Название: В главных ролях
Автор: T-ho & Nazenberg
Пейринг: fem!Драйзер, Джек Лондон
Категория: гет
Жанр: ангст, missing scene
Размер: драббл
Рейтинг: G
Саммари: фильм "Ирония судьбы или С легким паром!" известен неоднозначным отношением к себе со стороны россиян для кого-то это часть традиции, для кого-то - пережиток прошлого. При этом мало кто интересуется мнением главных героев, которые, на самом деле, не совсем такие, какими их привык видеть зритель по паре часов в год...
От автора: из не вошедшего в командные выкладки WT 2013
Дополнительно: читать дальшесаундтрек прилагаю:
Скачать бесплатно Кино - Раньше в твоих глазах на Muzebra.com.
читать дальше-Это глупо.
Она говорила негромко и с той особенной правотой в голосе, которая убеждает всех, кроме нее самой. Сидела, не шевелясь, бессознательно крепко сжимая в руке гриф гитары, будто боясь, что любое движение лишит ее сил даже на вдох. Тусклый свет, выедающий краски из и без того бесцветного лица, не прятал ранние морщины и отрастающие корни светлых с желтизной волос. Струны оставляли новые розовые линии ума и сердца на ладони, раз за разом все больше. Кровь приливала к кончикам пальцев, металась, зажатая струной, колотилась, не находя выхода, отступала, оставляя бледные вены на поверхности.
-Конечно, глупо, - отозвались из кухни. Было слышно, как под сосредоточенное пыхтение пытаются открыть шампанское, - Вот холера! А ну, открывайся!
-…глупо, потому что это культ, - продолжала она, будто не слыша, - Потому что это история о паре инфантилов. Без учета постновогоднего похмелья. На всю жизнь похмелье, с такими-то любимыми. Они живут с родителями, Жень. Купились на пряник. Женя! Жень, это просто мечта тех лет. Люби меня таким, какой я есть. И да, по-волшебному люби, иначе скучно. Вот однажды я ошибусь – и все наладится само.
-Ты так это сказала, - хмыкнули из кухни, - будто это преступление.
-Такие вещи… такие вещи становятся культовыми только в стране нелюбимых детей, которые мечтают о чуде. Было унылое существование – оп! Любовь. Нечаянно. Нагрянет. Аккурат на Новый год, продлевать не буду.
-Злая ты, Надя, - русая голова на секунду высунулась в дверной проем.
-Жень, это же навсегда.
Тот, расхохотавшись, полностью показался в дверях.
-Навсегда? Да ладно? Надя, золотая моя, я тебя умоляю! Мы поем милые песенки, грустные песенки; кто-то ляпает в титрах, мокрый от слез Ипполит в такую холодрыгу внезапно побеждает на конкурсе ледяных скульптур – каково? Я тюфяк, борзею в чужой квартире с симпатичной бабой, рву к чертям фотки некрасивых мужиков – как? И ты вся такая в муках выбора, вся такая красивая и холодная, перевелся мужик, выбирай между тюфяком и холодильником. Оно и верно – с одним спать, другого объедать. Циничненько так. И ведь полвека крутят, черти.
-Женя, высунь свою загребущую лапу из оливье, - железным тоном приказала она.
-Ты обиделась что ли?
-Ты мне противен.
-У меня петрушка в зубах? Надь…
Ее плечи подрагивали, пока она безуспешно пыталась спасти макияж от тихого плача, искажающего кукольное личико и обжигающего горло.
-Дай, пожалею, прости дурака. Вжился уже, - чужое дыхание теплом стекало вниз от макушки по позвоночнику.
-Я ненавижу эту историю. Она банальна. Герои никудышные. Наши герои. Никудышные.
-Эй! – оскорбился Женя, - Мы тут, мадам, сами себе герои. Какими уж написали и поставили. Ты же о нас сейчас… такое?
-Это еще страшнее, - шепнула Надя.
Кадр замер. Пленка перематывалась. По ногам стелился сквозняк.
-Послушай, Надя. Если мы были настоящими, то есть, мы – настоящими. Не эти, которых все знают как нас. Надя… мы бы встретились? Не так, как тут – с квартирами-шмартирами, Ленинградами-Хренинрадами… а просто. В метро, например… или в кафе. В Геленджике, мы могли бы подраться за последнюю чурчхеллу. В Вене – мы могли сойтись на какой-нибудь мутной конференции для интеллигентов с глазами «меня бьет все человечество коваными сапогами в порядке живой очереди без обедов и выходных». На Вудстоке. На Олимпиаде в Лондоне. Любое время мира, любое место мира.
-Ты аферист, - полузакрыв глаза, пробормотала Надя, - Ты Милославский, с черта ли ты забыл в душещипательной мелодраме?
-Но-но! Это трагикомедия! А ты вся такая положительная, строгая, человек дела, никому спуску не дам – вот такая!
-Какая есть.
-И кого видят остальные? В общем-то… почти совпадаешь.
-Почему мы так отличаемся от тех, кого видно…
-А я – матерь божья! В смысле, не я матерь божья, но бабское начало определенно чувствуется. Лобастенький такой, взгляд щенячий – тьфу! Наглый и жалкий.
-Ты не ответил.
Щелчок. Лента перемоталась.
Женя вздохнул, понимая, что еще немного – и его унесет из кадра туда, в картонную Москву, в бумажный снег, пахнущий пивом и мерзкими духами Гали.
Типовые огни в типовых квартирах перемигивались все быстрее и быстрее, комкая темноту вокруг себя. Зеленый плед на кровати пошел волнами на краях, как полиэтилен от огня.
-Потому что так хотят, - тихо ответил он, - Так уж мы все устроены. Такого меня и такую тебя. То, что я хочу быть с той тобой, которая щелкает меня по носу, кормит каждый раз одними и теми же мандаринами и не дает мне отходить от сценария… если бы не ты, Надь, я бы уже все.
-Что – «все»? - усмешка.
-«Все», - зловеще проскрипел Женя, - ушел бы.
-Мы исчезнем, если…
-Пятьсот раз слышал! – сорвался тот, - И ушел бы! К хренам!
Из-за балконной двери тянуло нечеловеческим холодом необитаемо темноты, обрамлявшей кадр.
-Я тоже не понимаю.
-М?
-Почему «такой» ты. Забитый. Несчастный. Негодный.
-Юродивый! В бочке на бретельках!
-Женя, - она обернулась, решительно обнимая его в ответ, - Я тебя юродивым люблю. Причем на всю жизнь, а не как эта…
-Ш…шевелева?
Она сдержанно улыбнулась.
-В который раз уже…
Бой настенных часов, неестественно громкий, мощными ударами сминал уголки кадра.
-…с Новым годом, Жень.
-И тебя, - неслышно ответил он, целуя ее в лоб, - К тебе или ко мне?
-Не смешно, - еле улыбнулась она, - Ни капельки.
И исчезла, истончилась, испарилась мгновенно, а ее светлый прах тянулся по полу к темной дверной щели.
Женя тихо взвыл, опускаясь на колени.
Пол ускользал, в глазах рябило.
Москва навалилась одним сильным движением, снова лишая воли, делая кем-то странным, изломанным, слабым.
Галя неприятно улыбалась, глядя куда-то сквозь него.
Мама замерла на кухне, прислушиваясь к разговору.
До сцены первой встречи с Надей была целая выдуманная жизнь врача-неудачника, маменькиного сынка и тюфяка. Женя смотрел сквозь толстое экранное стекло смело и страшно, привыкшие к мягкому взгляду Лукашина зрители чувствовали себя неуютно.
Вечная жизнь среди восковых фигур перестанет казаться чертовым адом примерно через полчаса, когда ключ в замке двери квартиры 12, улицы Строителей, дома 22, города Ленинград, повернется второй раз за новогоднюю ночь.
Автор: T-ho & Nazenberg
Пейринг: fem!Драйзер, Джек Лондон
Категория: гет
Жанр: ангст, missing scene
Размер: драббл
Рейтинг: G
Саммари: фильм "Ирония судьбы или С легким паром!" известен неоднозначным отношением к себе со стороны россиян для кого-то это часть традиции, для кого-то - пережиток прошлого. При этом мало кто интересуется мнением главных героев, которые, на самом деле, не совсем такие, какими их привык видеть зритель по паре часов в год...
От автора: из не вошедшего в командные выкладки WT 2013
Дополнительно: читать дальшесаундтрек прилагаю:
Скачать бесплатно Кино - Раньше в твоих глазах на Muzebra.com.
читать дальше-Это глупо.
Она говорила негромко и с той особенной правотой в голосе, которая убеждает всех, кроме нее самой. Сидела, не шевелясь, бессознательно крепко сжимая в руке гриф гитары, будто боясь, что любое движение лишит ее сил даже на вдох. Тусклый свет, выедающий краски из и без того бесцветного лица, не прятал ранние морщины и отрастающие корни светлых с желтизной волос. Струны оставляли новые розовые линии ума и сердца на ладони, раз за разом все больше. Кровь приливала к кончикам пальцев, металась, зажатая струной, колотилась, не находя выхода, отступала, оставляя бледные вены на поверхности.
-Конечно, глупо, - отозвались из кухни. Было слышно, как под сосредоточенное пыхтение пытаются открыть шампанское, - Вот холера! А ну, открывайся!
-…глупо, потому что это культ, - продолжала она, будто не слыша, - Потому что это история о паре инфантилов. Без учета постновогоднего похмелья. На всю жизнь похмелье, с такими-то любимыми. Они живут с родителями, Жень. Купились на пряник. Женя! Жень, это просто мечта тех лет. Люби меня таким, какой я есть. И да, по-волшебному люби, иначе скучно. Вот однажды я ошибусь – и все наладится само.
-Ты так это сказала, - хмыкнули из кухни, - будто это преступление.
-Такие вещи… такие вещи становятся культовыми только в стране нелюбимых детей, которые мечтают о чуде. Было унылое существование – оп! Любовь. Нечаянно. Нагрянет. Аккурат на Новый год, продлевать не буду.
-Злая ты, Надя, - русая голова на секунду высунулась в дверной проем.
-Жень, это же навсегда.
Тот, расхохотавшись, полностью показался в дверях.
-Навсегда? Да ладно? Надя, золотая моя, я тебя умоляю! Мы поем милые песенки, грустные песенки; кто-то ляпает в титрах, мокрый от слез Ипполит в такую холодрыгу внезапно побеждает на конкурсе ледяных скульптур – каково? Я тюфяк, борзею в чужой квартире с симпатичной бабой, рву к чертям фотки некрасивых мужиков – как? И ты вся такая в муках выбора, вся такая красивая и холодная, перевелся мужик, выбирай между тюфяком и холодильником. Оно и верно – с одним спать, другого объедать. Циничненько так. И ведь полвека крутят, черти.
-Женя, высунь свою загребущую лапу из оливье, - железным тоном приказала она.
-Ты обиделась что ли?
-Ты мне противен.
-У меня петрушка в зубах? Надь…
Ее плечи подрагивали, пока она безуспешно пыталась спасти макияж от тихого плача, искажающего кукольное личико и обжигающего горло.
-Дай, пожалею, прости дурака. Вжился уже, - чужое дыхание теплом стекало вниз от макушки по позвоночнику.
-Я ненавижу эту историю. Она банальна. Герои никудышные. Наши герои. Никудышные.
-Эй! – оскорбился Женя, - Мы тут, мадам, сами себе герои. Какими уж написали и поставили. Ты же о нас сейчас… такое?
-Это еще страшнее, - шепнула Надя.
Кадр замер. Пленка перематывалась. По ногам стелился сквозняк.
-Послушай, Надя. Если мы были настоящими, то есть, мы – настоящими. Не эти, которых все знают как нас. Надя… мы бы встретились? Не так, как тут – с квартирами-шмартирами, Ленинградами-Хренинрадами… а просто. В метро, например… или в кафе. В Геленджике, мы могли бы подраться за последнюю чурчхеллу. В Вене – мы могли сойтись на какой-нибудь мутной конференции для интеллигентов с глазами «меня бьет все человечество коваными сапогами в порядке живой очереди без обедов и выходных». На Вудстоке. На Олимпиаде в Лондоне. Любое время мира, любое место мира.
-Ты аферист, - полузакрыв глаза, пробормотала Надя, - Ты Милославский, с черта ли ты забыл в душещипательной мелодраме?
-Но-но! Это трагикомедия! А ты вся такая положительная, строгая, человек дела, никому спуску не дам – вот такая!
-Какая есть.
-И кого видят остальные? В общем-то… почти совпадаешь.
-Почему мы так отличаемся от тех, кого видно…
-А я – матерь божья! В смысле, не я матерь божья, но бабское начало определенно чувствуется. Лобастенький такой, взгляд щенячий – тьфу! Наглый и жалкий.
-Ты не ответил.
Щелчок. Лента перемоталась.
Женя вздохнул, понимая, что еще немного – и его унесет из кадра туда, в картонную Москву, в бумажный снег, пахнущий пивом и мерзкими духами Гали.
Типовые огни в типовых квартирах перемигивались все быстрее и быстрее, комкая темноту вокруг себя. Зеленый плед на кровати пошел волнами на краях, как полиэтилен от огня.
-Потому что так хотят, - тихо ответил он, - Так уж мы все устроены. Такого меня и такую тебя. То, что я хочу быть с той тобой, которая щелкает меня по носу, кормит каждый раз одними и теми же мандаринами и не дает мне отходить от сценария… если бы не ты, Надь, я бы уже все.
-Что – «все»? - усмешка.
-«Все», - зловеще проскрипел Женя, - ушел бы.
-Мы исчезнем, если…
-Пятьсот раз слышал! – сорвался тот, - И ушел бы! К хренам!
Из-за балконной двери тянуло нечеловеческим холодом необитаемо темноты, обрамлявшей кадр.
-Я тоже не понимаю.
-М?
-Почему «такой» ты. Забитый. Несчастный. Негодный.
-Юродивый! В бочке на бретельках!
-Женя, - она обернулась, решительно обнимая его в ответ, - Я тебя юродивым люблю. Причем на всю жизнь, а не как эта…
-Ш…шевелева?
Она сдержанно улыбнулась.
-В который раз уже…
Бой настенных часов, неестественно громкий, мощными ударами сминал уголки кадра.
-…с Новым годом, Жень.
-И тебя, - неслышно ответил он, целуя ее в лоб, - К тебе или ко мне?
-Не смешно, - еле улыбнулась она, - Ни капельки.
И исчезла, истончилась, испарилась мгновенно, а ее светлый прах тянулся по полу к темной дверной щели.
Женя тихо взвыл, опускаясь на колени.
Пол ускользал, в глазах рябило.
Москва навалилась одним сильным движением, снова лишая воли, делая кем-то странным, изломанным, слабым.
Галя неприятно улыбалась, глядя куда-то сквозь него.
Мама замерла на кухне, прислушиваясь к разговору.
До сцены первой встречи с Надей была целая выдуманная жизнь врача-неудачника, маменькиного сынка и тюфяка. Женя смотрел сквозь толстое экранное стекло смело и страшно, привыкшие к мягкому взгляду Лукашина зрители чувствовали себя неуютно.
Вечная жизнь среди восковых фигур перестанет казаться чертовым адом примерно через полчаса, когда ключ в замке двери квартиры 12, улицы Строителей, дома 22, города Ленинград, повернется второй раз за новогоднюю ночь.