«ЧЁРНАЯ МАРКИЗА»

[sillvercat]

Название: «Чёрная Маркиза»
Автор:  sillvercat
Бета:  Glololo
Рейтинг: R
Жанр: романс
Категория: гет, слэш
Размер: макси
ТИМы: Гюго (Дидье)/Дюма (Тиш), Жуков (Грир)/Гамлет (Моран), Дон Кихот (Лукас), Робеспьер (Марк), Джек Лондон (Жаклин), Драйзер (Адель), Гексли (Мадлен), Габен (Франсуа) и др.
Состояние: завершён

Саммари: XVIII век, Карибы. Красавица-мулатка Тиш Ламберт (Дюма) после гибели мужа получает во владение его бриг «Чёрная Маркиза», названный так в её честь – с бесшабашной командой, состоящей из близнецов-изобретателей Марка и Лукаса (Робеспьер и Дон Кихот), которые набили корабль под завязку разными волшебными механизмами, заменяющими десяток матросов. Старпом брига Дидье Бланшар (Гюго) беззаветно в Маркизу влюблён. И вот в эту безбашенную команду Альфы, как в корзинку с клубками и котятами, попадает канониром красавчик Моран (Гамлет) с трагическим прошлым и изломанной судьбой. За ним, как и за самой «Маркизой» упорно гоняется капитан пиратского фрегата «Разящий» Эдвард Грир (Жуков) по прозвищу Грир-Убийца...

От автора: Начала я это для тимплея на социофесте прошлой зимой и закончила совсем недавно. Получилось, что весь прошлый год я только и писала, что про альфийский публичный дом да про альфийский пиратский корабль. Надеюсь, что мне удалось показать, как пылко я обожаю родную квадру со всей её безбашенностью, искренним беззаботным жизненным весельем, любовью к любви, вину и песням. Dixi.




* * *
– Дидье, что там за шум внизу?
Глубокий женский голос музыкой прозвучал в маленькой убогой комнатушке над трактиром «Голова быка».
Дидье вздохнул, с неохотой поднявшись с разворошенной постели, и босиком прошлёпал к двери. Постоял, прислушиваясь, и махнул рукой.
– Мальчишка капитана Грира, канонир, затеял скандал, Маркиза.
– Эдвард Грир? Грир-Убийца? Он здесь? – В голосе женщины прозвенели тревога и негодование.
«Но не страх», – с гордостью подумал Дидье, оборачиваясь и встречая твёрдый взгляд её серых огромных глаз.
В этом мелодичном голосе и в этих ясных глазах не было страха даже тогда, когда Тиш стояла с пистолетами в обеих руках на палубе «Чёрной Маркизы», бестрепетно встречая надвигавшийся на них испанский корвет.
– А что там с мальчиком? – нетерпеливо спросила она.
Дидье, вернувшись к постели, пожал плечами, натянул через голову свою рубаху и сладко зевнул.
После того, что только что творилось в этой постели, им обоим стоило бы поспать хотя бы часок. Так нет же... Чтоб черти забрали этого Грира и его любовничка!
Дидье кое-как пригладил свои взлохмаченные русые вихры и вздохнул:
– Не знаю, где уж подобрал его Грир, но ему не удалось сломать этого Морана. Вон как разоряется. Отчаянный молокосос… Да оставь ты их, что тебе за дело до них, Маркиза? Patati-patata! Чепуховина! У Грира и без того к тебе старые счёты… – безнадёжно пробормотал он, завороженно наблюдая за тем, как она, прекрасная в своей смуглой жаркой наготе, встаёт с кровати и ищет сорочку в ворохе сброшенной на пол одежды.
Каждый раз они так торопились оказаться в постели, словно этот раз был последним.
«Когда-нибудь так оно и будет», – мрачно подумал Дидье, но тут же, по своему обыкновению, прогнал эту мысль.
Старпом «Чёрной Маркизы» Дидье Бланшар свято верил, что позволять себе дурные мысли – значит накликать беду. Он всегда жил одним днём, не задумываясь о том, что было вчера и будет завтра. Кюре их деревенского прихода в Квебеке, отец Гийом, давным-давно прочёл ему одно место из Священного Писания, и Дидье запомнил его наизусть.
«Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы».
Так что он, Дидье Бланшар, жил как надо – по заповедям Господним.
Пока он размышлял обо всём этом, Тиш надела сорочку, панталоны, кружевные чулки и встряхнула своё вишнёвое атласное платье.
– Дидье? – пропела она, лукаво взглянув на него. – Ты там что, окаменел?
Одна часть его тела уж точно окаменела вновь.
Тиш провела тёплыми пальцами по его скуле, ласково заглянув в растерянные зелёные глаза.
– Зашнуруй мне корсаж, – попросила она, поворачиваясь к нему спиной и проворно собирая чёрные шёлковые кудри в тяжёлый узел на затылке. – Пожалуйста.
Глубоко вздохнув, Дидье нехотя дёрнул за ленточки корсажа, жадно глядя на её обнажившуюся гибкую шею и хмуро гадая, как же он теперь застегнёт собственные штаны.
Ответ был ясен, как день – с трудом.
Хмыкнув, он в очередной раз мысленно пожелал, чтобы Морской Хозяин вогнал свой трезубец прямо в глотки Гриру и его красавчику, так не вовремя затеявшему свару. Ну или в задницы. Вот то, чего они оба как раз заслуживают.
Кое-как натянув штаны, Дидье заботливо распихал по карманам весь арсенал, выданный ему Лукасом перед отправкой на берег. Если в трактире начнётся заварушка, этот самый арсенал им ох как пригодится.
Patati-patata!
Дидье Бланшар всегда полагался на милость судьбы, как на милость женщины.

* * *
– Вы, проклятые трусы, вы же знаете, что я лучший канонир на этом побережье Атлантики! Неужели никто из вас не хочет меня нанять?!
Услышав в ответ взрыв грубого хохота, Моран до крови закусил губу..
– Главное, что Грир-Убийца тебя хочет, а мы не хотим ему перечить, малыш, – наконец прогудел густым басом Ульф, капитан корвета «Наяда», и, залпом осушив свою кружку эля, со стуком поставил её на стол.
Жаклин Делорм, владелица брига «Сирена», тонко улыбнулась, поправляя золотисто-рыжие локоны. Из-под полуопущенных ресниц она пристально разглядывала Грира, молча наблюдавшего за действом. Жаклин задумчиво повертела браслет на тонком запястье. У неё были свои планы относительно Грира, и она пока не могла определить, как в них вписывается Моран Кавалли, имеет ли этот красавчик какое-то значение для Грира или это просто очередная его игрушка.
Жаклин покривилась – брезгливо и незаметно.
– Никто здесь не станет перечить Убийце, – с готовностью поддакнул Ульфу Сильвестр, штурман «Свирепого». – Так что, парень, брось разоряться без толку, пей свой ром и возвращайся на «Разящий».
– Никогда! – крикнул Моран, судорожно сжимая кулаки и сверкая глазами. – Понял, Грир? Никогда!
Сам Грир, сидя тут же за столом в углу, наблюдал за всем этим действом с лёгкой усмешкой на загорелом хищном лице. Он был уверен, что мальчишка никуда не денется. Завсегдатаи трактира и без него, Грира, прекрасно объяснили Морану сложившийся расклад. Никто из них не посмеет перейти ему дорогу и взять мальчишку канониром на свой корабль, потому что не захочет навлечь на себя месть Грира-Убийцы. Все знали, что у капитана «Разящего» нет врагов – ибо они очень быстро отправлялись к праотцам.
Так что мальчишка побесится-побесится и вернётся к нему на корабль.
Ему просто нравилось беситься, вот и всё.
Грир неожиданно задумался над тем, какая подоплёка кроется под неистовым желанием Морана уйти от него. Ну да, в первую их ночь он взял его силой и хитростью, опоив и связав. Но ведь после этой первой бешеной ночи были и другие, когда мальчишка приходил к нему сам. Сам!
Грир мотнул головой и насмешливо осведомился:
– Чем ты недоволен, Моран?
Парень стремительно повернулся к нему, как готовая к броску кобра. Синие глаза его пылали.
– Я тебе не раб! Я свободен и желаю уйти!
– Желай на здоровье, – с ленивой издёвкой протянул Грир, неторопливо отпивая глоток рома из своей кружки. – Но никто здесь не возьмёт тебя канониром. Разве что … – он выдержал долгую паузу, – шлюхой в этот кабак.
Раздался новый взрыв громового хохота, и сам капитан «Разящего», не выдержав, тоже торжествующе рассмеялся. Но смех его оборвался, как и шум вокруг, едва Грир почувствовал у горла ледяное острие кинжала.
Мальчишка и вправду был быстрым, как змея, подумал Грир со странной гордостью.
Глядя в его сузившиеся синие глаза, ставшие сейчас почти чёрными, он медленно проговорил:
– Ну давай, Моран, сильнее, чего ты ждёшь?
Сильнее! Вот что хрипел мальчишка прошлой ночью, выгибаясь под ним. И по тому, как дрогнуло что-то в глазах Морана, Грир понял, что и тот это вспомнил.
– Мне нужен канонир, – прозвенел вдруг над их головами ясный женский голос.
Наступила мёртвая тишина. И в этой тишине Моран медленно отнял клинок от шеи Грира, зачарованно глядя вверх, на лестницу, ведущую в комнаты над трактиром.
На ступеньках этой лестницы стояла молодая женщина в вишнёвом, расшитом золотом атласном платье, вскинув черноволосую голову так, словно её венчала невидимая корона. Золотисто-смуглая кожа её сияла в свете ламп, сияли и огромные глаза цвета дымчатого топаза.
Оглядев всех присутствующих, окаменевших, как в последней мизансцене спектакля, она не спеша начала спускаться по ступенькам, постукивая каблучками.
– Маркиза! – испуганно и восторженно выдохнул кто-то рядом с Мораном.
– Чёрная Маркиза! Ведьма! – подхватили и другие.
Жаклин Делорм снова брезгливо скривила губы, теперь уже в открытую. Она не могла спокойно смотреть на то, как лихие корсары при виде этой никчемной развратной кошки превращались в раскисших на солнце медуз.
Под гул возбуждённых голосов маркиза Летиция Ламберт невозмутимо прошла среди поспешно расступавшихся гуляк и остановилась прямо перед Гриром, возле которого в оцепенении замер Моран.
Следом за ней, не отставая ни на шаг, шёл парень лет двадцати трёх, высокий, русоволосый и ладный. Его правая ладонь лежала на рукояти пистолета за поясом, прищуренные зелёные глаза зорко следили за всем вокруг, но на губах играла беспечная ухмылка.
Грир прекрасно знал, что и в разгаре боя, и в разгаре развесёлой попойки, и с петлёй палача на шее этот чертяка Дидье будет так же бесшабашно улыбаться.
«И с такой же улыбкой умрёт за свою Маркизу», – горько подумала Жаклин. Сердце её больно сжалось.
Грир неторопливо стёр батистовым платком струйку крови с шеи, куда только что упиралось острие ножа Морана, и так же неторопливо поднял густые брови:
– Ты собираешься лишить меня канонира, Маркиза? Это несправедливо.
Их глаза встретились – её, глубокие, светлые и ласковые, как тихое озеро, и его, тёмные и грозные, как ночь перед штормом.
– Я заплачу за него выкуп, Грир, – напевно проговорила Тиш, таинственно улыбаясь уголками ярких губ. – Но сначала…
Повернувшись, она мягко взяла онемевшего Морана за подбородок:
– Ты в самом деле хочешь уйти от него, мальчик?
Теперь в её топазовые глаза впился отчаянный синий взгляд Морана.
– Да! – сглотнув, сипло отозвался он и вывернулся из её пальцев, настороженно отпрянув в сторону. – Да, хочу!
Она ещё несколько мгновений смотрела в его полные мольбы и злобы глаза, сверкавшие из-под прядей спутанных тёмных волос, а потом кивнула и вновь обернулась к Гриру:
– Ну что же… Какой выкуп ты хочешь за своего канонира, Грир-Убийца?
– Может быть, тебя, Маркиза? – растягивая слова, осведомился Грир и хищно усмехнулся.
Жаклин начала решительно проталкиваться вперёд. Она должна была наконец обратить на себя внимание Грира. О, мужчины! Почему все они думают не головой, а тем, что ниже пояса?!
Опустив длинные ресницы, Тиш с улыбкой качнула головой:
– Я покажу тебе то, что по-настоящему ценно.
И в её смуглых пальцах, как по мановению ока, возник камень, равного которому ещё не видели здесь – бриллиант величиной с голубиное яйцо, остро просиявший всеми своими гранями.
Раздался общий восторженный и изумлённый стон. А Грир, отбросив свою напускную ленцу, молнией вскочил с места и, упёршись кулаками в стол, свирепо прорычал:
– Ты обезумела, женщина?! Ты собираешься отдать за этого сопляка алмаз, который стоит дороже десятка галеонов с полным вооружением?!
– Да, – всё с той же загадочной улыбкой подтвердила Тиш.
– Ты показываешь его всем, – Грир зловеще понизил голос, – всем бродягам в этой вонючей дыре, в то время, как тебя защищает всего лишь один такой же молокосос?!
– Да, – серьёзно кивнула Маркиза, а Дидье искренне и заразительно расхохотался, блеснув глазами.
– Ты понимаешь, – почти прошипел Грир, – что я могу просто забрать у тебя этот камень?
– Нет, – невозмутимо ответствовала Тиш, сжав алмаз в узкой ладони. – Ты не заберёшь его, Эдвард Грир. Ты – мужчина и капитан, я женщина и доверилась тебе, речь идёт о сделке, и ты никогда не уронишь свою честь так низко. А кроме того... я отнюдь не беззащитна.
Взгляды светлых и тёмных глаз вновь скрестились над алмазом, как сабельные клинки.
Изумрудные глаза Жаклин презрительно сузились.
– Согласен, – хрипло бросил наконец Грир. – Забирай этого сопляка, Маркиза. Только учти… – Он помедлил и снова понизил свой рычащий голос до вкрадчивого шёпота: – Рано или поздно он всё равно вернётся ко мне.
– Никогда! – процедил сквозь зубы Моран, но Грир будто не услышал его, глядя только на женщину:
– Я тебя предупредил, Маркиза.
– Я тебя поняла, Эдвард, – мягко отозвалась Тиш. – Скрепим же нашу сделку свидетельствами.
– Кто здесь безумен, так это ты, капитан Грир! – отчеканил вдруг резкий высокий голос, и Жаклин выступила из-за спин ошеломлённых корсаров. – Разве это сделка? Камень наверняка фальшивый!
Она нетерпеливо пощёлкала пальцами в перстнях, глядя на Тиш в упор – пренебрежительно и гневно.
С минуту Грир пристально рассматривал обеих женщин, а потом, расхохотавшись, властно протянул руку. Тиш подняла брови, помедлила и наконец, улыбнувшись, легко уронила камень в широкую ладонь капитана. Тот молча подал его француженке.
Жаклин придирчиво оглядела бриллиант, повертела, изучая игру света в гранях, подышала на него, недоверчиво пробормотав: «Что ж, не затуманился…». А потом провела по его сияющей поверхности невесть откуда взявшимся маленьким кинжалом.
– Ни царапинки, – удовлетворённо констатировал Грир, забирая камень обратно. – Назови своих свидетелей, Маркиза!
Тиш снова остро взглянула в отчуждённое лицо маленькой француженки и тихо спросила:
– Кто вы?
Жаклин вызывающе вздёрнула подбородок и скрестила на груди изящные руки, будто заслоняясь от её взгляда.
– Та, на кого твои гнилые чары не действуют!
– Ого! – снова рассмеялся Грир. – Малышка кусается!
Тиш ещё несколько мгновений пристально смотрела на Жаклин, сдвинув брови, а потом тряхнула головой и отвернулась.
– Вот мои свидетели, Грир. Огонь!
Полено в камине вдруг треснуло, извергнув сноп искр – так, что стоявшие возле очага пираты отскочили с воплями и ругательствами.
– Вода! – неумолимо продолжала Тиш, скрестив на груди изящные руки.
Из кружек, забытых на столах, выплеснулась наружу янтарная жидкость, и раздался новый взрыв ругательств.
– Ветер!
Окна и дверь трактира распахнулись настежь под свежим порывом бриза, взметнулись занавески, брызнуло на пол стекло. Юбки Жаклин тоже взметнулись, и она поспешно подхватила их. Кто-то поднял слетевшую с её плеч кружевную пелерину. Резко обернувшись, француженка встретилась взглядом с зеленовато-голубыми, как морская вода, глазами Дидье Бланшара.
– Je te connais, ma puce? – тихо и быстро спросил он.
«Я тебя знаю, девочка?»
Нет, он не знал её. Проведя с ней ночь почти три года назад, когда она утешала его, пьяного без вина, горюющего по своей развратной ведьме, он её даже не запомнил!
Жаклин выхватила у него пелерину и порывисто отвернулась, не размыкая поджатых губ.
– Хватит! Ведьма! – пророкотал Грир, припечатывая стол мощным кулаком. – Я и без того не возьму назад своего слова… И это, кстати, была не вода, а ром.
Тиш негромко рассмеялась:
– Это ещё лучше, Эдвард. Ещё лучше.
И оборвав смех, притронулась к плечу ошеломлённо озиравшегося Морана:
– Идём, канонир. «Маркизе» пора отчаливать.
Дидье, не переставая, впрочем, ухмыляться, без церемоний дёрнул нового канонира за локоть и гаркнул:
– Ходу!
Отвернувшись от них, Грир взял со стола кружку и вздрогнул, когда на его запястье легли унизанные перстнями пальцы Жаклин.
– Пусть их себе уходят, капитан, – обронила француженка, с улыбкой подливая ему ром. – Я Жаклин Делорм, хозяйка «Сирены», и я давно хочу кое-что обсудить с тобой.
Увязая в прибрежном песке, Тиш, Дидье и Моран торопливо добежали до шлюпки, пришвартованной у дряхлого причала под охраной оборвыша-негритёнка. Дидье швырнул ему сверкнувшую в лучах заходящего солнца монетку. Придерживая подол платья и опираясь на руку Дидье, Тиш пробралась на нос лодки.
Моран, косясь на них исподлобья, приготовился грести, но старпом, отвязав причальный канат, лишь повернул руль, и шлюпка резво, как пришпоренная лошадь, рванулась вперёд сама собой!
Моран потряс гудящей, будто распухшей головой, опускаясь на дно странной посудины, и провёл рукой по лбу. Лоб был в испарине.
Тиш тревожно взглянула на него, но ничего не сказала.
Впереди вырастал, разворачиваясь к ним, высокий тёмный борт судна. Наверху уже торчали, чётко вырисовываясь на фоне закатного неба, две радостно улыбавшиеся физиономии. Их обладатели что-то выкрикивали. Моран не мог разобрать, что именно – у него слишком громко шумело в ушах.
Дидье уцепился за сброшенный сверху трап и начал проворно карабкаться на борт. Тиш кивнула Морану, и новый канонир, пошатнувшись, послушно шагнул вперёд. Перед его глазами плыл красный туман.
Он знал, что должен что-то обязательно сказать им. Объяснить. Что?
Он наконец оказался на палубе, которая ходуном ходила под его ногами, будто в шторм, и сперва судорожно вцепился в протянутую ему руку Дидье, а потом с негодованием отшатнулся. Ещё чего?! Он им что, дитя малое?
А, вот что он должен сказать, и прямо сейчас. Чтобы они все знали!
Моран дождался, пока Тиш спрыгнет на палубу своего брига, и выпалил, сжимая кулаки:
– Не думайте, что вы меня купили! Я ему не был рабом и вам не буду! Я не просил вас… я не хотел… я просто хотел….
– Дидье! – испуганно вскрикнула женщина, подхватывая его. – Он же весь горит!
Это было последним, что услышал Моран, проваливаясь наконец в тёмную пустоту беспамятства.

* * *
Там, во тьме, он услышал песню.
Колыбельную песню.
Он не мог разобрать слов неизвестного ему языка, но эта мелодия… текла как прохладный ручей в чёрной обжигающей пустыне его бредовых видений.
Моран был распят на дыбе кошмаров. Он метался по постели, обливаясь потом, и ему мерещились то заплаканные, искажённые ужасом лица матери и сестры, то зловещий капюшон палача, деловито набрасывающего петлю на шею Эдварда Грира, то горящий, как факел, корпус «Разящего». Он брёл и брёл куда-то, по колено увязая в раскалённом песке, брёл под неумолимо сверкающим в чёрном небе чёрным солнцем, и ему отчаянно хотелось пить.
– Пить! – простонал Моран, едва шевеля распушим языком. – Пить!
Прохладная ладонь коснулась его лба, а потом осторожно приподняла пылавшую голову. Возле его запёкшихся губ возник твёрдый край стакана, и в рот проникли струйки воды. Вода!
Он торопливо глотал её, захлёбываясь, не в силах оторваться, и протестующе замычал, когда живительный источник вдруг исчез.
– Сейчас, не торопись, – прозвучал над ним мягкий грудной голос, и Моран с трудом разлепил зудящие веки.
Склонившееся над ним женское лицо было прекрасно, как лик Мадонны, и он, забыв о жажде, зачарованно на него уставился.
– Я что, уже в раю? – прошептал он.
Раздался мелодичный смех.
– Говорю же, не торопись, – произнесла женщина, и тут Моран узнал её.
Летиция Ламберт.
Тиш.
Он на «Чёрной Маркизе», он в безопасности. Он спасся от Грира!
– Всё будет хорошо, – словно подтверждая его мысли, проговорила Тиш и обтёрла его лицо влажной тканью. – Спи, малыш.
Малыш!
Моран собрался было возмутиться, но сон, целительный, без сновидений, без кошмаров, накрыл его враз, будто тёплым одеялом. Засыпая, он опять услышал колыбельную, убаюкавшую его, словно материнские объятия.
Когда он снова открыл глаза, то уже понимал, что находится в каюте «Чёрной Маркизы», и с любопытством принялся осматриваться. Каюта слегка покачивалась, значит, бриг вышел в открытое море. Витые стрелки старинных часов, стоявших у переборки, показывали два – пополудни, если судить по солнечным лучам, пробивавшимся сквозь багряные занавеси. А у изголовья его постели сидел какой-то мальчишка – худой, белобрысый, загорелый, и увлечённо читал огромный растрёпанный том, разложив его на коленях. На вид мальчишке было не больше пятнадцати.
Моран облизнул губы и позвал:
– Эй! Ты кто?
Вздрогнув, паренёк заложил пальцем прочитанную страницу и серьёзно поглядел на Морана:
– Я? Я Марк. Тиш сказала – подежурь, он пить захочет. Хочешь?
– Что это у тебя за книга? – с любопытством осведомился Моран, осушив полный стакан какого-то кисловатого питья, неловко налитого ему Марком из глиняного кувшина.
– «Трактат о небесной механике» Лапласа, – с готовностью доложил мальчишка, и голубые глаза его загорелись. – Второй том. Так интересно!
– Почитай мне, – зачем-то попросил Моран. Ему вдруг тоже стало интересно. И понравилось, как звучат эти два слова – небесная механика!
– Луна обращается вокруг Земли по эллипсу, то приближаясь к ней, то удаляясь от неё, – с энтузиазмом начал Марк, раскрыв книгу на заложенном пальцем месте. – Однако это движение под действием земного тяготения только в первом приближении происходит по законам Кеплера. Солнце своим притяжением действует на это движение Луны как возмущающее тело, притом с очень большой силой. Поэтому движение Луны чрезвычайно сложно.
Чрезвычайно сложно!
Моран заморгал, изо всех сил пытаясь представить себе, о чём идёт речь. Кроме того, он вдруг с ужасом осознал, что вся выпитая им сейчас и накануне жидкость усиленно просится наружу. Он беспомощно закусил губу.
Марк тем временем продолжал увлечённо читать:
– Её движение не только постоянно отклоняется от законов Кеплера, но и сама лунная орбита, как и её положение в пространстве, непрерывно меняется. Все эти осложнения движения Луны хорошо заметны, потому что Луна – ближайшее к нам небесное тело.
Канонир удручённо кашлянул и поёрзал на постели. Необходимо было срочно сообщить мальчишке, напрочь забывшему об окружающем его земном мире, о своих плотских надобностях. Но как?! Моран считал, что скорее лопнет, чем произнесёт эдакое вслух.
– Nombril de Belzebuth! Пупок Вельзевула! Марк, ты чем тут моришь нашего больного? – прозвучал рядом с ними смеющийся голос, и Моран, вскинув глаза, узнал весельчака Дидье. В руках у того был поднос с исходящей паром и вкусными запахами глиняной миской. – Прикончить его решил?
– Он меня сам попросил, – обиделся Марк, подымаясь.
– Правда, попросил, – со вздохом подтвердил Моран, глядя, как Дидье обстоятельно устраивает поднос на столике рядом с постелью, а Марк, прижимая к груди свою драгоценную книгу так бережно, словно это была Библия, выскакивает на палубу. – Я… сколько я уже тут лежу?
– Третьи сутки, – исчерпывающе пояснил Дидье, внимательно его оглядывая. – Маркиза говорит, у тебя… – Он задумчиво почесал в затылке. – А, вспомнил! Родильная горячка!
– Чего-о?
– Ох, то есть нервная, нервная горячка! – захохотал старпом, подмигнув ему. – У меня-то никогда не будет ни той, ни другой, palsambleu!
Моран закатил глаза, не зная, сердиться ему или смеяться.
– Ты что, обиделся? – оборвав смех, озабоченно спросил Дидье. – Брось, друг, я же пошутил. Или, может, ты отлить хочешь?
Моран, совершенно лишившись дара речи от столь безмятежного вопроса, только молча кивнул и опасливо потянул вниз укутывавшее его одеяло. Слава Всевышнему, он был хотя бы не нагишом, а в чьей-то ночной рубахе.
– Мыться будешь? – продолжал бомбардировать его дикими вопросами Дидье. – Ну что ты таращишься на меня, как пресвятая Тереза на ангела? Иди сюда.
Без церемоний подхватив Морана под руки, он ловко втолкнул его в какой-то закуток в углу каюты, сам оставшись снаружи, и горделиво вопросил:
– Ну как? Ты, друг, и в Версале такого не увидишь!
В глубине закутка обнаружился предмет, в назначении которого сомневаться не приходилось – стульчак. А вот для чего нужна была странная округлая штуковина с дырками, торчащая из потолка у входа? И решётка в полу?
– Ручку видишь? Поверни! – скомандовал Дидье и радостно захохотал, услышав вопль и ругательство пациента, облитого с головы до ног. Из недр штуковины лилась и лилась очень тёплая вода. Придя в себя, Моран наконец с наслаждением содрал пропотевшую рубаху и тоже засмеялся:
– Это же пресная вода! Вы спятили!
– Марк с Лукасом как-то опресняют морскую, – живо пояснил Дидье. – А греется она от солнца. Так что можешь плескаться хоть до вечера, друг. Только суп остынет, palsambleu!
Через некоторое время Моран, в свежей рубашке и отмывшийся до скрипа, с волчьим аппетитом поглощал дивное варево из огромной миски и только энергично мычал, поддакивая непрерывно тараторившему Дидье. Впрочем, тот в связных ответах практически не нуждался.
– Я в этих ихних штуках ничего не смыслю, да мне это и ни к чему, nombril de Belzebuth! Главное, что они смыслят! Видал, теперь уже и до небесной механики добрались! Ты думаешь, как мы вчетвером с таким судном управляемся? Так вот, это всё Марк и Лукас со своими механизмами. Сам увидишь, когда подымешься на ноги.
– Вам действительно требуется канонир? – перебил его Моран, оторвавшись от еды.
Дидье энергично кивнул:
– Ещё как! Механизмы – механизмами, но за ними живой человек должен следить! А в бою – тем более. Хотя мы не часто в бою бываем. Не нарываемся. Бережёного Господь бережёт. Когда маркиз Ламберт погиб, и почти весь экипаж с ним…
Моран схватил его за руку:
– Маркиз?
– Ну да, – с глубоким вздохом подтвердил Дидье. – Он ведь был женат на Тиш. Так ей и достался этот корабль.
– Я думал, что Маркиза – её прозвище… – пробормотал Моран.
– Нет, – чуть дрогнувшим голосом возразил старпом. – Она титулованная дама, наша Тиш. Хотя её мать и была рабыней семьи Джоша Ламберта, там, на островах. И Тиш родилась рабыней. Джош влюбился в неё, дал ей свободу и женился на ней, тогда его отец проклял их обоих и выгнал из усадьбы, scrogneugneu!
У Морана голова пошла кругом от этого простого рассказа.
– Ну вот, – спокойно продолжал Дидье, не замечая его смятения, – и Джош купил этот бриг, назвал его «Чёрная Маркиза» в честь Тиш и стал капитаном. А когда почти все у нас погибли в бою с испанцами, и Джош погиб, Тиш хотела продать «Маркизу», но не смогла. Это же всё, что у неё от Джоша осталось. Ну и я, – он грустно усмехнулся, – от старой-то команды. А потом появились Марк с Лукасом, и всё тут стало по-новому. Так-то, друг.
– Почему ты всё время называешь меня другом? – нахмурившись, спросил Моран, а Дидье легко улыбнулся и взъерошил ему волосы:
– Не враг же? Значит, друг.
– Люди все – враги, – убеждённо проговорил Моран и покосился на Дидье, уверенный, что тот обидится, но тот лишь рассмеялся:
– Да брось ты! Зачем тогда жить, если это так?
Моран протестующе мотнул головой, снова собираясь возразить, но не смог. Он страшно устал, глаза у него сами закрывались. Дидье забрал у него из рук пустую миску, подсунул подушку и заботливо натянул одеяло повыше:
– Отдыхай давай. Враги у него все, вот ещё выдумал, ventrebleu! Здесь тебя никто не обидит.
Это была сущая правда. Проведя последние пять лет своей девятнадцатилетней жизни в непрерывной войне со всеми и вся, Моран Кавалли никак не мог поверить, что где-то может существовать мир, подобный тому, что царил на «Чёрной Маркизе».
Сама Маркиза, Летиция Ламберт, не задала ему никаких вопросов. Зайдя к Морану в каюту на следующее утро, – уже не в атласном платье, а в удобных бриджах и камзоле, – она вела себя как заправский доктор: заглянула ему в глаза, оттянув нижние веки, заставила высунуть язык и пощупала пульс на шее и на запястье. И он, скрепя сердце, всё это ей разрешил. Услышав, как он мрачно сопит, она наконец тихо рассмеялась и пригладила ему растрёпанные волосы, отведя их со лба:
– Я не собираюсь на тебя покушаться, канонир. И ты свободен – можешь уйти в любом порту, в каком захочешь. Но я бы хотела, чтоб ты остался здесь.
– Я тоже, – выпалил Моран, заливаясь краской до ушей и отчаянно стыдясь этого.
Тиш снова ласково улыбнулась ему и быстро вышла, чтобы не смущать его ещё больше, – понял Моран. А он так и остался сидеть на койке. В горле у него стоял комок.
Никто и никогда не заботился о нём, кроме матери и сестры, умерших от оспы, когда ему было четырнадцать. Все остальные, начиная с отчима, стремились только пользоваться им, пока он не научился защищаться, как затравленный израненный зверь.
Насмерть.
А на «Маркизе» ему не от кого было защищаться.
Если бы не боязнь обнаружить эдакую свою слабость, Моран бы тенью следовал за Дидье Бланшаром, впитывая исходившее от него тепло. Парень и болтал, и пел, и смеялся – как дышал. И он стал первым после матери человеком, которому Моран сам позволял себя тормошить – обнять за плечо, взять за локоть, взъерошить волосы. Впервые за долгие годы чужие прикосновения доставляли ему невинное удовольствие, словно котёнку, которого чешут за ухом. Точно так же легко Дидье тормошил Тиш или Марка с Лукасом – впрочем, последним частенько перепадали от него и колотушки, но всякий раз за дело.
Марк и Лукас Каннингтоны тоже поразили Морана до глубины души – едва ли не сильнее, чем все созданные ими чудеса. Близнецам, похожим друг на друга, как две капли воды, было отнюдь не пятнадцать, а все двадцать лет от роду, но вели они себя как пятилетки. Понимая друг друга с полуслова и полувзгляда, они благодаря этому непрерывно устраивали всевозможные каверзы и розыгрыши – как с участием своих волшебных механизмов, так и без них. То и дело Моран с невольным смехом наблюдал, как они со всех ног улепётывают от грозящего им линьками, а также всеми небесными карами Дидье.
Особенно прекрасной оказалась изобретённая ими механическая швабра для мытья палубы. Лукас гордо вручил её старпому для «апробации», как он витиевато выразился. Уже через несколько минут швабра самым натуральным образом гналась за беднягой Дидье, как взбесившаяся шавка, только что не лаяла при этом. Близнецы же катались по палубе, корчась от смеха, впрочем, как и Моран. Дидье вынужден был взобраться на грот-мачту, где сидел, ругаясь на чём свет стоит, пока Тиш, высунувшись из камбуза, не пригрозила, что лишит близнецов не только ужина, но и завтрака. После чего те понуро забрали чудо-швабру и в очередной раз спаслись бегством от спрыгнувшего с мачты разгневанного старпома.
Глядя на всё это весёлое безумие, Моран несколько опасался за свои пушки, ранее находившиеся в ведении Лукаса. Но зря – как он с облегчением убедился, пушки «Маркизы» были обихожены не так уж и плохо. Моран добросовестно разбирался в том, какая часть функций канонира в бою будет возложена на него, а какая – на чудесные механизмы близнецов.
Предчувствие грядущего боя надвигалось на него сквозь всю весёлую беззаботность жизни на «Чёрной Маркизе». Приближался не просто бой – приближалась смерть, приближалась, обжигая ледяным дыханием, и отзвук этого дыхания, похожего на хрип агонии, он слышал и в разухабистых забористых песнях Дидье, и в пронзительно щемящих напевах Тиш.
Моран знал, что Эдвард Грир, Грир-Убийца, не оставит их в покое.
И он с обрывавшимся сердцем понимал, что хочет этого, хочет увидеть Грира ещё раз, – хотя бы со шпагой в руке на палубе во время боя, – но не смел признаться в этом даже самому себе.
Измученный этими предчувствиями, терзаемый бессонницей, Моран вышел однажды ночью на ют и вдруг услышал доносившийся из каюты Дидье тихий смех и перешёптывания. А потом – протяжный и сладкий женский стон.
Тиш!
Моран так и прирос к палубе, впитывая раздававшиеся из каюты звуки чужой плотской любви – вздохи, всхлипы, предательский скрип койки, шлепки тела о тело, поцелуи, невнятный прерывистый лепет и снова стоны…
Очнувшись, он кинулся прочь, сам не зная куда. Добежав до юта, он бросился навзничь возле шлюпки и крепко зажмурился, уткнувшись лбом в сырые доски палубы.
Он словно горел заживо.
«Рано или поздно он всё равно вернётся ко мне…»
– Никогда. Никогда, слышишь, ты, скотина, никогда! – шептал Моран, кусая губы.
Тут его и отыскал Дидье, взлохмаченный, босой, в одних штанах. Моран не удивился поразительной чуткости старпома, иногда неожиданно проявлявшейся. Неловко потоптавшись рядом, тот сел на палубу, скрестив ноги.
– Я её люблю, – очень просто сказал он. – Всегда любил. Ещё когда был мальчишкой-коком, при маркизе Ламберте. Потом его убили, а она чуть рассудком не тронулась, Тиш-то. Тогда она и начала ведьмачить. Ходила как тень, по кораблю днём и ночью, и вроде как всё Джоша вызвать пыталась. – Дидье потёр лоб. – А я тоже ходил и ходил за нею… а однажды ночью не вытерпел, услышал, как она рыдает, будто у неё сердце разрывается… и просто зашёл к ней в каюту. Так всё и началось. Хотя мне нипочём её не заполучить, я знаю.
Он глубоко вздохнул. Обычно смешливые, глаза его были сейчас, как никогда, серьёзны.
– Но ты уже заполучил её, – недоумённо моргнул Моран.
Дидье усмехнулся:
– Не-ет, друг. Она ведь меня не любит. Правда, она никого не любит, после маркиза Ламберта. Хотя… – Он помедлил, раздумывая, но всё равно закончил: – Она иногда западает на кого-нибудь, Тиш. И пропадает с ним.
– Что? – ахнул Моран. – И ты об этом так… спокойно говоришь?!
Старпом повёл плечом:
– А что мне остаётся? Всё равно они – не Ламберт. И она возвращается от них – ко мне. Всегда возвращается.
– Тебе надо драться за неё! – ошеломлённо выдохнул Моран, не зная, презирать или уважать Дидье за эдакое. – Она же твоя!
– Не моя, я ведь уже сказал, – твёрдо возразил тот. – И с кем мне драться-то – с ней, что ли?
Моран потёр лицо ладонями. Он решительно не мог этого принять, не мог даже вообразить, что он простил бы такое… Гриру…
Какого дьявола, при чём тут Грир?!
Он неистово замотал головой и выпалил:
– Но это… больно! Она должна понимать, как тебе больно!
Улыбнувшись мимолётной горькой улыбкой, так не походившей на его обычную бесшабашную ухмылку, Дидье стиснул его плечо:
– Nombril de Belzebuth! Я же ей никогда этого не покажу.
Он отрешённо посмотрел вдаль, туда, где свинцовые волны смыкались с горизонтом. А потом перевёл взгляд на Морана:
– Прости, друг. Ты расстроился. Я не хотел.
Он похлопал канонира по плечу, подымаясь на ноги, и будто растворился в предрассветной туманной дымке.
А Моран молча уронил голову на скрещённые на коленях руки.

* * *
По сравнению с громадой «Разящего» «Сирена», покачивавшаяся на волнах невдалеке от него, выглядела совсем хрупкой. Как и её хозяйка рядом с Гриром.
Но хрупкой она не была.
– Я не за этим пришла к тебе, Эдвард, – ровно сказала Жаклин Делорм, бестрепетно глядя в глаза капитану «Разящего», и тот неохотно убрал ладонь с её бедра, проворчав:
– Думаешь, я позволю тебе уйти нетронутой?
– Думаю, да, – непринуждённо подтвердила француженка и весело рассмеялась, услышав ругательство Грира.
Тот сидел, упёршись локтями в стол, в расстёгнутом камзоле, с бокалом вина в руке. Жаклин, – тоже в камзоле, только застёгнутом, и в мужских бриджах, – откинулась на спинку кресла. Грир невольно залюбовался игрой света на её распущенных волосах. Маленькая рыжая чертовка. Маленькая и храбрая!
– Обещай подумать над тем, что я предложила, Эдвард, – Жаклин снова наклонилась к нему, вертя в пальцах бокал. – Ост-Индская торговая платит хорошо. Это выгодней, чем гоняться за испанцами по всем Карибам, и без зряшного риска.
– Я люблю рисковать. И я не только за испанцами гоняюсь, – оскалился Грир, а женщина сердито воскликнула:
– Тебя повесят за это!
– Зато я свободен! – Грир закрыл глаза, спасаясь от её почти презрительного взгляда. – Мне нужна «Маркиза», вот и всё. С этим кораблём я буду непобедим. Он волшебный.
– Волшебный! – раздувая тонкие ноздри, передразнила его Жаклин и порывисто встала. – Ты же умный человек, Эдвард, что за чушь ты городишь!
– Ты ненавидишь Маркизу, а она ведь тебя даже не знает… – удивлённо протянул Грир и тоже поднялся. – Почему? Потому что она раздаёт свои прелести даром, когда их можно выгодно продать? Это главное для тебя, не так ли?
– Как ты смеешь?! – прошипела Жаклин и замахнулась, но ударить не успела – ладонь Грира молниеносно сомкнулась на её запястье. С минуту они стояли, сверля друг друга взглядами, а потом француженка негромко произнесла:
– Она просто развратная кошка. Но все вы… – в голосе её прорвалась неподдельная горечь, – вы все опьянены ею!
Грир медленно разжал пальцы, а Жаклин подняла взгляд – холодный и острый.
– В Порт-Ройяле, Эдвард, я отведу тебя к лучшим ювелирам, чтобы они оценили алмаз, который она всучила тебе. И ты сам убедишься, что она тебя обманула.
– Если это так… и если ты поможешь мне её настичь, – хрипло вымолвил Грир, – так и быть, я запродам свою шкуру твоей Ост-Индской.
Торжествующе улыбнувшись, Жаклин небрежно похлопала его по руке.
Дело было наполовину сделано.

* * *
День сменялся ночью, и снова днём, и снова ночью. По вечерам при свете луны Дидье и Тиш пели на палубе – поочерёдно и вместе, звенела гитара Лукаса, и Марк показывал всем созвездия на ночном небе с помощью какого-то диковинного прибора, цитируя наизусть отрывки из своего драгоценного Лапласа, а Тиш смеялась, тормошила его, и казалась при этом совсем девчонкой.
Всё это было до того непривычно Морану и так чудесно, что у него больно щемило в груди, а на глазах то и дело вскипали невольные слёзы. Он уходил в свою каюту, притворяясь уставшим и мрачно думая о том, что совсем раскис на этом дурацком волшебном корабле.
Однажды ночью он подскочил на своей постели – весь в поту, с отчаянно колотившимся сердцем.
Ему приснился Грир.
Вернее, первая ночь с Гриром, когда Моран очнулся, задыхающийся, опоенный дурманом, которого Грир подсыпал ему в вино, сделав лёгкой добычей. Очнулся, чтобы бессильно биться в его беспощадных руках, корчиться от боли и унижения под его сильным телом.
От боли, унижения и… блаженства.
Моран замычал от отвращения к себе, швыряя на пол скомканную простыню в липких пятнах собственного семени.
Тело, проклятое тело.
Он угрюмо усмехнулся и откинулся назад, прислонившись затылком к переборке.
Он знал, что лжёт себе. Он не мог больше существовать без этих ночей. Без пьянящего ощущения опасности, исходившего от Грира. Опасности, силы, страсти.
Страсти, обращённой к нему, Морану.
Он застонал, утыкаясь пылающим лицом в ладони.
Следующей ночью он увидел во сне, как Грира казнят. Всё, как в том кошмаре, что привиделся ему во время горячки. Чёрный капюшон палача. Толстая верёвка, охватившая шею капитана «Разящего». Вызывающая усмешка на его осунувшемся лице. Сапог палача, выбивающий пустую бочку у него из-под ног.
Моран проснулся от собственного вопля и, не осознавая, что делает, вылетел на палубу «Маркизы».
Предутренний бриз пробрал его дрожью до самых костей, но вернул ясность мыслям.
Он поглядел наверх, на мостик, где, тихонько насвистывая, размеренно расхаживал вахтенный. Судя по свисту, это был Дидье. Если старпом «Маркизы» не имел возможности болтать или петь, то он, конечно же, насвистывал, как же иначе?
Ох, Дидье…
Моран зажмурился и едва не застонал, подумав о неотвратимом выборе, который он должен был сделать, чтобы сохранить в целости собственный рассудок.
«Рано или поздно он всё равно вернётся ко мне».

* * *
Стоя у планшира своей «Сирены», Жаклин Делорм мрачно размышляла о том, что судьбе, должно быть, нравится шутить. И шутки её отнюдь не были добрыми.
Из всех судов, рассекавших сейчас Карибское море, к застрявшей на мели беспомощной «Сирене» подошла именно «Чёрная Маркиза». И значит, спасением своего корабля, экипажа, груза, да и собственной жизни она будет обязана Тиш Ламберт и Дидье Бланшару.
– Ventrebleu! – выплюнула Жаклин совсем не благородное ругательство, едва удерживаясь от того, чтобы не начать бешено колотить по планширу кулаками.
Проклятая «Маркиза»! Возникшая из ниоткуда – и это после того, как «Разящий» прочесал тут каждый проклятый пролив!
Жаклин снова мрачно усмехнулась. Конечно же, алмаз, который всучила Гриру эта ведьма, был фальшивым. Ювелиры Порт-Ройяла так и не смогли определить, из какого материала изготовлен этот великолепный камень, но в том, кто его изготовил, сомневаться не приходилось – Марк и Лукас Каннингтоны, маленькие прохвосты, которые могли бы купаться в золоте… если б это их хоть сколько-нибудь интересовало.
Идиоты.
Все они на «Маркизе» – беспечные, никчемные идиоты, ventrebleu!
Но… с другой стороны, какой ещё корабль, застигнув «Сирену» в столь бедственном положении, пришёл бы ей на помощь столь бескорыстно?
Да никакой.
Всё, что ни случается, к лучшему.
Наблюдая за тем, как Дидье Бланшар весело спрыгивает в молниеносно спущенную на воду шлюпку, Жаклин отчаянно прикусила губу.
Пусть так. Пусть она будет обязана жизнью этому шалопаю.
В конце концов, она и так уже обязана ему тем, что для неё дороже самой жизни.
Своим ребёнком.
Но Дидье Бланшар никогда не должен об этом узнать.
Дидье с Лукасом предвкушали, как остолбенеет команда «Сирены», когда они вдвоём всего лишь с помощь маленькой шлюпчонки столкнут с мели их бриг. И ожидания их полностью оправдались. Когда многострадальная «Сирена» наконец закачалась на волнах вблизи треклятой банки, её прилипший к бортам экипаж взорвался отчаянным «ура». А потом, когда Лукас и Дидье со смехом вскарабкались на палубу спасённого брига, плечи у них заболели от того, сколько радостных тычков на них обрушилось, а в подставленные кружки, конечно же, сразу щедро полился ром из бочонка, выкаченного боцманом из трюма.
Жаклин какое-то время наблюдала за этим безобразием с мостика, и на губах её светилась невольная улыбка. Которая, впрочем, сразу же погасла, едва она увидела, как Дидье, вскинув голову, смотрит прямо на неё, а потом, вырвавшись из круга обступивших его матросов, как ни в чём ни бывало, направляется к ней на мостик.
Этого ещё не хватало!
Жаклин едва удержалась от того, чтобы не рвануться прочь, но осталась на месте – с каменным лицом и крепко сжатыми кулаками.
Ventrebleu! Она здесь хозяйка.
Подымаясь на мостик, Дидье Бланшар, как всегда, беззаботно улыбался. Его русые волосы, в которых отдельные пряди выгорели добела, золотились на солнце. Помилуй Бог, ну какая женщина устояла бы перед этой открытой ясноглазой физиономией, крепким телом в простецких обносках, лихой ухмылкой?!
Чтоб ему пусто было, он всегда сиял, как медный грош, bougre d‘idiot!
Хотя нет… не всегда.
Жаклин вдруг подумала, что за много лет она, наверно, была единственной, кто видел его слёзы, и ещё сильнее сжала кулаки.
– Ты явился за моей благодарностью, старпом? – холодно осведомилась она, прежде чем Дидье успел произнести хоть слово. – Что ж, я благодарю тебя. Если б не вы, грядущий шторм разбил бы «Сирену» вдребезги вместе с грузом. И передай мою благодарность своей хозяйке. Ты доволен? Ступай.
Она величественно подняла голову ещё выше.
Иногда Жаклин сожалела о своём маленьком росте.
Дидье уже без улыбки помедлил и коротко ответил, в упор глядя на неё:
– Нет. Я недоволен.
– Чем же? – бесстрастно спросила она, хотя внутри у неё всё дрожало, когда она смотрела ему в глаза.
Зеленовато-голубые и ясные, как море в штиль.
Глаза её дочери.
– Тем, что я никак не могу узнать вас, мадам, хотя что-то мне подсказывает, что должен узнать, – горячо выпалил он, подходя ещё ближе.
Жаклин криво усмехнулась.
«Что-то» ему подсказывает!
Она могла бы достаточно грубо пояснить ему, что именно.
Женщина несколько раз глубоко вздохнула и закрыла глаза, чувствуя, как щёки заливает жаром.
Дидье молча ждал.
Ну что ж… пусть узнает хоть что-нибудь, если ему так уж этого хочется.
Но не всё!
– Почти четыре года назад, – сухо проронила Жаклин, – у меня ещё не было «Сирены», а ты, полагаю, тогда не так давно стал старпомом своей «Маркизы». Это было в Тортуге. Ты брёл по улице, ночью. Ты был не столько пьян, сколько не в себе. Ты едва не попал под мою карету. – Жаклин замолчала, кусая губы. Даже не глядя на Дидье, она чувствовала, как он напрягся. – Тогда я совершила глупость. Огромную глупость. Я пожалела тебя, Дидье Бланшар. Я посадила тебя в свою карету и отвезла в гостиницу. – Голос её упал до шёпота. – И осталась с тобой до утра. – Вскинув голову, она наконец поглядела в потрясённое бледное лицо Дидье и яростно зашипела, снова сжимая кулаки так, что ногти вонзились ей в ладони: – Не смей ничего мне говорить! Молчи!
Но Дидье и без того молчал. Ей показалось, что он вообще не дышал, обратившись в каменную статую.
Жаклин торжествующе усмехнулась и отчеканила, отворачиваясь:
– Ступай, старпом. Я не хочу больше ни видеть, ни слышать тебя. Никогда!
Дидье ещё несколько мгновений помедлил, а потом доски мостика скрипнули под его удаляющимися шагами.
Он действительно не проронил ни слова.
Не в силах удержаться, Жаклин повернулась и жадно поглядела ему вслед – всё равно он её уже не видел. Ах, если бы она сейчас могла сообщить Гриру, где находится проклятая «Маркиза»! Тогда бы тот захватил судно, уничтожив его никчемную команду. И вынужден был бы сдержать своё обещание, пойдя на службу к Ост-Индской торговой. А она, Жаклин, получила бы за это обещанные ей компанией огромные комиссионные.
Но… смогла бы она выдать Гриру «Маркизу»?
Жаклин разжала ладони и машинально взглянула на красные следы, оставленные собственными ногтями на белой коже.
Нет. Не смогла бы.
И всё из-за этого прохвоста.
Чтоб ты провалился, Дидье Бланшар!
Спустившись на ют, Дидье снова через силу заулыбался в ответ на улыбки и весёлый галдёж матросов «Сирены», но, ещё раз отхлебнув рому из протянутой ему кружки, нетерпеливо махнул рукой Лукасу. Тот насупился, враз поскучнев.
Пора было убираться отсюда.
Из стремительно удалявшейся от спасённого брига шлюпки Дидье видел фигурку Жаклин, одиноко застывшую на мостике, и готов был колотиться о борт своей дурной головой.
Tabarnac de calice d’hostie de christ!
Худшего оскорбления, чем то, какое он нанёс Жаклин Делорм, выдумать было невозможно. Провести ночь с женщиной и напрочь забыть об этом! Mon tabarnac!
Она никогда не простит его.
И правильно сделает.
– Дидье, ты чего? – осторожно осведомился Лукас, услышав, как он скрежещет зубами, но тот лишь свирепо отмахнулся от вопроса, и Лукас поспешно заткнулся.
Теперь Дидье начал вспоминать ту ночь.
Было это спустя три месяца после того, как он пришёл в каюту к Тиш… и как раз тогда она оставила его впервые, чтобы уехать на неделю с каким-то заезжим аристократом в его поместье на побережье. Потом это повторялось ещё и ещё, и каждый раз боль была невыносимой, но тогда... тогда Дидье казалось, что он сейчас умрёт от этой боли, разрывающей сердце на куски.
Пьяный не от вина, а от горя, он переходил из одного тортугского кабака в другой, пел и тискал каких-то шлюх, не поднимаясь, впрочем, с ними наверх. Что бы ни делала с ним Тиш, он не мог отплатить ей той же монетой.
Но получилось так, что отплатил.
Дидье снова заскрипел зубами.
Идиот!
Он наконец всё вспомнил.
Вспомнил Жаклин.
Боже, она, такая хрупкая, дотащила его до спальни на втором этаже, а потом не смогла от него уйти. Ну как бы она смогла, если он, mon tabarnac, сперва, как грудной младенец, ревел ей в подол, а потом просто не выпустил её из объятий, зацеловав всё её маленькое тело с такой пронзительной нежностью, какой никогда не испытывал к Тиш.
Она была девственницей, Жаклин.
Её изумлённые, широко раскрытые изумрудные глаза. Острая грудь, напрягшаяся в его ладонях. Жар её узких бёдер. Слабые стоны боли, перешедшие наконец в стоны блаженства…
А потом он, выплакавшись и выплеснувшись, провалился в безмятежный сон.
Наутро её уже не было.
Она даже имени своего ему не назвала.
И он счёл всё происшедшее только сном, который вначале помнил лишь обрывками, а потом и вовсе забыл. Потому что вернулась Маркиза.
Да тебя утопить мало, Дидье Бланшар!
Он зачерпнул из-за борта пригоршню воды и вылил себе на голову под ошарашенным взглядом Лукаса.
Таким же взглядом встретила его Тиш, едва они поднялись на палубу «Маркизы».
– Что с тобой, Дидье? – встревожено спросила она, сдвинув брови.
– Ерунда. Patati-patata! – беззаботно откликнулся Дидье. Он отлично умел скрывать свои мысли и чувства, когда хотел этого. – Мадам Делорм передаёт тебе свою благодарность и… – Запнувшись, он тряхнул головой. – Неважно. Нам пора убираться отсюда, Маркиза. Где была «Сирена», там будет и «Разящий».
Он снова запнулся, наткнувшись на резкий, как удар ножа, потрясённый взгляд Морана.

* * *
Через пару дней после встречи с «Сиреной» на море опустился туман – такой густой, что трудно было разглядеть даже собственную, вытянутую перед собой руку, и «Маркиза» была вынуждена бросить якорь.
– Здесь кто угодно может скрываться… – дрогнувшим голосом пробормотал Марк, стоя на мостике и испуганно таращась в туман.
– Русалка! Хочу русалку! – азартно выпалил Лукас и прыснул.
– Прабабушка-покойница, старая греховодница! – рявкнул Дидье. – Покаркайте у меня!
Или… «Разящий».
Моран едва не сказал это вслух и закашлялся.
Тиш ничего не сказала, только взглянула своими громадными глазами – прямо в душу Морану.
– Развеешь туман, Маркиза? – с надеждой спросил Дидье, поворачиваясь к ней.
– Попробую. Ступайте вниз, – едва разлепив губы, вымолвила она.
И запела.
Почти неслышная, песня эта будто толкала их в спины, когда они торопливо спускались на палубу.
У левого борта Лукас вдруг замер. Цеплявшийся за него Марк схватил Морана за руку, а тот вцепился в плечо Дидье. Так они и застыли, будто дети, увидевшие призрак.
Призрак скользил мимо них, чуть различимый в тумане, без единого звука, без скрипа снастей – огромный чёрный фрегат, ощетинившийся жерлами пушек.
Сейчас прозвенит корабельный колокол, раздастся топот ног и крики тревоги, ударит выстрел из аркебузы…
Но никто на борту таинственного судна не заметил «Чёрную Маркизу», тенью промелькнувшую рядом.
– Вниз! – прохрипел Дидье, едва чужой корабль исчез из виду. – Лукас, Марк, придумайте что-нибудь, надо быстрее удирать! Сейчас Маркиза развеет туман. Моран, ступай к пушкам!
– Это «Голландец»? – срывающимся шёпотом осведомился Марк.
– Черти в аду знают! – огрызнулся Дидье. – Шуруйте, nombril de Belzebuth!
Близнецы растворились в начинавшем редеть тумане, и Моран последовал их примеру.
Но отправился он отнюдь не к пушкам, а в свою каюту. А потом – к шлюпке на корме.
Он узнал бы фрегат, мимо которого они проскользнули, в любом, даже самом густом тумане.
Это был «Разящий».
Моран будто спал и проделывал всё во сне. Он схватил перо и лист бумаги, быстро нацарапав всего несколько слов: «Чтоб вы не думали, что я упал за борт», и оставил записку на своей постели.
Он именно упал… и падал всё ниже и ниже, навстречу своей гибели, но поделать с этим ничего не мог.
Его ждала сама судьба.
Эдвард Грир.
Маленькая шлюпка почти беззвучно опустилась на воду за кормой «Маркизы». Все механизмы близнецов во много раз облегчали жизнь моряку.
Моран спустился за борт по свисавшему вниз канату, а потом просто прыгнул в качнувшуюся лодку.
«Чёрная Маркиза» быстро удалялась от него – так быстро, что он различал только её силуэт. А потом и его не стало видно.
Нет, Грир нипочём их не найдёт. Но он, Моран, должен найти Грира.
Он так не научился пользоваться таинственным механизмом, встроенным близнецами в лодку. Он просто вставил вёсла в уключины и начал быстро, изо всех сил грести – к тому месту, где, по его расчётам, остался «Разящий».
Он кусал губы, пытаясь удержать слёзы, но они всё равно катились по щекам – горькие и солёные, как морская вода.
Наконец Моран утёр лицо локтем и прерывисто вздохнул, бросив вёсла.
Перед носом его шлюпки вздымался гордый корпус «Разящего».
«Рано или поздно он всё равно вернётся ко мне».
Как же сейчас будет злорадствовать Грир…
Моран стиснул зубы и на несколько мгновений низко опустил голову.
А потом встал, выпрямился в шлюпке во весь рост и закричал:
– Эй, на «Разящем»! Мне нужен ваш капитан!

* * *
Грир не злорадствовал.
Он даже не усмехался своей обычной – пренебрежительной, волчьей – усмешкой.
Он взъярился так, что боцман и старпом, которые привели Морана к нему в каюту, сперва вжались в переборку, а потом поспешили немедля исчезнуть.
– Ты чёртов полоумный болван! – процедил наконец Грир, что было самым мягким из всей его тирады. – Маркиза бы заботилась о тебе, а со мной тебя просто вздёрнут!
Моран молча глядел на него, вдруг совершенно успокоившись. Он всё сделал правильно. Щемящая тоска по тому, что могло бы быть и сгинуло вместе с растворившейся в тумане «Чёрной Маркизой», навсегда останется с ним, но он должен был находиться именно здесь.
Рядом с капитаном «Разящего».
Приняв свою судьбу, какова бы она ни была.
– Вздёрнут-то с тобой, сам говоришь, – произнёс он сдавленным голосом, но очень буднично, а Грир осёкся на полуслове нового ругательства и вдруг захохотал. А потом, не переставая смеяться, сграбастал Морана в охапку так, что у него затрещали кости, и встряхнул – так, что у него лязгнули зубы.
– Точно полоумный, – повторил он совсем тихо и заглянул Морану в глаза, больно ухватив его за волосы.
Глаза Грира были тёмными, страшными и затягивающими, как воронка водоворота.
А обветренные тёплые губы – неожиданно чуткими.
…Даже во сне его жёсткая ладонь по-хозяйски сжимала бедро Морана. И тот не отстранялся. Он лежал, глядя в переборку, слушая плеск волн, покачивавших фрегат. Мыслей в его блаженно опустевшей голове не было никаких.
Кроме одной.
Неважно, сколько отпущено судьбой ему и Гриру, главное – что сейчас всё встало на свои места окончательно и бесповоротно, но только бы Грир не вздумал…
Пальцы Грира впились в его тело так неожиданно и больно, что Моран чуть не вскрикнул, а потом, разомкнувшись, провели по коже почти нежно. И хриплый голос повелительно пророкотал у него над ухом:
– Ну а теперь, малыш, давай выкладывай, куда собиралась направиться «Маркиза» после того, как мы потеряли её в сраном тумане возле Кайман-Брака.
Ну вот и всё...
С оборвавшимся сердцем Моран зарылся головой в подушку, понимая, что его худшие опасения сбылись.
Он прекрасно помнил, как Лукас как-то взахлёб рассказывал ему, сидя у пушки и попутно ковыряя какой-то механизм, про некий безымянный островок, даже не на всех картах обозначенный, возле которого «Маркиза» собиралась бросить якорь после Кайман-Брака. Про то, что там, дескать, есть подземная пещера, где бьют горячие источники. И что Тиш, мол, любила наведываться туда ещё при маркизе Ламберте. Ну какого чёрта он ему всё это рассказал, доверчивый идиот?! Все они на «Маркизе» – проклятые доверчивые идиоты!
– Не заставляй меня, Грир, – глухо пробормотал Моран, и тут же другая рука капитана безжалостно дёрнула его за волосы на затылке, поворачивая к себе его голову.
– Я уже много чего заставил тебя сделать, малыш, и тебе это понравилось, – Грир насмешливо блеснул глазами. – Так что не ломайся, как монашка перед кюре, выкладывай. Ты же знал, что я спрошу.
О да, это верно. Он знал.
– Я надеялся, что ты не спросишь, – изо всех сил пытаясь скрыть мольбу в голосе, прошептал Моран. – Я не могу… не могу их предать!
– Ты не можешь предать меня, – уверенно заявил Грир, будто клещами сжимая его плечо. – Ты мой, понял, парень? Мой! А я хочу этот корабль.
– Они же считали меня своим другом! – отчаянно выкрикнул Моран, вскидывая голову. – Они мне доверяли! Тиш… Маркиза была так добра ко мне! Алмаз…
– Алма-аз! Вовсе не фамильная ценность семейки Ламбертов, дурачок. Рукоделие треклятых близнецов, полагаю, – с сердитой досадой отмахнулся Грир. – Ювелиры Порт-Ройяла сломали над этой чёртовой подделкой все свои сраные лупы… Проклятье, так обвести меня вокруг пальца! Ты что, думаешь, что я прощу эдакое чёрной ведьме?
Юноша ошеломлённо потряс головой. Об алмазе он у Тиш не спрашивал, и никто на «Маркизе» не упоминал при нём даже имени Грира. Но узнать, что она просто обманула Грира, было и обидно, и… забавно.
Мозолистая твёрдая ладонь капитана вновь властно прошлась по его спине, как наждаком. Но грубый голос прозвучал неожиданно мягко:
– Я не хочу смерти Тиш и её малахольных обормотов. И саму Маркизу я тоже уже не хочу, если тебя это дёргает, парень. Но я хочу этот корабль со всеми его волшебными штуковинами. Ты меня понял?
Моран судорожно вздохнул. Да, он понял.
– У тебя нет выбора, – почти ласково закончил Грир. – Говори.

* * *
Этот островок Тиш всегда называла про себя Калиенте – Горячий. И не только потому, что в тамошней горной пещере, глубоко внизу, находилось целебное озеро с прозрачными источниками, бьющими из самых глубин жаркого тела Матери-Земли. С этим озером у неё было связано столько воспоминаний о горячих часах, проведённых там вместе с Джошем, что отныне она приходила сюда только в одиночестве. Хотя, конечно же, прекрасно знала, как страстно мечтает Дидье оказаться здесь вместе с нею.
Пусть мечтает.
Она жёстко усмехнулась, глядя на себя в зеркало. А потом с раскаянием вздохнула.
Да, она просто использовала Дидье Бланшара. К своему и его полному удовольствию. Пресвятые угодники, он был хорош в утехах, так хорош, что мало кто из тех, с кем она ложилась после смерти Джоша, мог с ним сравниться. И с ним всегда было весело, о да. Он был нежным, Дидье. И добрым.
Но она не любила его, и в том её вины не было.
Не было!
Её любовь покоилась на дне океана возле проклятого острова Сент-Лусия, где их бриг застигли врасплох испанцы, – покоилась вот уже три года.
Три долгих чёрных года.
Не всё ли равно, кто теперь рядом с нею в постели, раз в ней нет Джоша?!
– Это несправедливо. Несправедливо… – пробормотала Тиш, и её глаза вдруг наполнились слезами.
Она редко плакала теперь, и всегда внезапно для себя. Все свои слёзы она выплакала три года назад, когда рыдала днём и ночью – после того, как безжизненное тело её мужа, завёрнутое в обрывок парусины, соскользнуло вниз с пробитого ядрами борта «Чёрной Маркизы», навсегда сгинув в океанской пучине.
Именно Дидье тогда спас её, выдернув из ледяного водоворота безумия, грозившего поглотить её рассудок, растопив этот лёд своим щедрым теплом. Ах, Дидье…
Тиш опять глубоко вздохнула и плотно сжала губы.
Она отдала ему своё тело – и продолжает отдавать.
Пускай не ропщет. Это всё, что она может ему дать!
Тиш знала, что может завладеть душой и телом любого мужчины, которого пожелает. И не собиралась от этого отказываться.
Она вспомнила надменный взгляд маленькой француженки там, в трактире. Оскорбительный, презрительный взгляд.
«Гнилые чары», patati-patata!
Пусть эта Жаклин умна, что с того? Ей поневоле приходится пользоваться умом, раз Господь недодал ей женских чар!
Тиш потянулась всем телом и улыбнулась. Эта крошка ей просто завидует.
И вдруг улыбка сбежала с её лица. Странная дрожь – предчувствие надвигающейся беды – пробежала по её позвоночнику, ещё прежде чем за дверью каюты раздался панический топот ног, похожий на барабанную дробь, и срывающийся голос Лукаса прокричал:
– Маркиза! «Разящий»! «Разящий»!
Вот она, беда.
Видит Господь, Тиш совсем не винила Эдварда Грира, сделавшего «Маркизу» целью своей постоянной охоты. Как не винила этого мальчика, Морана. Конечно, он не смог противостоять Гриру. Да и кто бы смог?
Услышав от Лукаса о том, что он поведал Морану про то, куда именно направится «Маркиза» после Кайман-Брака, Дидье в сердцах отвесил тому увесистый подзатыльник, сплюнул и отправил вниз, к пушкам, пока Марк беспомощно метался по палубе, пытаясь запустить механизмы, придавшие бы судну немедленное ускорение.
Но фрегат Грира был уже совсем рядом. Его корсары приготовили абордажные крючья. Не уйти!
Поздно, поздно, слишком поздно…
Тиш прошептала это, вцепившись обеими руками в планшир и глядя остановившимися глазами на то, как неумолимо приближается к ним «Разящий». Глядя на угрюмое, бесстрастное, вовсе не торжествующее лицо Грира, стоявшего на мостике.
С «Разящего» не прозвучало ни единого выстрела. Конечно, Грир не хотел испортить свою добычу, разбивая ядрами волшебный корабль. Но пистолеты, аркебузы и мушкеты корсаров «Разящего» тоже молчали.
Им запретил это капитан? Грир-Убийца совершил такое ради Морана? Чтобы не отягощать совесть мальчика ещё и смертью его бывших друзей?
Воистину жертва любви.
Тиш горько усмехнулась, проведя рукой по лицу.
– Дидье! – повелительно крикнула она, свесившись вниз. – Не стрелять! Слышишь? Не стрелять!
И снова сумрачно усмехнулась, услышав, как отчаянно выругался в ответ старпом.
Не было смысла отнимать у кого-то жизнь. Пресвятая Дева, сколько жизней уже было отнято, сколько пролилось крови…
Здесь, на этой палубе, впитавшей кровь её Джоша.
Кровь, за каждую каплю которой она по капле отдала бы свою собственную.
– Подожди меня, Джош, любовь моя… – выдохнула она почти неслышно, прежде чем тенью метнуться на бак.
К пороховому погребу.

ПРОДОЛЖЕНИЕ И ВСЯ «МАРКИЗА» ОДНИМ АРХИВОМ: yadi.sk/d/stoE34NeFPMkM

@темы: Гюго, Альфа, Гамма, Жуков, Бета, Гамлет, Дельта