я убил зверя под баобабом
Автор: D-r Zlo
Название: "Линия жизни"
Жанр: джен, повседневность
Рейтинг: G
ТИМы: Горький, Бальзак
текстВынужденная необходимость общаться с незнакомыми людьми о тайнах их жизни – мука для трусливого интроверта.
Она слишком ценила свой замкнутый личный мирок и слишком не любила людей, чтобы получать от своей деятельности хоть немного удовольствия. Ещё она ненавидела идиотов, коими была полна её школа. В особенности – школьный совет. Удивительно, как в небольшом коллективе умудрились собраться все самые яркие и клинические школьные дегенераты – после этого зоопарка ей приятнее общаться даже с кончеными хулиганами и раздолбаями: тем, по крайней мере, хватает ума уважать чужое личное пространство и не маскировать отвратительное поведение желанием помочь ближнему.
Впрочем, от участия во всей этой чепухе был даже определенный профит: во всяком случае, теперь она могла попасть после школы именно туда, куда хотела с самого начала. Учителя её уважают, в учёбе она преуспевает, даже не особенно напрягаясь… вот только все эти акции а-ля «походи по квартирам пенсионеров и раздай им печенья» вызывали у неё искреннюю неприязнь и даже что-то вроде легкого страха – однако исполняет же, что требуют. И живёт себе в гармонии, потому что не считает, что эта деятельность накладывает на неё какие-то невероятные обязательства. Да, всякий раз после общения с другими людьми, бабушкиных сентиментальных историй и расспросов о её личной жизни её неслабо так трясёт… но, в конце концов, и это можно пережить. И не такое она переживала во имя своей цели.
Вот и сейчас она нажимает на звонок и давит в себе отвращение от грядущего разговора. Борисоглебова Гебо Богдановна. Ужасное имя, прям сразу и не выговоришь. Однако у неё это получилось с первого раза – Гебо Богдановна. Хм, неплохо. Всё же чтение торжественных речей, посвященных ветеранам и преподавателям, ей сыграло на руку. Гебо Богдановна. Шестьдесят два года, исследователь французской литературы, вдова, двое детей. Старшей дочери уже должно быть слегка за сорок…
Дверь открылась, и на пороге её встретила немолодая женщина в тёмном длинном платье и в слегка полинявшем халате. Она выглядела достаточно привлекательной для своего возраста: гладенький пучок тёмных волос, ухоженные руки, в которых была зажата сигарета, кольца… Правда, под глазами – большие круги, но, как ни странно, это даже смотрелось красиво. И вообще её возраст выдавали только руки да немолодой и уставший блеск в глазах. «А она красивая для своего возраста», - подумала она.
- Добрый день, - поздоровалась она.
- Привет.
Она немного замялась. Почему-то она заволновалась, услышав голос этой женщины – чёрт его знает, почему. Но в очередной раз спасла профессиональная привычка, и она хорошо поставленным голосом произнесла:
- Меня зовут Альфия, я представляю школьный совет ГОУ СОШ номер двадцать шесть. Скажите, у Вас есть минутка свободного времени?
Она всегда чувствовала себя неловко, задавая такие вопросы – спасало только отношение к этому вмешательству в личную жизнь как к необходимому ритуалу для посвящения в студенты. Будь её психика менее стабильной, а характер - менее циничным, она бы всякий раз вздыхала с облегчением, когда перед её носом хлопали дверью с раздраженными словами «Нет, ничего не надо, спасибо», или вежливо объясняли, что к ним уже приходили «ребятки из вашей школы». Но эта женщина поступила немного иначе - она не зло усмехнулась и спросила:
- Школьный совет? Благотворительность, значит? Ну давай. – И кивает в свою сторону: - Проходи, чего в дверях стоять.
Она осторожно зашла внутрь. Большая квартира, длинный коридор и при этом – минимум того, чем обычно пожилые женщины украшают свой дом. Ни ковров, ни картин, ни даже цветочков в вазе – в коридоре одиноко стоит лишь старый маленький холодильник. Им, вероятно, уже давно не пользовались, так как на нём лежала запыленная стопка книг – в основном зарубежная классика. По крайней мере, она успела разглядеть лишь Гёте и Расина…
Кухня так же была проста и аскетична. Единственным украшением её, пожалуй, был только радиоприемник – большой, нелепый, посеревший от старости, но весьма забавный. Ей вообще понравилась эта квартира – она словно воспевала культуру здорового эскапизма, что лично ей было крайне приятно тут находиться. Всё просто, всё строго, ничего лишнего и никаких людей. Обычно пожилые женщины стараются забить их отсутствие какими-нибудь бессмысленными пустяковинами, создающими уродское нагромождение, которое, по идее, должно наполнять комнату уютом (а в итоге наполняет пылью). Тут же не было ничего такого, и лично ей невероятно импонировало.
На столе стояла пепельница, забитая до краёв: женщина её вытряхнула и поставила обратно.
- Курите?
- Нет, - ответила она. – Аллергия.
- А я курю. – Девушка поморщилась, ожидая, что сейчас эта женщина достанет сигарету, и тогда ей уже придется её останавливать, рассказывая, как именно она будет задыхаться от дыма… но не пришлось. Всё же, наверное, не стоит думать о людях хуже, чем они есть. – И не пьёте небось?
- Нет.
- Скучно живёте, - она пожала плечами. – Так о чём Вы хотите поговорить?
- Наша школа собирается выпускать книгу «Гордость нашего района»…
- Понятно, - на этот раз усмешка была ядовитой и острой. – «Лучшие умы России», ну-ну. Так, и что?
- И мы собираем интересные истории из жизни самых выдающихся жильцов нашего района.
- Сегодня я видела со своего балкона, как дерутся два таджика. Этого достаточно?
Она замялась. Эта язвительная женщина, с одной стороны, вызывала неподдельный интерес, с другой – невероятно раздражала своей манерой общаться. Пожалуй, она бы хотела так состариться.
- Вы знаете, нет…
- О, понимаю. Нужно что-нибудь вроде «Чертова Рашка не давала мне реализовать свой потенциал, но я, пройдя три сотни испытаний, теперь могу гордиться своей жизнью»? Я права? Бросьте, это полная чушь, уж простите. Жизнь человека вообще способна стать интересной только при наличии у него соответствующего взгляда на жизнь. Вам хорошо преподают литературу в школе?
- Я не понимаю, что в Вашем случае значит «хорошо».
- Я скажу, что. Вы читали в детстве Марка Твена?
- Это не признак хорошего преподавания в школе литературы. Да, читала.
- Как раз наоборот. Раз Вы читали, значит, Вы более-менее помните основные сюжеты его «Тома Сойера»? Если посмотреть по сути, они кажутся интересными не потому, что они интересны сюжетно – по-настоящему яркий сюжет начинается только с середины книги, но он тут же делает эту историю менее увлекательной, чем она была до этого, - а самим взглядом автора на мир детства. Том Сойер до поры до времени не делает ничего. Вообще ничего. Он дерется с мальчишками, собирает всякий мусор и получает наказания от тёти Полли. Но с каким восторгом об этом написано! С каким отношением к детскому восприятию мира! Именно это и делает любую жизнь невероятно интересной. От того, что я вам расскажу о том, как меня в Латвии посадили на сутки за участие в демонстрации русских, моя жизнь от этого не станет более интересной. К тому же, простите, но Вы не тот человек, которому я буду выкладывать свою биографию…
- Мне никогда не казался Том Сойер интересным.
И тут она выдала фразу, отозвавшуюся гулким эхом в ушах девочки, и на какой-то момент перевернувшую её сознание:
- Да просто у Вас не было детства, вот и всё. – И затем добавила: - Что, скажите, я неправа?
Она растерянно захлопала глазами, не найдясь, что ответить. Она не понимала, почему это её так шокировало заявление Гебо Богдановны, просто в какой-то момент её словно окатили ушатом воды. Понемногу она стала приходить в себя и злиться на свою собеседницу за идиотские и абсолютно нелогичные выводы, непонятно из чего исходящие.
- Вы ошиблись, - старалась она сказать максимально мягко.
- Судя по Вашей реакции, ни разу. – А женщина, похоже, только веселилась с растерянности юной гостьи. Её руки автоматически полезли за сигаретой, но она вовремя спохватилась: - Чёрт, привычка. Вы меня извините, если я неожиданно закурю, я это делаю непроизвольно. Это не Ваша вина, что Вы так рано повзрослели – это вообще феномен времени. Удивительно, как в вашем поколении сочетаются инфантильность и идиотское стремление поскорее вырасти и что-то кому-то доказать. И, главное, зачем…
- Разве это плохо? Взросление предполагает здравый смысл и ответственность. Не вижу ничего ужасного в том, чтобы быть здравым рациональным человеком.
- Не в Вашем возрасте, Альфия – можно я буду называть Вас по имени? Спасибо. Впрочем, Вы можете меня не слушать – я не тот человек, который имеет права рассуждать о внутреннем возрасте. У меня тоже никогда не было внутреннего ребёнка, о чем я сейчас жалею.
- Это, конечно, очень интересно, но всё же мне бы хотелось послушать, что Вы расскажете о себе. Не поймите меня неправильно.
- Альфия, какого чёрта Вы этим занимаетесь?
- Простите, что?
Ей показалось, что она ослышалась.
- У Вас же на лице написано, как Вам осточертело бегать по домам и расспрашивать вонючих теток об их личной жизни. Зачем Вы это делаете? Ради оценок? Мне-то Вы можете спокойно рассказать, я никому не скажу.
Она сжала кулаки. Ей было всё труднее контролировать своё раздражение и не выпускать его наружу.
- Это Вас не касается, - холодно отрезала она.
- Прошу прощения, - тут же принял её голос деловой тон. – Я понимаю. Простите, я, к сожалению, чертовски любопытна.
- Ничего, я понимаю.
- Просто я никогда подобным не занималась, и всегда считала это чушью. Я самостоятельно ушла из пионерского отряда, был жуткий скандал. Простите мне моё праздное любопытство, но я искренне не понимаю, в чём причина, и зачем насиловать себя ради неинтересной фигни – я перейду на Ваш жаргон, ладно? Оценки – самая бессмысленная во Вселенной вещь. Они несоизмеримы ничтожны с масштабом жизни вообще. Это не то, ради чего можно было бы надрываться и ломать свой характер, поверьте мне.
- А что же тогда этого стоит?
- Вы задали такой вопрос… я не знаю. Смерть. Может, жизнь. Может быть, любовь. Я ведь никогда не любила, не знаю, как это, но могу представить.
- А как же Ваш муж?
- Мой, простите, кто?
- Ваш муж. Борисоглебов Антон. Умер в семьдесят девятом, во время командировки в Йемен.
Такого удивления она не видела никогда. Брови её собеседницы поднялись до самого основания волос, и она спросила, с пристальным недоумением глядя на гостью:
- Девушка, Вы вообще к кому пришли?
Её царапнули ужасные подозрения, но она справилась со своим волнением и спокойно ответила:
- Борисоглебова Гебо Богдановна. Исследователь французской литературы, сорокового года рождения. Дмитрия Ульянова, дом двадцать, квартира семь.
Женщина некоторое время помолчала, затем, странно улыбнувшись, произнесла:
- В таком случае будем знакомы. Борисоглебова Инна, преподаватель в вузе. Семидесятый год рождения, как бы Вы сказали.
- Ох, - такого стыда и позора она не чувствовала никогда, за всю свою жизнь. Хотя нет, всего однажды, когда завалила таблицу умножения во втором классе, а её мама, классная руководительница, спрашивала её до самого конца урока, не давая сесть за парту и спокойно умереть. – А Гебо Богдановна…
- Она умерла год назад. Можете придти на поминки, если Вам так будет нужно. Хотя не уверена, что разговор с трупом будет очень результативным, но Вы всё равно попробуйте. Авось что-нибудь да ответит.
На кухне воцарилось молчание, отдававшее звонким шумом в ушах девушки. Она всегда умела хорошо справляться со своим волнением в кризисных ситуациях, и этот случай исключением не был: она, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать царапать саму себя прямо тут, аккуратно встала из-за стола и, вежливо извинившись за беспокойство, нетвёрдой походкой направилась к выходу. Хозяйка не вышла её провожать: краем уха она слышала шум, который раздает обычно стеклянная бутылка при соприкосновении с поверхностью стола.
«Ясно. Пить будет».
Она решила не прощаться и просто закрыла за собой дверь. Она дошла до лифта, спустилась вниз, вышла из подъезда, прошла через двор, всё время чувствовала, как за ней наблюдают из окна седьмой квартиры двадцатого дома, дошла до автобусной остановки, проехала остановки три, вышла на остановке «Институт Педиатрии», дошла до дома и поднялась к себе. И только закрыв за собой дверь в квартиру, позволила себе медленно спуститься спиной по двери и молча, до боли поджав губы, расплакаться.
Никакой благотворительности после этого, решила она про себя, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. Никогда. Никакой благотворительности.
Название: "Линия жизни"
Жанр: джен, повседневность
Рейтинг: G
ТИМы: Горький, Бальзак
текстВынужденная необходимость общаться с незнакомыми людьми о тайнах их жизни – мука для трусливого интроверта.
Она слишком ценила свой замкнутый личный мирок и слишком не любила людей, чтобы получать от своей деятельности хоть немного удовольствия. Ещё она ненавидела идиотов, коими была полна её школа. В особенности – школьный совет. Удивительно, как в небольшом коллективе умудрились собраться все самые яркие и клинические школьные дегенераты – после этого зоопарка ей приятнее общаться даже с кончеными хулиганами и раздолбаями: тем, по крайней мере, хватает ума уважать чужое личное пространство и не маскировать отвратительное поведение желанием помочь ближнему.
Впрочем, от участия во всей этой чепухе был даже определенный профит: во всяком случае, теперь она могла попасть после школы именно туда, куда хотела с самого начала. Учителя её уважают, в учёбе она преуспевает, даже не особенно напрягаясь… вот только все эти акции а-ля «походи по квартирам пенсионеров и раздай им печенья» вызывали у неё искреннюю неприязнь и даже что-то вроде легкого страха – однако исполняет же, что требуют. И живёт себе в гармонии, потому что не считает, что эта деятельность накладывает на неё какие-то невероятные обязательства. Да, всякий раз после общения с другими людьми, бабушкиных сентиментальных историй и расспросов о её личной жизни её неслабо так трясёт… но, в конце концов, и это можно пережить. И не такое она переживала во имя своей цели.
Вот и сейчас она нажимает на звонок и давит в себе отвращение от грядущего разговора. Борисоглебова Гебо Богдановна. Ужасное имя, прям сразу и не выговоришь. Однако у неё это получилось с первого раза – Гебо Богдановна. Хм, неплохо. Всё же чтение торжественных речей, посвященных ветеранам и преподавателям, ей сыграло на руку. Гебо Богдановна. Шестьдесят два года, исследователь французской литературы, вдова, двое детей. Старшей дочери уже должно быть слегка за сорок…
Дверь открылась, и на пороге её встретила немолодая женщина в тёмном длинном платье и в слегка полинявшем халате. Она выглядела достаточно привлекательной для своего возраста: гладенький пучок тёмных волос, ухоженные руки, в которых была зажата сигарета, кольца… Правда, под глазами – большие круги, но, как ни странно, это даже смотрелось красиво. И вообще её возраст выдавали только руки да немолодой и уставший блеск в глазах. «А она красивая для своего возраста», - подумала она.
- Добрый день, - поздоровалась она.
- Привет.
Она немного замялась. Почему-то она заволновалась, услышав голос этой женщины – чёрт его знает, почему. Но в очередной раз спасла профессиональная привычка, и она хорошо поставленным голосом произнесла:
- Меня зовут Альфия, я представляю школьный совет ГОУ СОШ номер двадцать шесть. Скажите, у Вас есть минутка свободного времени?
Она всегда чувствовала себя неловко, задавая такие вопросы – спасало только отношение к этому вмешательству в личную жизнь как к необходимому ритуалу для посвящения в студенты. Будь её психика менее стабильной, а характер - менее циничным, она бы всякий раз вздыхала с облегчением, когда перед её носом хлопали дверью с раздраженными словами «Нет, ничего не надо, спасибо», или вежливо объясняли, что к ним уже приходили «ребятки из вашей школы». Но эта женщина поступила немного иначе - она не зло усмехнулась и спросила:
- Школьный совет? Благотворительность, значит? Ну давай. – И кивает в свою сторону: - Проходи, чего в дверях стоять.
Она осторожно зашла внутрь. Большая квартира, длинный коридор и при этом – минимум того, чем обычно пожилые женщины украшают свой дом. Ни ковров, ни картин, ни даже цветочков в вазе – в коридоре одиноко стоит лишь старый маленький холодильник. Им, вероятно, уже давно не пользовались, так как на нём лежала запыленная стопка книг – в основном зарубежная классика. По крайней мере, она успела разглядеть лишь Гёте и Расина…
Кухня так же была проста и аскетична. Единственным украшением её, пожалуй, был только радиоприемник – большой, нелепый, посеревший от старости, но весьма забавный. Ей вообще понравилась эта квартира – она словно воспевала культуру здорового эскапизма, что лично ей было крайне приятно тут находиться. Всё просто, всё строго, ничего лишнего и никаких людей. Обычно пожилые женщины стараются забить их отсутствие какими-нибудь бессмысленными пустяковинами, создающими уродское нагромождение, которое, по идее, должно наполнять комнату уютом (а в итоге наполняет пылью). Тут же не было ничего такого, и лично ей невероятно импонировало.
На столе стояла пепельница, забитая до краёв: женщина её вытряхнула и поставила обратно.
- Курите?
- Нет, - ответила она. – Аллергия.
- А я курю. – Девушка поморщилась, ожидая, что сейчас эта женщина достанет сигарету, и тогда ей уже придется её останавливать, рассказывая, как именно она будет задыхаться от дыма… но не пришлось. Всё же, наверное, не стоит думать о людях хуже, чем они есть. – И не пьёте небось?
- Нет.
- Скучно живёте, - она пожала плечами. – Так о чём Вы хотите поговорить?
- Наша школа собирается выпускать книгу «Гордость нашего района»…
- Понятно, - на этот раз усмешка была ядовитой и острой. – «Лучшие умы России», ну-ну. Так, и что?
- И мы собираем интересные истории из жизни самых выдающихся жильцов нашего района.
- Сегодня я видела со своего балкона, как дерутся два таджика. Этого достаточно?
Она замялась. Эта язвительная женщина, с одной стороны, вызывала неподдельный интерес, с другой – невероятно раздражала своей манерой общаться. Пожалуй, она бы хотела так состариться.
- Вы знаете, нет…
- О, понимаю. Нужно что-нибудь вроде «Чертова Рашка не давала мне реализовать свой потенциал, но я, пройдя три сотни испытаний, теперь могу гордиться своей жизнью»? Я права? Бросьте, это полная чушь, уж простите. Жизнь человека вообще способна стать интересной только при наличии у него соответствующего взгляда на жизнь. Вам хорошо преподают литературу в школе?
- Я не понимаю, что в Вашем случае значит «хорошо».
- Я скажу, что. Вы читали в детстве Марка Твена?
- Это не признак хорошего преподавания в школе литературы. Да, читала.
- Как раз наоборот. Раз Вы читали, значит, Вы более-менее помните основные сюжеты его «Тома Сойера»? Если посмотреть по сути, они кажутся интересными не потому, что они интересны сюжетно – по-настоящему яркий сюжет начинается только с середины книги, но он тут же делает эту историю менее увлекательной, чем она была до этого, - а самим взглядом автора на мир детства. Том Сойер до поры до времени не делает ничего. Вообще ничего. Он дерется с мальчишками, собирает всякий мусор и получает наказания от тёти Полли. Но с каким восторгом об этом написано! С каким отношением к детскому восприятию мира! Именно это и делает любую жизнь невероятно интересной. От того, что я вам расскажу о том, как меня в Латвии посадили на сутки за участие в демонстрации русских, моя жизнь от этого не станет более интересной. К тому же, простите, но Вы не тот человек, которому я буду выкладывать свою биографию…
- Мне никогда не казался Том Сойер интересным.
И тут она выдала фразу, отозвавшуюся гулким эхом в ушах девочки, и на какой-то момент перевернувшую её сознание:
- Да просто у Вас не было детства, вот и всё. – И затем добавила: - Что, скажите, я неправа?
Она растерянно захлопала глазами, не найдясь, что ответить. Она не понимала, почему это её так шокировало заявление Гебо Богдановны, просто в какой-то момент её словно окатили ушатом воды. Понемногу она стала приходить в себя и злиться на свою собеседницу за идиотские и абсолютно нелогичные выводы, непонятно из чего исходящие.
- Вы ошиблись, - старалась она сказать максимально мягко.
- Судя по Вашей реакции, ни разу. – А женщина, похоже, только веселилась с растерянности юной гостьи. Её руки автоматически полезли за сигаретой, но она вовремя спохватилась: - Чёрт, привычка. Вы меня извините, если я неожиданно закурю, я это делаю непроизвольно. Это не Ваша вина, что Вы так рано повзрослели – это вообще феномен времени. Удивительно, как в вашем поколении сочетаются инфантильность и идиотское стремление поскорее вырасти и что-то кому-то доказать. И, главное, зачем…
- Разве это плохо? Взросление предполагает здравый смысл и ответственность. Не вижу ничего ужасного в том, чтобы быть здравым рациональным человеком.
- Не в Вашем возрасте, Альфия – можно я буду называть Вас по имени? Спасибо. Впрочем, Вы можете меня не слушать – я не тот человек, который имеет права рассуждать о внутреннем возрасте. У меня тоже никогда не было внутреннего ребёнка, о чем я сейчас жалею.
- Это, конечно, очень интересно, но всё же мне бы хотелось послушать, что Вы расскажете о себе. Не поймите меня неправильно.
- Альфия, какого чёрта Вы этим занимаетесь?
- Простите, что?
Ей показалось, что она ослышалась.
- У Вас же на лице написано, как Вам осточертело бегать по домам и расспрашивать вонючих теток об их личной жизни. Зачем Вы это делаете? Ради оценок? Мне-то Вы можете спокойно рассказать, я никому не скажу.
Она сжала кулаки. Ей было всё труднее контролировать своё раздражение и не выпускать его наружу.
- Это Вас не касается, - холодно отрезала она.
- Прошу прощения, - тут же принял её голос деловой тон. – Я понимаю. Простите, я, к сожалению, чертовски любопытна.
- Ничего, я понимаю.
- Просто я никогда подобным не занималась, и всегда считала это чушью. Я самостоятельно ушла из пионерского отряда, был жуткий скандал. Простите мне моё праздное любопытство, но я искренне не понимаю, в чём причина, и зачем насиловать себя ради неинтересной фигни – я перейду на Ваш жаргон, ладно? Оценки – самая бессмысленная во Вселенной вещь. Они несоизмеримы ничтожны с масштабом жизни вообще. Это не то, ради чего можно было бы надрываться и ломать свой характер, поверьте мне.
- А что же тогда этого стоит?
- Вы задали такой вопрос… я не знаю. Смерть. Может, жизнь. Может быть, любовь. Я ведь никогда не любила, не знаю, как это, но могу представить.
- А как же Ваш муж?
- Мой, простите, кто?
- Ваш муж. Борисоглебов Антон. Умер в семьдесят девятом, во время командировки в Йемен.
Такого удивления она не видела никогда. Брови её собеседницы поднялись до самого основания волос, и она спросила, с пристальным недоумением глядя на гостью:
- Девушка, Вы вообще к кому пришли?
Её царапнули ужасные подозрения, но она справилась со своим волнением и спокойно ответила:
- Борисоглебова Гебо Богдановна. Исследователь французской литературы, сорокового года рождения. Дмитрия Ульянова, дом двадцать, квартира семь.
Женщина некоторое время помолчала, затем, странно улыбнувшись, произнесла:
- В таком случае будем знакомы. Борисоглебова Инна, преподаватель в вузе. Семидесятый год рождения, как бы Вы сказали.
- Ох, - такого стыда и позора она не чувствовала никогда, за всю свою жизнь. Хотя нет, всего однажды, когда завалила таблицу умножения во втором классе, а её мама, классная руководительница, спрашивала её до самого конца урока, не давая сесть за парту и спокойно умереть. – А Гебо Богдановна…
- Она умерла год назад. Можете придти на поминки, если Вам так будет нужно. Хотя не уверена, что разговор с трупом будет очень результативным, но Вы всё равно попробуйте. Авось что-нибудь да ответит.
На кухне воцарилось молчание, отдававшее звонким шумом в ушах девушки. Она всегда умела хорошо справляться со своим волнением в кризисных ситуациях, и этот случай исключением не был: она, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать царапать саму себя прямо тут, аккуратно встала из-за стола и, вежливо извинившись за беспокойство, нетвёрдой походкой направилась к выходу. Хозяйка не вышла её провожать: краем уха она слышала шум, который раздает обычно стеклянная бутылка при соприкосновении с поверхностью стола.
«Ясно. Пить будет».
Она решила не прощаться и просто закрыла за собой дверь. Она дошла до лифта, спустилась вниз, вышла из подъезда, прошла через двор, всё время чувствовала, как за ней наблюдают из окна седьмой квартиры двадцатого дома, дошла до автобусной остановки, проехала остановки три, вышла на остановке «Институт Педиатрии», дошла до дома и поднялась к себе. И только закрыв за собой дверь в квартиру, позволила себе медленно спуститься спиной по двери и молча, до боли поджав губы, расплакаться.
Никакой благотворительности после этого, решила она про себя, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. Никогда. Никакой благотворительности.
-
-
12.06.2012 в 20:05-
-
12.06.2012 в 20:19-
-
13.06.2012 в 21:21Однако. Это как? Мне просто любопытно стало)
-
-
13.06.2012 в 21:23-
-
13.06.2012 в 21:24