Название: На круги своя.
Автор: NarutoDattebayo!
Рейтинг: R
Жанр: романтика, ангст (не сильно), слеш
ТИМы: Есенин/Штирлиц, Жуков/Есенин, Штирлиц/Достоевский и некоторые другие ТИМы.
Состояние: в процессе.
Саммари: Соционика соционикой, но судьба часто сама распоряжается фигурами на шахматной доске жизни. Что если влюбленность в конфликтера превращается в слепую одержимость, а дуалы оказываются по разную сторону баррикад? И, главное, что делать, если то, что сохранялось нетронутым годами, вдруг мигом меняется?
Предупреждение: Ненормативная лексика.
От автора: Ребят, это макси. Причем планируется очень длинный макси
Критика, пожелания - вот что мне по-настоящему необходимо.
читать дальшеГлава 3.
Если честно, то Есенин не представлял, каким именно образом заставить Штирлица воспылать к нему нежными чувствами. Прошлая стратегия поведения Лирика была проста, понятна и не требовала практически никаких конкретных действий: сиди себе в сторонке и люби втихомолку. А тут… Лирик не успел закончить мысль, как вагон вдруг резко тряхануло. Есенин чуть было не грохнулся, однако его вовремя успел подхватить Жуков. Блондин так и замер, чувствуя как его сзади обхватили руки Маршала, уверенно и крепко.
- Эээм… - Есенин, сам того не желая, залился краской и промямлил, - спасибо.
Черт, с каких это пор он краснеет и мнется, будто шестиклассница? Тем более из-за Жукова.
- За поручни держаться крепче нужно, - словно и не заметив неловкость ситуации, ответил Маршалл и убрал руки с талии однокурсника. Лирик кивнул и сильнее сжал металлическую балку. Это просто нервы, всего лишь нервы.
Есенин сглотнул и скосил взгляд по направлению к дуалу. Тот явно не замечал пристального взора зеленых глаз. Жуков сейчас был занят своим плеером, который, судя по ежесекундному щелканью кнопок, никак не хотел выдавать агрессору нужную композицию. Брови в этот момент у Маршала были нахмурены, а выражение лица настолько серьезным и сосредоточенным, что Лирик не смог сдержать улыбки. Вдруг Есенин заметил странную отметину на тыльной стороне ладони дуала и, нахмурившись, постарался повнимательнее ее рассмотреть. Увиденное привело Лирика в шок: на смугловатой коже уродливой змеей тянулся шрам. Выпуклый, белесый и длинный, он убегал дальше, под рукав спортивной куртки Жукова. Почему-то Есенин не сомневался, что это только малая часть увиденного. Интересно, откуда он? А еще интересно, почему Лирик не заметил этого ужасающе большого шрама той ночью, когда… От внезапно нахлынувших воспоминаний щеки блондина снова заалели, и он, надеясь что Маршал этого не заметит, поспешил отвернуться.
Вскоре поезд начал замедляться, а из динамиков донесся женский голос, объявляя название станции. Значит, до дома Штирлица осталось ехать три остановки.
“Осторожно, двери закрываются, следующая станция…»
- Эй, Жуков, - Есенин недоуменно перевел взгляд с Маршалла на закрывающиеся двери вагона, - А тебе разве не сейчас выходить?
- Я живу неподалеку, если ты об этом, - оторвавшись наконец от созерцания плеера, усмехнулся Жуков, - но я решили составить тебе компанию и навестить старину Штирлица. Он ведь еще не забыл мой хук справа?
Есенин так и задохнулся от возмущения. Нет, ну где это вообще видано? Видимо, вся гамма эмоций тут же проступила на лице у Лирика, потому что Жуков рассмеялся.
- Да не горячись ты так, не поеду я с тобой, - все еще посмеиваясь, покачал головой Маршал, - нужен мне больно ты и твой хахаль. Мне по пути просто. Заехать кое-куда нужно.
Лирик надулся и больше попыток заговорить не предпринимал. Удушливая волна обиды и горечи снова поднялась где-то внутри. Почему, интересно? Из-за глупой шутки? Или из-за пренебрежительного «больно нужен»? Ясно дело, что не нужен, да и Боже упаси быть вдруг нужным типу вроде Жукова. Вообще не стоило приезжать к нему, напиваться до беспамятства, а потом позволить себя отыметь. И посвящать в свои дела сердечные тоже не стоило. И говорить о принятом решении. Есенин сам не заметил, как начал недовольно бурчать себе под нос. Наглый, наглый, бесконечно наглый. И ухмылка эта. Да кто он такой? Неудивительно, что они с первой встречи стали врагами. И так оно видимо дальше и будет. Внутренний монолог Лирика был прерван грубым толчком под ребра.
- Эй, что ты там себе под нос бормочешь? - изогнув бровь, поинтересовался Маршал.
- Ничего, - потирая больное место, мрачно изрек Есенин.
- Ладно, мне выходить уже, - Жуков обмотал наушниками потертый корпус плеера и запихнул его в карман джинс.
- Ага, - даже не посмотрев в сторону дуала, буркнул блондин.
Поезд стал затормаживать, и Лирик вновь не удержал равновесия и завалился прямо на Маршала.
- Эх ты, сама неуклюжесть, - почти ласково произнес Жуков, помогая однокурснику вновь принять устойчивое положение.
- Спасибо, - глухо ответил Есенин и посмотрел на Маршала: в его глазах снова было то выражение благодушия, ранее подмеченное Лириком на кухне у дуала. Чего это он такой довольный?
Двери разъехались в стороны, выпуская поток уже скопившихся у выхода пассажиров. Жуков, желая успеть проскользнуть к выходу прежде чем люди начнут заходить внутрь, быстро попрощался. Есенин только и успел растеряно пробормотать «пока» пустому месту, где только секунду назад стоял Маршал.
Оставшуюся дорогу Есенин ругал себя за то, что так легко позволяет бывшему врагу вызывать в нем так много противоречивых эмоций. Этого ему сейчас не хватало. Теперь первоочередной задачей блондина было добиться Штирлица. Завоевать его. Лирик горько усмехнулся своим мыслям, а сердце привычно отозвалось горькой болью. Сильно сказано. Он был бы уже счастлив, если бы Администратор не возвел глухую стену отчуждения и неприязни после признания Есенина. Ему хотя бы шанс на то, что когда-нибудь Штирлиц сможет ответить взаимностью.
***
Не. Может. Быть.
Есенин стоял на лестничном пролете, а напротив него приветливо улыбался Достоевский.
- Прости, Штирлиц сейчас в душе. Проходи, - и отошел, пропуская гостя внутрь.
Они что, теперь и живут вместе? Сделав над собой гигантское усилие, Лирик проследовал за Гуманистом. Если еще сегодня в метро у него теплился уголек надежды на выполнимость поставленной задачи, то теперь весь оптимизм разом угас. Спрятался в самую темную нору, лишь только увидев Достоевского на пороге квартиры Штирлица.
- Может чаю? Или кофе? Штирлиц, кажется, говорил что-то про пироженные. Хочешь?
Достоевский прошмыгнул на кухню, и Есенин услышал громыхание шкафов.
- Ага, точно, пироженные остались. Ну так что, будешь?
Это вполне обыденная картина, когда хозяин квартиры суетится, соображая что-нибудь гостю поесть или попить с дороги. Вполне обыденная, даже по-домашнему уютная и теплая, вот только… Вот только хозяином квартиры, насколько знал Есенин, Достоевский не был. И факт того, что Гуманист уже мог вот так, будто бы само собой разумеется, хозяйничать на кухне у Штирлица, заставил сердце Лирика сжаться в болезненный мешочек. Невозможно.
- Да, я бы выпил сейчас чаю. А пироженные какие? – привычно натягивая маску приветливости, произнес Лирик и проследовал за Гуманистом на кухню.
- Ммм, - оценил Гуманист содержимое картонной коробочки, только что вынутой из шкафа, - фруктовые корзиночки и «картошка».
- Тогда точно буду, - плюхнулся Есенин на угловой кухонный диванчик и подпер рукой подбородок.
- Ага, тогда погоди немного.
Лирик так и сидел, наблюдая за снующим туда-сюда Достоевским, оценивая и прикидывая. Хрупкая фигурка, узкие бедра и неширокие для парня плечи. Светло-русые локоны, чуть длиннее лопаток, острые локти и выступающие ключицы. Когда Гуманист поворачивался к Есенину лицом, чтобы поставить кружку с чаем и пироженные на стол, то Лирик отмечал миловидность личика своего знакомого: большие карие глаза, высокие скулы и чуть заосторенный подбородок. Черт. Как бы то ни было, он действительно был симпатичным. Но объективно сравнить себя и Гуманиста Лирик, как ни старался, не мог, а поэтому быстро бросил свое занятие и вперил взгляд в окно. Кажется, собирался дождь.
- Честно, не ожидал тебя здесь увидеть, - пытаясь скрыть смущение, произнес Достоевский и отхлебнул чай из своей кружки. Глаз он на Лирика не поднимал, - Ты здесь по делу какому-то?
Есенин, прекрасно справляясь с ролью рубаха-парня, в ответ улыбнулся и с аппетитом начал уплетать пироженные.
- Ну, не то что бы по делу. Просто мы со Штирлицем дружим еще со школы, а я в последнее время совсем редко его вижу, - с набитым ртом, ответил Есенин. Боковым зрением он не забывал наблюдать за выражением лица Гуманиста: сейчас он с вежливой улыбкой слушал Лирика.
- Вы, оказывается, очень близки, - без тени зависти или злобы, произнес Достоевкий, - я очень рад, что у него есть такой друг, как ты.
Лирик так и опешил. Снова вроде бы невинная фраза, кинутая Гуманистом, перевернула все в голове Есенина с ног на голову. В этой реплике блондину отчетливо послышался намек на принадлежность Штирлица Достоевкому. «Я очень рад». Будто бы у него есть право радоваться, будто бы они ближе, чем Штирлиц и Есенин.
- Эээ, да, - подавив в себе желание съязвить, ответил Лирик, и с силой вгрызся в ни в чем неповинное пироженное, - мы не разлей вода с ним. Столько пережили вместе…
- И переживем еще столько же, если не будешь есть с набитым ртом, - произнес объект обсуждения и облокотился о дверной косяк, - ты так в прошлый раз чуть не помер, потому что подавился, помнишь?
Есенин стремительно поднял взгляд и внутри что-то оборвалось. Так было всегда, когда он видел Штирлица. Высокий, хорошо слаженный, сейчас он стоял в одних только черных спортивных штанах. Администратор обтирал белым полотенцем все еще мокрые волосы.
- Ой, ты уже все, - лицо Достоевского тут же озарила улыбка. Не та, вежливо-приветливая, которой он одарил Есенина, а особенная, теплая и счастливая. Есенин эту улыбку знал. Он сам тайком так улыбался Штирлицу, пока тот его не видел. Это улыбка людей, которые любят.
- Да, - Штирлиц ласково посмотрел на дуала и ответил ему такой же улыбкой. Вот черт.
- Эээм, привет, - Есенин кашлянул. Видимо, Штирлиц не зря говорил ему про «не ешь с набитым ртом».
- Ну вот, так я и знал. Дай-ка я, - Штирлиц перегнулся через стол и стал несильно похлопывать друга по спине. Это обыденное действие. И вот снова ножом по сердцу. Пусть так, пусть по-дружески помогая, но прикасается. Заботится. Может, есть шанс?
- Кхем, спасибо, - сквозь кашель проговорил Есенин и глотнул чаю. Спазмы прекратились.
- Ты не меняешься, - усмехнулся Администратор и присел рядом с дуалом. От Лирика не ускользнуло: Штирлиц нежно коснулся щеки Достоевского и заправил его прядь за ухо. Гуманист вспыхнул и прижался плечом к плечу Администратора.
Больно. Больно же, прекратите.
- Чем обязан? – спросил Штирлиц. Есенин вглядывался в такие знакомые и родные светло-серые глаза. Нашел, но не то, что искал. Там сейчас глубокое осмысленное счастье и умиротворение. Как же он преобразился с тех пор, как встретил Достоевского.
- Повидаться зашел. В институте тебя фиг поймаешь, - усмехнулся Лирик, - Ну, еще у меня была пара вопросов по экономике, но это второстпенно.
Администратор рассмеялся и потрепал друга по светлой шевелюре. Сердце Лирика екнуло и зашлось бешенным темпом, но виду он не подал.
- Ну-ну, мой предприимчивый друг, знаю я тебя. На самом деле только из-за экономики ко мне и шляешься. Что, с учебой совсем дела плохи?
Штирлиц сказал это в шутку, конечно, но никогда он еще не был так далек от истины.
- Конечно, как ты догадался? – подыграл ему Есенин и показал язык.
Так и пролетел остаток вечера. Они сидели втроем: Штирлиц и Достоевский, совсем рядом друг с другом, абсолютно умиротворенные и счастливые, и Есенин, сердце которого разрывалось при взгляде на счастье любимого человека с другим. Это было самой настоящей пыткой, и Есенин ее выдержал, прячась за веселыми шутками, ничем не выдавая свое состояние. В этот вечер он надеялся поговорить со Штирлицем наедине, хоть как-то восполнить пробел в их отношениях, прощупать почву. Прощупал. Теперь Есенин чувствовал себя совершенно растоптанным и никчемным.
Лирик сам начал собираться пораньше, отказываясь от предложений переночевать у друга. Этого бы он точно не выдержал. Попрощавшись с друзьями и поблагодарив их за теплый прием, Есенин в прострации начал спускаться вниз по лестнице. Голова совершенно пустая, а душа рвется на части. Почему же так больно? Что делать-то?
Только толкнув тяжелую металлическую дверь подъезда, Есенин понял, что идет дождь. Надо же, а зонтик-то не взял. Не особо расстраиваясь по этому поводу, Лирик плел в сторону метро, горько осознавая, что погода весьма точно отражает его внутреннее состояние. Громыхнул гром, заставив блондина вздрогнуть. Вот теперь очень точно.
С каждым раскатом внутри что-то ломалось, сминалось и обрывалось. Спустя минуту уже Есенин рыдал. Да, глупо. Да, мужчины не плачут. Но он ничего не мог с собой поделать и шел, поминутно всхлипывая. Да что же это такое? Тряпка, тряпка, тряпка!
- Так-так, что это я вижу? – окликнул его бодрый и до боли знакомый голос, - удачно сходил в гости, видимо.
Вскоре на Лирика перестала литься вода, так как его закрыли зонтиком.
- Ты-то что тут делаешь? – дрожащим голосом проговорил Есенин, не поднимая головы. Он прекрасно знал, что за человек перед ним стоит и, пожалуй, впервые в жизни был искренне рад его присутствию рядом.
- Ты мне сам сказал, где твой хахаль живет, вот я решил проверить, все ли в порядке. Оказалось, не все.
- Ясно, - всхлипнул Лирик, размазывая по лицу предательские слезы.
Стояли молча. А дождь все лил, шумя и постукивая по крышам. Вспышка. Снова раскат грома. Следом вопли сигнализаций у машин.
Лирик поднял заплаканное лицо и потянул стоящего рядом за рукав. В глазах читалась мольба.
- Жуков, можно мне сегодня у тебя переночевать?
И снова раскат грома заглушил все звуки.
Автор: NarutoDattebayo!
Рейтинг: R
Жанр: романтика, ангст (не сильно), слеш
ТИМы: Есенин/Штирлиц, Жуков/Есенин, Штирлиц/Достоевский и некоторые другие ТИМы.
Состояние: в процессе.
Саммари: Соционика соционикой, но судьба часто сама распоряжается фигурами на шахматной доске жизни. Что если влюбленность в конфликтера превращается в слепую одержимость, а дуалы оказываются по разную сторону баррикад? И, главное, что делать, если то, что сохранялось нетронутым годами, вдруг мигом меняется?
Предупреждение: Ненормативная лексика.
От автора: Ребят, это макси. Причем планируется очень длинный макси
Критика, пожелания - вот что мне по-настоящему необходимо.читать дальшеГлава 3.
Если честно, то Есенин не представлял, каким именно образом заставить Штирлица воспылать к нему нежными чувствами. Прошлая стратегия поведения Лирика была проста, понятна и не требовала практически никаких конкретных действий: сиди себе в сторонке и люби втихомолку. А тут… Лирик не успел закончить мысль, как вагон вдруг резко тряхануло. Есенин чуть было не грохнулся, однако его вовремя успел подхватить Жуков. Блондин так и замер, чувствуя как его сзади обхватили руки Маршала, уверенно и крепко.
- Эээм… - Есенин, сам того не желая, залился краской и промямлил, - спасибо.
Черт, с каких это пор он краснеет и мнется, будто шестиклассница? Тем более из-за Жукова.
- За поручни держаться крепче нужно, - словно и не заметив неловкость ситуации, ответил Маршалл и убрал руки с талии однокурсника. Лирик кивнул и сильнее сжал металлическую балку. Это просто нервы, всего лишь нервы.
Есенин сглотнул и скосил взгляд по направлению к дуалу. Тот явно не замечал пристального взора зеленых глаз. Жуков сейчас был занят своим плеером, который, судя по ежесекундному щелканью кнопок, никак не хотел выдавать агрессору нужную композицию. Брови в этот момент у Маршала были нахмурены, а выражение лица настолько серьезным и сосредоточенным, что Лирик не смог сдержать улыбки. Вдруг Есенин заметил странную отметину на тыльной стороне ладони дуала и, нахмурившись, постарался повнимательнее ее рассмотреть. Увиденное привело Лирика в шок: на смугловатой коже уродливой змеей тянулся шрам. Выпуклый, белесый и длинный, он убегал дальше, под рукав спортивной куртки Жукова. Почему-то Есенин не сомневался, что это только малая часть увиденного. Интересно, откуда он? А еще интересно, почему Лирик не заметил этого ужасающе большого шрама той ночью, когда… От внезапно нахлынувших воспоминаний щеки блондина снова заалели, и он, надеясь что Маршал этого не заметит, поспешил отвернуться.
Вскоре поезд начал замедляться, а из динамиков донесся женский голос, объявляя название станции. Значит, до дома Штирлица осталось ехать три остановки.
“Осторожно, двери закрываются, следующая станция…»
- Эй, Жуков, - Есенин недоуменно перевел взгляд с Маршалла на закрывающиеся двери вагона, - А тебе разве не сейчас выходить?
- Я живу неподалеку, если ты об этом, - оторвавшись наконец от созерцания плеера, усмехнулся Жуков, - но я решили составить тебе компанию и навестить старину Штирлица. Он ведь еще не забыл мой хук справа?
Есенин так и задохнулся от возмущения. Нет, ну где это вообще видано? Видимо, вся гамма эмоций тут же проступила на лице у Лирика, потому что Жуков рассмеялся.
- Да не горячись ты так, не поеду я с тобой, - все еще посмеиваясь, покачал головой Маршал, - нужен мне больно ты и твой хахаль. Мне по пути просто. Заехать кое-куда нужно.
Лирик надулся и больше попыток заговорить не предпринимал. Удушливая волна обиды и горечи снова поднялась где-то внутри. Почему, интересно? Из-за глупой шутки? Или из-за пренебрежительного «больно нужен»? Ясно дело, что не нужен, да и Боже упаси быть вдруг нужным типу вроде Жукова. Вообще не стоило приезжать к нему, напиваться до беспамятства, а потом позволить себя отыметь. И посвящать в свои дела сердечные тоже не стоило. И говорить о принятом решении. Есенин сам не заметил, как начал недовольно бурчать себе под нос. Наглый, наглый, бесконечно наглый. И ухмылка эта. Да кто он такой? Неудивительно, что они с первой встречи стали врагами. И так оно видимо дальше и будет. Внутренний монолог Лирика был прерван грубым толчком под ребра.
- Эй, что ты там себе под нос бормочешь? - изогнув бровь, поинтересовался Маршал.
- Ничего, - потирая больное место, мрачно изрек Есенин.
- Ладно, мне выходить уже, - Жуков обмотал наушниками потертый корпус плеера и запихнул его в карман джинс.
- Ага, - даже не посмотрев в сторону дуала, буркнул блондин.
Поезд стал затормаживать, и Лирик вновь не удержал равновесия и завалился прямо на Маршала.
- Эх ты, сама неуклюжесть, - почти ласково произнес Жуков, помогая однокурснику вновь принять устойчивое положение.
- Спасибо, - глухо ответил Есенин и посмотрел на Маршала: в его глазах снова было то выражение благодушия, ранее подмеченное Лириком на кухне у дуала. Чего это он такой довольный?
Двери разъехались в стороны, выпуская поток уже скопившихся у выхода пассажиров. Жуков, желая успеть проскользнуть к выходу прежде чем люди начнут заходить внутрь, быстро попрощался. Есенин только и успел растеряно пробормотать «пока» пустому месту, где только секунду назад стоял Маршал.
Оставшуюся дорогу Есенин ругал себя за то, что так легко позволяет бывшему врагу вызывать в нем так много противоречивых эмоций. Этого ему сейчас не хватало. Теперь первоочередной задачей блондина было добиться Штирлица. Завоевать его. Лирик горько усмехнулся своим мыслям, а сердце привычно отозвалось горькой болью. Сильно сказано. Он был бы уже счастлив, если бы Администратор не возвел глухую стену отчуждения и неприязни после признания Есенина. Ему хотя бы шанс на то, что когда-нибудь Штирлиц сможет ответить взаимностью.
***
Не. Может. Быть.
Есенин стоял на лестничном пролете, а напротив него приветливо улыбался Достоевский.
- Прости, Штирлиц сейчас в душе. Проходи, - и отошел, пропуская гостя внутрь.
Они что, теперь и живут вместе? Сделав над собой гигантское усилие, Лирик проследовал за Гуманистом. Если еще сегодня в метро у него теплился уголек надежды на выполнимость поставленной задачи, то теперь весь оптимизм разом угас. Спрятался в самую темную нору, лишь только увидев Достоевского на пороге квартиры Штирлица.
- Может чаю? Или кофе? Штирлиц, кажется, говорил что-то про пироженные. Хочешь?
Достоевский прошмыгнул на кухню, и Есенин услышал громыхание шкафов.
- Ага, точно, пироженные остались. Ну так что, будешь?
Это вполне обыденная картина, когда хозяин квартиры суетится, соображая что-нибудь гостю поесть или попить с дороги. Вполне обыденная, даже по-домашнему уютная и теплая, вот только… Вот только хозяином квартиры, насколько знал Есенин, Достоевский не был. И факт того, что Гуманист уже мог вот так, будто бы само собой разумеется, хозяйничать на кухне у Штирлица, заставил сердце Лирика сжаться в болезненный мешочек. Невозможно.
- Да, я бы выпил сейчас чаю. А пироженные какие? – привычно натягивая маску приветливости, произнес Лирик и проследовал за Гуманистом на кухню.
- Ммм, - оценил Гуманист содержимое картонной коробочки, только что вынутой из шкафа, - фруктовые корзиночки и «картошка».
- Тогда точно буду, - плюхнулся Есенин на угловой кухонный диванчик и подпер рукой подбородок.
- Ага, тогда погоди немного.
Лирик так и сидел, наблюдая за снующим туда-сюда Достоевским, оценивая и прикидывая. Хрупкая фигурка, узкие бедра и неширокие для парня плечи. Светло-русые локоны, чуть длиннее лопаток, острые локти и выступающие ключицы. Когда Гуманист поворачивался к Есенину лицом, чтобы поставить кружку с чаем и пироженные на стол, то Лирик отмечал миловидность личика своего знакомого: большие карие глаза, высокие скулы и чуть заосторенный подбородок. Черт. Как бы то ни было, он действительно был симпатичным. Но объективно сравнить себя и Гуманиста Лирик, как ни старался, не мог, а поэтому быстро бросил свое занятие и вперил взгляд в окно. Кажется, собирался дождь.
- Честно, не ожидал тебя здесь увидеть, - пытаясь скрыть смущение, произнес Достоевский и отхлебнул чай из своей кружки. Глаз он на Лирика не поднимал, - Ты здесь по делу какому-то?
Есенин, прекрасно справляясь с ролью рубаха-парня, в ответ улыбнулся и с аппетитом начал уплетать пироженные.
- Ну, не то что бы по делу. Просто мы со Штирлицем дружим еще со школы, а я в последнее время совсем редко его вижу, - с набитым ртом, ответил Есенин. Боковым зрением он не забывал наблюдать за выражением лица Гуманиста: сейчас он с вежливой улыбкой слушал Лирика.
- Вы, оказывается, очень близки, - без тени зависти или злобы, произнес Достоевкий, - я очень рад, что у него есть такой друг, как ты.
Лирик так и опешил. Снова вроде бы невинная фраза, кинутая Гуманистом, перевернула все в голове Есенина с ног на голову. В этой реплике блондину отчетливо послышался намек на принадлежность Штирлица Достоевкому. «Я очень рад». Будто бы у него есть право радоваться, будто бы они ближе, чем Штирлиц и Есенин.
- Эээ, да, - подавив в себе желание съязвить, ответил Лирик, и с силой вгрызся в ни в чем неповинное пироженное, - мы не разлей вода с ним. Столько пережили вместе…
- И переживем еще столько же, если не будешь есть с набитым ртом, - произнес объект обсуждения и облокотился о дверной косяк, - ты так в прошлый раз чуть не помер, потому что подавился, помнишь?
Есенин стремительно поднял взгляд и внутри что-то оборвалось. Так было всегда, когда он видел Штирлица. Высокий, хорошо слаженный, сейчас он стоял в одних только черных спортивных штанах. Администратор обтирал белым полотенцем все еще мокрые волосы.
- Ой, ты уже все, - лицо Достоевского тут же озарила улыбка. Не та, вежливо-приветливая, которой он одарил Есенина, а особенная, теплая и счастливая. Есенин эту улыбку знал. Он сам тайком так улыбался Штирлицу, пока тот его не видел. Это улыбка людей, которые любят.
- Да, - Штирлиц ласково посмотрел на дуала и ответил ему такой же улыбкой. Вот черт.
- Эээм, привет, - Есенин кашлянул. Видимо, Штирлиц не зря говорил ему про «не ешь с набитым ртом».
- Ну вот, так я и знал. Дай-ка я, - Штирлиц перегнулся через стол и стал несильно похлопывать друга по спине. Это обыденное действие. И вот снова ножом по сердцу. Пусть так, пусть по-дружески помогая, но прикасается. Заботится. Может, есть шанс?
- Кхем, спасибо, - сквозь кашель проговорил Есенин и глотнул чаю. Спазмы прекратились.
- Ты не меняешься, - усмехнулся Администратор и присел рядом с дуалом. От Лирика не ускользнуло: Штирлиц нежно коснулся щеки Достоевского и заправил его прядь за ухо. Гуманист вспыхнул и прижался плечом к плечу Администратора.
Больно. Больно же, прекратите.
- Чем обязан? – спросил Штирлиц. Есенин вглядывался в такие знакомые и родные светло-серые глаза. Нашел, но не то, что искал. Там сейчас глубокое осмысленное счастье и умиротворение. Как же он преобразился с тех пор, как встретил Достоевского.
- Повидаться зашел. В институте тебя фиг поймаешь, - усмехнулся Лирик, - Ну, еще у меня была пара вопросов по экономике, но это второстпенно.
Администратор рассмеялся и потрепал друга по светлой шевелюре. Сердце Лирика екнуло и зашлось бешенным темпом, но виду он не подал.
- Ну-ну, мой предприимчивый друг, знаю я тебя. На самом деле только из-за экономики ко мне и шляешься. Что, с учебой совсем дела плохи?
Штирлиц сказал это в шутку, конечно, но никогда он еще не был так далек от истины.
- Конечно, как ты догадался? – подыграл ему Есенин и показал язык.
Так и пролетел остаток вечера. Они сидели втроем: Штирлиц и Достоевский, совсем рядом друг с другом, абсолютно умиротворенные и счастливые, и Есенин, сердце которого разрывалось при взгляде на счастье любимого человека с другим. Это было самой настоящей пыткой, и Есенин ее выдержал, прячась за веселыми шутками, ничем не выдавая свое состояние. В этот вечер он надеялся поговорить со Штирлицем наедине, хоть как-то восполнить пробел в их отношениях, прощупать почву. Прощупал. Теперь Есенин чувствовал себя совершенно растоптанным и никчемным.
Лирик сам начал собираться пораньше, отказываясь от предложений переночевать у друга. Этого бы он точно не выдержал. Попрощавшись с друзьями и поблагодарив их за теплый прием, Есенин в прострации начал спускаться вниз по лестнице. Голова совершенно пустая, а душа рвется на части. Почему же так больно? Что делать-то?
Только толкнув тяжелую металлическую дверь подъезда, Есенин понял, что идет дождь. Надо же, а зонтик-то не взял. Не особо расстраиваясь по этому поводу, Лирик плел в сторону метро, горько осознавая, что погода весьма точно отражает его внутреннее состояние. Громыхнул гром, заставив блондина вздрогнуть. Вот теперь очень точно.
С каждым раскатом внутри что-то ломалось, сминалось и обрывалось. Спустя минуту уже Есенин рыдал. Да, глупо. Да, мужчины не плачут. Но он ничего не мог с собой поделать и шел, поминутно всхлипывая. Да что же это такое? Тряпка, тряпка, тряпка!
- Так-так, что это я вижу? – окликнул его бодрый и до боли знакомый голос, - удачно сходил в гости, видимо.
Вскоре на Лирика перестала литься вода, так как его закрыли зонтиком.
- Ты-то что тут делаешь? – дрожащим голосом проговорил Есенин, не поднимая головы. Он прекрасно знал, что за человек перед ним стоит и, пожалуй, впервые в жизни был искренне рад его присутствию рядом.
- Ты мне сам сказал, где твой хахаль живет, вот я решил проверить, все ли в порядке. Оказалось, не все.
- Ясно, - всхлипнул Лирик, размазывая по лицу предательские слезы.
Стояли молча. А дождь все лил, шумя и постукивая по крышам. Вспышка. Снова раскат грома. Следом вопли сигнализаций у машин.
Лирик поднял заплаканное лицо и потянул стоящего рядом за рукав. В глазах читалась мольба.
- Жуков, можно мне сегодня у тебя переночевать?
И снова раскат грома заглушил все звуки.
@темы: Штирлиц, Жуков, Достоевский, Бета, Есенин, Дельта, дуалы
-
-
07.11.2011 в 03:16Буду ждать продолжение с нетерпением.
И да, мне нравится, что ваш Жуков не бесцеремонный дуболом. Последнее время во всех фиках только такие и попадаются. Да, настойчивый, напористый, занимающий все окружающее пространство, в конце концов, но не хам и не быдло. Спасибо вам за такого вот Жука.
-
-
07.11.2011 в 09:03Рад, что вам пришелся по душе мой Жуков
-
-
07.11.2011 в 09:08-
-
07.11.2011 в 09:46-
-
07.11.2011 в 16:28спасибо за продолжение)
-
-
07.11.2011 в 19:39-
-
07.11.2011 в 21:21Очень круто,что у Вас жуков не тупой танк
-
-
07.11.2011 в 22:15(автор знает, автор знает!
)обоже, сам никогда не понимал, как Жуков может быть тупым танком
-
-
07.11.2011 в 22:30чуть-чуть оффтопа
-
-
20.12.2011 в 19:30-
-
25.12.2011 в 01:56уууу классно..
-
-
07.01.2012 в 16:58-
-
10.01.2012 в 17:46-
-
19.02.2012 в 22:35-
-
19.08.2012 в 14:44-
-
19.08.2012 в 15:58-
-
18.01.2013 в 22:18он шикарен