этот лист тонко мгновенной щиплющей болью обжигает порезом ладонь. Не знаю, что именно во мне вызвало такое раздражение: то ли собранная поза ленивого хищника сидящего тебя в кожаном кресле, то ли твой безупречно влитой в тело дорогущий костюм, пошитый явно на заказ, то ли то, как ты скучающе окинул взглядом мою фигуру, затянутую в тончайшую кожу концертного костюма.
Знаешь, я такая же скала, глыба, как ты, но мне сейчас не интересно, кто кого выморозит. Меня сейчас больше заботило то, что твои глаза-ланцеты медленно и бесстыдно срезали с меня одежду, словно я был совершенно неодушевлённым манекеном. Я почти физически ощутил, как призрачные полосы кожи и ткани падают к моим ногам, оставляя беспомощно и беззащитно обнажённым. И ни грамма тепла – в твоих бледных, почти что стеклянных, серых глазах. Мёртвых и мучительно живых. Я бы сравнил их с жидким серебром. На корочке бесстрастного льда их я видел своё отражение, не более. Я видел своё побледневшее, хотя, уж куда больше, лицо, окаменевшие желваки на скулах и вытянутые в сухую струну губы. Мои губы кривились, пытаясь сложиться в презрительную и надменную гримасу. Но у меня, чёрт побери, не по-лу-ча-лось. Мы говорили о моём отказе следовать утверждённому графику гастролей, мы говорили о моём нежелании завязать со спиртным перед выступлениями, много о чём.
Мы говорили долго и беспредметно. Нет, мы не говорили, мы состязались в изощрённом словоблудии, любезно нащупывая друг в друге болевые точки. Я нашёл твою первым. И тем самым я проиграл. Беседа даже шла гладко, если можно было так сказать, пока я не поставил его в тупик неожиданным и бестактным вопросом:
- Расскажи мне лучше о своей боли – специально игнорируя и перечёркивая твоё натянуто-вежливое «вы», я с затаённой жадностью смотрю на тебя, но со стороны этого не видно, я стараюсь не выдавать себя. Со стороны всё просто: обычный, чуть ироничный и с нужной долей отстранённой заинтересованности взгляд, в котором всегда было трудно что-либо прочесть. Особенно, сейчас, когда внутренние гончие взяли след и рвут поводки.- Скажи, она похожа на тяжёлую и лениво переливающуюся ртуть в твоей крови? Пузырится, вытравливая и испаряя самое дорогое тебе. Каково это своими руками уничтожать самое дорогое тебе, то, что позволило тебе почувствовать тепло?
Тебе не понравилось, как я сделал тебе больно, я же умею. И я почти со сладострастием наблюдал, как твои побелевшие костяшки пальцев паучьими лапами вцепились в кожу подлокотников кресла. Словно в мою шею. Широкой и бесстыдной улыбкой я встретил твой рывок в мою сторону, я был загипнотизирован тем, как с лощёного джентльмена слетела его лепнина, как разъярённый тигр внутри тебя метнулся наружу, а моя голова со звоном в ушах качнулась назад и вбок от оглушительной пощёчины.
Я отчётливо помню запах старого вощёного красного дерева антикварного комода. На нём – не пылинки, а так я бы отменно протёр гладкую полированную поверхность своей щекой, когда твоя рука, сжав волосы на затылке, моей головой собиралась добавить на дереве трещин. Надо сказать, хороший такой удар головой лишил меня на время чувства реальности, когда солоноватый привкус во рту просочился тонкой струйкой крови в уголок рта, а звон в ушах почти прошёл, я понял, что не могу шевелиться. Лишь затем тупая боль прострелила плечо заведённой за спину правой руки, и шевельнись я хоть на пару сантиметров, твои жёсткие пальцы переломят моё запястье, как куриную кость.
Ну и я почти не удивился, когда ты чудовищно грубо, словно срываешь обёртку с купленного товара, содрал с меня брюки, оставив пару царапин на бёдрах. Нет, я не доставил тебе удовольствия воплями и сопротивлением. Я закусил костяшку пальца свободной руки, вгрызаясь в свою плоть, чтобы перебить и заглушить боль о той, с которой ты вторгся в меня до онемения ног, я их почти не чувствовал, словно парализованный. Хорошо, что за спутанными упавшими на лицо волосами ты не мог видеть, как заблестели мои увлажнившиеся ресницы, как сведён мучительной судорогой мой рот с закушенным пальцем, хорошо, что ты не слышал моих скупых болезненных стонов и всхлипов за своим шумным разъярённым дыханием. Я открыл глаза и сфокусировал мутный взгляд на покачивании бронзового подсвечника на комоде, он медленно, пританцовывая, скользил к краю, пока не упал с глухим стуком в толстый ворс ковра.
Не смотря на то, что я готов был стонать в голос и извиваться, как горячая шлюха, я смог разжать зубы и зло выдохнуть омертвевшим голосом, когда ты, содрогнувшись, затих
- Пусти меня, животное, ты кончил.
Сорванный, надсадно вибрирующий, но с металлическими нотками голос над ухом:
- Ты этого хотел?
Я не смог ответить. Надо ли говорить, что я сжался, словно от ещё одного твоего удара, когда твоя непривычно горячая ладонь мягким движением отвела с моей шеи волосы, а влажные губы коснулись острого выступающего позвонка. Скользящая мякоть языка собрала с моей кожи пот
Твоя проявленная нежность была для меня худшим провалом сейчас, хотя, я мог бы торжествовать, я достал из тебя ту каплю тепла, упоминание о которой так тебя взбесило. Потому что я бы очень хотел тебя ненавидеть, а теперь…
Фэндом: Соционика.
Жанр: слэш
ТИМы: Максим/Гамлет
Рейтинг: наверное R
От автора: какое-то исполнение какй-то заявки, потерял
читать дальшеВместе с болезненным и чужеродным мне интересом я почувствовал укол неприязни сразу же. И это – мой новый продюсер? Я слышал о тебе и о твоём трагично неудачном браке, говорили, жена от тебя ушла, а потом умерла от передозировки снотворного.
Нет, это был даже не укол, порез. Словно бы держа в ладони стопку бумаги, свежей, сияющей хрусткой офисной бумаги, кто-то выдёргивает один лист, и этот лист тонко мгновенной щиплющей болью обжигает порезом ладонь. Не знаю, что именно во мне вызвало такое раздражение: то ли собранная поза ленивого хищника сидящего тебя в кожаном кресле, то ли твой безупречно влитой в тело дорогущий костюм, пошитый явно на заказ, то ли то, как ты скучающе окинул взглядом мою фигуру, затянутую в тончайшую кожу концертного костюма.
Знаешь, я такая же скала, глыба, как ты, но мне сейчас не интересно, кто кого выморозит. Меня сейчас больше заботило то, что твои глаза-ланцеты медленно и бесстыдно срезали с меня одежду, словно я был совершенно неодушевлённым манекеном. Я почти физически ощутил, как призрачные полосы кожи и ткани падают к моим ногам, оставляя беспомощно и беззащитно обнажённым. И ни грамма тепла – в твоих бледных, почти что стеклянных, серых глазах. Мёртвых и мучительно живых. Я бы сравнил их с жидким серебром. На корочке бесстрастного льда их я видел своё отражение, не более. Я видел своё побледневшее, хотя, уж куда больше, лицо, окаменевшие желваки на скулах и вытянутые в сухую струну губы. Мои губы кривились, пытаясь сложиться в презрительную и надменную гримасу. Но у меня, чёрт побери, не по-лу-ча-лось. Мы говорили о моём отказе следовать утверждённому графику гастролей, мы говорили о моём нежелании завязать со спиртным перед выступлениями, много о чём.
Мы говорили долго и беспредметно. Нет, мы не говорили, мы состязались в изощрённом словоблудии, любезно нащупывая друг в друге болевые точки. Я нашёл твою первым. И тем самым я проиграл. Беседа даже шла гладко, если можно было так сказать, пока я не поставил его в тупик неожиданным и бестактным вопросом:
- Расскажи мне лучше о своей боли – специально игнорируя и перечёркивая твоё натянуто-вежливое «вы», я с затаённой жадностью смотрю на тебя, но со стороны этого не видно, я стараюсь не выдавать себя. Со стороны всё просто: обычный, чуть ироничный и с нужной долей отстранённой заинтересованности взгляд, в котором всегда было трудно что-либо прочесть. Особенно, сейчас, когда внутренние гончие взяли след и рвут поводки.- Скажи, она похожа на тяжёлую и лениво переливающуюся ртуть в твоей крови? Пузырится, вытравливая и испаряя самое дорогое тебе. Каково это своими руками уничтожать самое дорогое тебе, то, что позволило тебе почувствовать тепло?
Тебе не понравилось, как я сделал тебе больно, я же умею. И я почти со сладострастием наблюдал, как твои побелевшие костяшки пальцев паучьими лапами вцепились в кожу подлокотников кресла. Словно в мою шею. Широкой и бесстыдной улыбкой я встретил твой рывок в мою сторону, я был загипнотизирован тем, как с лощёного джентльмена слетела его лепнина, как разъярённый тигр внутри тебя метнулся наружу, а моя голова со звоном в ушах качнулась назад и вбок от оглушительной пощёчины.
Я отчётливо помню запах старого вощёного красного дерева антикварного комода. На нём – не пылинки, а так я бы отменно протёр гладкую полированную поверхность своей щекой, когда твоя рука, сжав волосы на затылке, моей головой собиралась добавить на дереве трещин. Надо сказать, хороший такой удар головой лишил меня на время чувства реальности, когда солоноватый привкус во рту просочился тонкой струйкой крови в уголок рта, а звон в ушах почти прошёл, я понял, что не могу шевелиться. Лишь затем тупая боль прострелила плечо заведённой за спину правой руки, и шевельнись я хоть на пару сантиметров, твои жёсткие пальцы переломят моё запястье, как куриную кость.
Ну и я почти не удивился, когда ты чудовищно грубо, словно срываешь обёртку с купленного товара, содрал с меня брюки, оставив пару царапин на бёдрах. Нет, я не доставил тебе удовольствия воплями и сопротивлением. Я закусил костяшку пальца свободной руки, вгрызаясь в свою плоть, чтобы перебить и заглушить боль о той, с которой ты вторгся в меня до онемения ног, я их почти не чувствовал, словно парализованный. Хорошо, что за спутанными упавшими на лицо волосами ты не мог видеть, как заблестели мои увлажнившиеся ресницы, как сведён мучительной судорогой мой рот с закушенным пальцем, хорошо, что ты не слышал моих скупых болезненных стонов и всхлипов за своим шумным разъярённым дыханием. Я открыл глаза и сфокусировал мутный взгляд на покачивании бронзового подсвечника на комоде, он медленно, пританцовывая, скользил к краю, пока не упал с глухим стуком в толстый ворс ковра.
Не смотря на то, что я готов был стонать в голос и извиваться, как горячая шлюха, я смог разжать зубы и зло выдохнуть омертвевшим голосом, когда ты, содрогнувшись, затих
- Пусти меня, животное, ты кончил.
Сорванный, надсадно вибрирующий, но с металлическими нотками голос над ухом:
- Ты этого хотел?
Я не смог ответить. Надо ли говорить, что я сжался, словно от ещё одного твоего удара, когда твоя непривычно горячая ладонь мягким движением отвела с моей шеи волосы, а влажные губы коснулись острого выступающего позвонка. Скользящая мякоть языка собрала с моей кожи пот
Твоя проявленная нежность была для меня худшим провалом сейчас, хотя, я мог бы торжествовать, я достал из тебя ту каплю тепла, упоминание о которой так тебя взбесило. Потому что я бы очень хотел тебя ненавидеть, а теперь…
-
-
27.11.2011 в 21:53хотя что может дрогнуть в Максе?написано приятно очень. лишних слов нет, недостающего тоже)
-
-
27.11.2011 в 22:02-
-
27.11.2011 в 22:24А Вы тоже Макс?
-
-
27.11.2011 в 22:34А Вы тоже Макс?
Да, да
-
-
27.11.2011 в 22:37А Вы тоже Макс?
Да, да
-
-
27.11.2011 в 22:51в чем меня часто упрекаютХотя думаю это позволяет лишь более правдоподобно описывать действия, чувства, мысли.-
-
28.11.2011 в 08:32