дохуя изыскан
Автор: Gute Nacht
Название: Опасная уборка
Жанр: слэш, мини, PWP
Рейтинг: NC17
ТИМы: Жуков/Есенин
Отзывы и критика вТИМности принимаются, только слишком сильно не бейте, это мой первый фик в соционическом фэндоме. Написалось вчера совершенно нечаянно на тему "То, что лежит на столе"))
читать дальше
Из смежной комнаты пентхауса доносились негодующие возгласы, - Жуков разговаривал по телефону. Потом прозвучала минутная нецензурная тирада, и с дребезгом хлопнула дверь, приглушая продолжающееся недовольство собеседником. Есенин вздрогнул и повел плечами - в моменты ярости Жукова было неприятно находиться рядом, даже если она была обращена на кого-то другого. Будто все пространство заполнялось волнами агрессии и начинало давить. Лирик вздохнул, и принялся вновь усердно махать кисточкой для протирания пыли вдоль многочисленных полок кабинета Жукова.
Может, это было и не лучшее решение, взять сына погибшего делового партнера к себе. Родственники оставили мальчишку ни с чем, фактически выгнали на улицу после суда о наследстве. Ошибка молодости, внебрачный ребенок - но любимый до одури. Глядя на растерянного изнеженного неумеху, Жуков не сомневался в его дальнейшей судьбе - такие комнатные цветки не выживают в суровых реалиях. Он злился на покойника, что тот не научил сына жизни, что потворствовал его инфантильности. Он злился, потому что чувствовал теперь свою ответственность за это никчемное существо.
Жуков хотел помочь - но вовсе не собирался брать паразита на свою шею. Что он весьма прозрачно и объяснил парню – он берет его на работу. Личным помощником. И пусть не ждет поблажек. С последним слукавил, конечно - куда проще было пристроить его в свою компанию каким-то мелким клерком. Но профессиональные качества Есенина не выдерживали никакой критики, а вводить разброд и шатание в идеальную структуру организации Жуков не имел ни малейшего желания. Там такого должны были уволить еще до того, как он переступил бы порог. И он решил, что лучше уж сам потерпит эту бестолочь, пока приобщит к реальной жизни.
Так в его пентхаусе и завелся Есенин. Мальчишка был наивен, но совсем не глуп, и чувствуя себя обязанным чужому человеку, искренне старался быть ему полезным. С бизнесом не очень-то складывалось, но он как-то некстати попался Жукову на глаза после того, как тот вытолкал взашей очередную домработницу. И после этого забота о доме легла на его хрупкие плечи. И еще множество других бытовых вопросов - незаметно он стал практически необходим Жукову. Особенно Боссу - как он его называл - импонировало его умение варить роскошный кофе, подходя к процессу творчески и вдохновенно. Не сказать, что Есенину очень нравилось быть домохозяйкой, прислужницей и уборщицей, но он понимал, как крупно ему повезло. Он ценил щедрость своего благодетеля, практически не ограничивающего его в средствах, но главное, он чувствовал себя абсолютно, непоколебимо защищенным от любых внешних невзгод. За исключением самого Жукова, которого он внутренне побаивался. И не потому, что зависел от него, но было что-то в этом человеке неуловимо опасное. Такой мог ударить безо всяких раздумий и угрызений совести, такой мог убить. Под его мрачным взглядом хотелось превратиться в бесплотную тень. Ко всему, Босс обладал взрывным характером и заводился от любой мелочи, которая выбивалась из его планов. Несколько раз ощутив на своей шкуре гнев Жукова, Есенину расхотелось испытывать судьбу и по отношению ко всем его делам он был предельно внимателен и собран, хотя это и очень тяжело ему давалось. Но сожительство с Жуковым невольно дисциплинировало.
А Жукову намного больше нравился Есенин в роли верной секретарши и экономки, чем очередная неумная бабища, пытающаяся его соблазнить, или собрать компромат, или попросту стащить что-нибудь. Пусть парень и не был слишком хозяйственным, зато не раздражал своим присутствием. Он никогда не задумывался об этом, но ему было приятней и смотреть на Лирика. Ему нравилась его хрупкая, изящная фигурка, тонкие длиннопалые руки, огромные, и будто слегка влажные глаза, и даже вечно растрепанные волосы, которые Маршал постоянно критиковал как неподходящую прическу для мужчины. С манерой одеваться в драные джинсы и растянутые майки и носить огромное количество фенечек Жуков, стиснув зубы, смирился. Только заставил повыбрасывать старые, чтобы заполнить полки такими же, но хотя бы по размеру. Он по-своему заботился о мальчишке – обеспечивал всем необходимым, и не замечал. До тех пор, пока тот исправно выполнял его задания и не творил каких-то бед.
Жуков стремительно вошел в кабинет, и, прижав телефон плечом к уху, стал возиться с бумагами на столе, попутно разбрасывая все остальное - статусный, но, по его мнению, совершенно бесполезный хлам, какие-то безумно дорогие подставки, чернильницы и статуэтки, стабильно пополняющиеся после каждого дня рождения.
Есенин искоса меланхолично наблюдал за разрушающимся порядком, который он навел с час назад. Он уже привык к тому, что Жуков наплевательски относится к таким вещам. Ко всем вещам. Особенно когда раздражен.
Вдруг Маршал выпрямился и, глядя на Есенина, демонстративно отключил телефон. В воздухе запахло грозой.
- Где документы? – прозвучало с нотками металла.
Есенин вжался в шкаф, судорожно пытаясь понять, о чем идет речь.
- К-какие документы?
- Те, что лежали в черной папке. Их здесь нет! – Жуков схватил со стола бумаги и со злостью швырнул их в сторону Лирика.
- Сколько раз я тебе говорил, не прикасайся к моему столу! Куда ты их дел, мать твою? – он достал из-под стола девственно чистую урну и разочарованно откинул ее в сторону.
- Я… я не понимаю, о чем вы говорите. Все, что здесь было, все здесь и осталось.
Жуков окончательно взбесился.
- Ни хрена тут не осталось! Здесь нет ни гребаной черной папки, ни документов из нее! Ты хоть представляешь, во что мне это обойдется?
- Может быть, вы забыли их где-то? В машине… - робко предположил Есенин, потихоньку отодвигаясь к двери, чтобы ретироваться.
- Я что, по-твоему, похож на идиота?
Жуков шумно выдохнул, выпуская пар, и оперся обеими руками на стол. Он прекратил орать, и произнес спокойно, но с очевидной угрозой:
- Есенин. Тебе лучше признаться.
Лирика будто пригвоздило к месту этим взглядом, он даже не дышал. Босс не шутил, и от этого было так страшно, что даже засосало под ложечкой. Оправдаться он не мог, и потому поддался инстинкту самосохранения – попытался рвануться и сбежать. Но Жуков обладал хорошей реакцией, и кинулся наперерез, закрывая путь к выходу. Есенин отскочил за стол и напряженно остановился.
- Убью, – прорычал Жуков, медленно сокращая расстояние между ними.
- Пожалуйста... не надо. Не трогайте меня. Я ни в чем не виноват. Я не брал никаких бумаг, не брал, не брал, - лепетал Есенин, давясь слезами. Но ему не только было страшно, ему было еще и чертовски обидно, что Жуков обвиняет его в таком серьезном проступке. При всей своей рассеянности, он бы не мог потерять документы Босса.
Жуков, подойдя максимально близко, бросился к нему, пытаясь поймать. Несколько раз Есенину удавалось отпрыгнуть в сторону, но потом он все же попался и был брошен на стол. Маршал навис над ним, до боли сжимая его запястья.
- Ты халатно относишься к важным для меня вещам, а потом еще и врешь, - понизив голос, сказал он. Его едва не трясло от сдерживаемой злости.
Есенин смотрел на него широко распахнутыми глазами, и тяжело дышал. Жуков еще никогда не был так близко. Жуков еще никогда не был так зол на него. Сильные руки прижимали его к дубовой столешнице, и Есенин подумал, что они с легкостью бы переломили его шею. Неожиданно для самого себя он ощутил возбуждение от этой мысли. Да, Жуков, высокий, статный, импозантный мужчина был сексуальным, но до этого момента Есенин старался не думать о Боссе с такой стороны. Суровый Жуков казался ему слишком неприступным, и Есенин вполне удовлетворялся тайными мечтаниями о нем. Но сейчас он просто сошел с ума под этим тяжелым, пылающим взглядом в упор. Агрессия, сила и власть, физически исходящие от Жукова, сожгли его и оплавили. Есенин застеснялся что-либо говорить ему, он просто медленно развел ноги и обхватил ими Жукова за талию.
За одно мгновение Маршал переменился в лице, и гнев исчез, уступив удивлению, а потом восторженному вожделению.
- Черт, - только и сказал он, прежде чем наброситься на свою хрупкую жертву.
Жуков никогда не жаловался на плохое либидо, но сейчас он чувствовал себя сорвавшимся с катушек подростком. Кто бы мог подумать, что этот несуразный мальчишка вызовет в нем такую страсть? Тот выгибался в его руках и постанывал, так тихонько и естественно, что Маршал испытывал дрожь. Он не рассчитывал сил, он рвал на нем одежду, чтобы добраться к вожделенному телу – тоненькому, почти безволосому. В голове была лишь одна мысль – овладеть им, и как можно скорее. Трахнуть этого поганца с губами нежнее, чем у нимфетки. Жуков не озаботился смазкой, только сплюнул на ладонь, и растер по своему члену. Призывный взгляд Есенина из-под ресниц, его смущенно-возбужденный румянец, его податливость и готовность делали из него зверя. Он развел ему ноги пошире, поднимая их, и безжалостно вторгся в его плоть. Есенин закусил губы, у него невольно наполнились слезами глаза – от боли, но он не попросил бы Жукова остановиться, даже если бы тот его послушал. Нет, эта боль была пронзительно сладкой, возбуждающей его до потери сознания. Жуков не давал ему ни привыкнуть, ни перевести дух, он брал его бесцеремонно, практически насилуя, но именно это заставляло Есенина вскрикивать от удовольствия от его коротких, сильных толчков внутри него. Это была осуществленная эротическая мечта – горячий, неистовый мужчина, который так сильно его желает, что не имеет никаких тормозов. Тот самый мужчина, о котором Лирик боялся даже помыслить. Это было наслаждение, это было счастье. Сильная рука со сбитыми костяшками уверенно и властно легла на его член, и Есенин кончал под ним, вместе с ним, умирая от страсти и блаженства.
- Есенин… - прозвучало обманчиво нежное, – Есенин, ты в порядке? – уже обычным деловым тоном, возвращая в реальность.
Есенин разомкнул ресницы и увидел серые глаза. Внимательные, заботливые. Почему они казались ему страшными?
- Я твой, Жуков, - негромко, но очень твердо заявил юноша, - навсегда.
После случившегося ему было море по колено.
- Конечно, мой, - усмехнулся Жуков как само себе разумеющемуся. И притянул к себе, обнимая. – Только мой. Ну, теперь пошли в душ.
И не дожидаясь ответа, стащил Есенина со стола.
Жуков уже был у двери и собирался уходить на работу, когда в холл выбежал заспанный Есенин, спотыкаясь о простынь, в которую заворачивался. В его руках была знакомая черная папка, и он торопливо сунул ее Жукову в руки, виновато улыбаясь.
- Я вспомнил, – он пожал плечами и чмокнул Маршала в щеку, надеясь, что тот не будет слишком рассержен.
Но Жуков только широко улыбнулся, и обнял Есенина за талию, прижимаясь к его губам в глубоком, страстном поцелуе. И ушел, ничего не сказав.
Название: Опасная уборка
Жанр: слэш, мини, PWP
Рейтинг: NC17
ТИМы: Жуков/Есенин
Отзывы и критика вТИМности принимаются, только слишком сильно не бейте, это мой первый фик в соционическом фэндоме. Написалось вчера совершенно нечаянно на тему "То, что лежит на столе"))
читать дальше
Из смежной комнаты пентхауса доносились негодующие возгласы, - Жуков разговаривал по телефону. Потом прозвучала минутная нецензурная тирада, и с дребезгом хлопнула дверь, приглушая продолжающееся недовольство собеседником. Есенин вздрогнул и повел плечами - в моменты ярости Жукова было неприятно находиться рядом, даже если она была обращена на кого-то другого. Будто все пространство заполнялось волнами агрессии и начинало давить. Лирик вздохнул, и принялся вновь усердно махать кисточкой для протирания пыли вдоль многочисленных полок кабинета Жукова.
Может, это было и не лучшее решение, взять сына погибшего делового партнера к себе. Родственники оставили мальчишку ни с чем, фактически выгнали на улицу после суда о наследстве. Ошибка молодости, внебрачный ребенок - но любимый до одури. Глядя на растерянного изнеженного неумеху, Жуков не сомневался в его дальнейшей судьбе - такие комнатные цветки не выживают в суровых реалиях. Он злился на покойника, что тот не научил сына жизни, что потворствовал его инфантильности. Он злился, потому что чувствовал теперь свою ответственность за это никчемное существо.
Жуков хотел помочь - но вовсе не собирался брать паразита на свою шею. Что он весьма прозрачно и объяснил парню – он берет его на работу. Личным помощником. И пусть не ждет поблажек. С последним слукавил, конечно - куда проще было пристроить его в свою компанию каким-то мелким клерком. Но профессиональные качества Есенина не выдерживали никакой критики, а вводить разброд и шатание в идеальную структуру организации Жуков не имел ни малейшего желания. Там такого должны были уволить еще до того, как он переступил бы порог. И он решил, что лучше уж сам потерпит эту бестолочь, пока приобщит к реальной жизни.
Так в его пентхаусе и завелся Есенин. Мальчишка был наивен, но совсем не глуп, и чувствуя себя обязанным чужому человеку, искренне старался быть ему полезным. С бизнесом не очень-то складывалось, но он как-то некстати попался Жукову на глаза после того, как тот вытолкал взашей очередную домработницу. И после этого забота о доме легла на его хрупкие плечи. И еще множество других бытовых вопросов - незаметно он стал практически необходим Жукову. Особенно Боссу - как он его называл - импонировало его умение варить роскошный кофе, подходя к процессу творчески и вдохновенно. Не сказать, что Есенину очень нравилось быть домохозяйкой, прислужницей и уборщицей, но он понимал, как крупно ему повезло. Он ценил щедрость своего благодетеля, практически не ограничивающего его в средствах, но главное, он чувствовал себя абсолютно, непоколебимо защищенным от любых внешних невзгод. За исключением самого Жукова, которого он внутренне побаивался. И не потому, что зависел от него, но было что-то в этом человеке неуловимо опасное. Такой мог ударить безо всяких раздумий и угрызений совести, такой мог убить. Под его мрачным взглядом хотелось превратиться в бесплотную тень. Ко всему, Босс обладал взрывным характером и заводился от любой мелочи, которая выбивалась из его планов. Несколько раз ощутив на своей шкуре гнев Жукова, Есенину расхотелось испытывать судьбу и по отношению ко всем его делам он был предельно внимателен и собран, хотя это и очень тяжело ему давалось. Но сожительство с Жуковым невольно дисциплинировало.
А Жукову намного больше нравился Есенин в роли верной секретарши и экономки, чем очередная неумная бабища, пытающаяся его соблазнить, или собрать компромат, или попросту стащить что-нибудь. Пусть парень и не был слишком хозяйственным, зато не раздражал своим присутствием. Он никогда не задумывался об этом, но ему было приятней и смотреть на Лирика. Ему нравилась его хрупкая, изящная фигурка, тонкие длиннопалые руки, огромные, и будто слегка влажные глаза, и даже вечно растрепанные волосы, которые Маршал постоянно критиковал как неподходящую прическу для мужчины. С манерой одеваться в драные джинсы и растянутые майки и носить огромное количество фенечек Жуков, стиснув зубы, смирился. Только заставил повыбрасывать старые, чтобы заполнить полки такими же, но хотя бы по размеру. Он по-своему заботился о мальчишке – обеспечивал всем необходимым, и не замечал. До тех пор, пока тот исправно выполнял его задания и не творил каких-то бед.
Жуков стремительно вошел в кабинет, и, прижав телефон плечом к уху, стал возиться с бумагами на столе, попутно разбрасывая все остальное - статусный, но, по его мнению, совершенно бесполезный хлам, какие-то безумно дорогие подставки, чернильницы и статуэтки, стабильно пополняющиеся после каждого дня рождения.
Есенин искоса меланхолично наблюдал за разрушающимся порядком, который он навел с час назад. Он уже привык к тому, что Жуков наплевательски относится к таким вещам. Ко всем вещам. Особенно когда раздражен.
Вдруг Маршал выпрямился и, глядя на Есенина, демонстративно отключил телефон. В воздухе запахло грозой.
- Где документы? – прозвучало с нотками металла.
Есенин вжался в шкаф, судорожно пытаясь понять, о чем идет речь.
- К-какие документы?
- Те, что лежали в черной папке. Их здесь нет! – Жуков схватил со стола бумаги и со злостью швырнул их в сторону Лирика.
- Сколько раз я тебе говорил, не прикасайся к моему столу! Куда ты их дел, мать твою? – он достал из-под стола девственно чистую урну и разочарованно откинул ее в сторону.
- Я… я не понимаю, о чем вы говорите. Все, что здесь было, все здесь и осталось.
Жуков окончательно взбесился.
- Ни хрена тут не осталось! Здесь нет ни гребаной черной папки, ни документов из нее! Ты хоть представляешь, во что мне это обойдется?
- Может быть, вы забыли их где-то? В машине… - робко предположил Есенин, потихоньку отодвигаясь к двери, чтобы ретироваться.
- Я что, по-твоему, похож на идиота?
Жуков шумно выдохнул, выпуская пар, и оперся обеими руками на стол. Он прекратил орать, и произнес спокойно, но с очевидной угрозой:
- Есенин. Тебе лучше признаться.
Лирика будто пригвоздило к месту этим взглядом, он даже не дышал. Босс не шутил, и от этого было так страшно, что даже засосало под ложечкой. Оправдаться он не мог, и потому поддался инстинкту самосохранения – попытался рвануться и сбежать. Но Жуков обладал хорошей реакцией, и кинулся наперерез, закрывая путь к выходу. Есенин отскочил за стол и напряженно остановился.
- Убью, – прорычал Жуков, медленно сокращая расстояние между ними.
- Пожалуйста... не надо. Не трогайте меня. Я ни в чем не виноват. Я не брал никаких бумаг, не брал, не брал, - лепетал Есенин, давясь слезами. Но ему не только было страшно, ему было еще и чертовски обидно, что Жуков обвиняет его в таком серьезном проступке. При всей своей рассеянности, он бы не мог потерять документы Босса.
Жуков, подойдя максимально близко, бросился к нему, пытаясь поймать. Несколько раз Есенину удавалось отпрыгнуть в сторону, но потом он все же попался и был брошен на стол. Маршал навис над ним, до боли сжимая его запястья.
- Ты халатно относишься к важным для меня вещам, а потом еще и врешь, - понизив голос, сказал он. Его едва не трясло от сдерживаемой злости.
Есенин смотрел на него широко распахнутыми глазами, и тяжело дышал. Жуков еще никогда не был так близко. Жуков еще никогда не был так зол на него. Сильные руки прижимали его к дубовой столешнице, и Есенин подумал, что они с легкостью бы переломили его шею. Неожиданно для самого себя он ощутил возбуждение от этой мысли. Да, Жуков, высокий, статный, импозантный мужчина был сексуальным, но до этого момента Есенин старался не думать о Боссе с такой стороны. Суровый Жуков казался ему слишком неприступным, и Есенин вполне удовлетворялся тайными мечтаниями о нем. Но сейчас он просто сошел с ума под этим тяжелым, пылающим взглядом в упор. Агрессия, сила и власть, физически исходящие от Жукова, сожгли его и оплавили. Есенин застеснялся что-либо говорить ему, он просто медленно развел ноги и обхватил ими Жукова за талию.
За одно мгновение Маршал переменился в лице, и гнев исчез, уступив удивлению, а потом восторженному вожделению.
- Черт, - только и сказал он, прежде чем наброситься на свою хрупкую жертву.
Жуков никогда не жаловался на плохое либидо, но сейчас он чувствовал себя сорвавшимся с катушек подростком. Кто бы мог подумать, что этот несуразный мальчишка вызовет в нем такую страсть? Тот выгибался в его руках и постанывал, так тихонько и естественно, что Маршал испытывал дрожь. Он не рассчитывал сил, он рвал на нем одежду, чтобы добраться к вожделенному телу – тоненькому, почти безволосому. В голове была лишь одна мысль – овладеть им, и как можно скорее. Трахнуть этого поганца с губами нежнее, чем у нимфетки. Жуков не озаботился смазкой, только сплюнул на ладонь, и растер по своему члену. Призывный взгляд Есенина из-под ресниц, его смущенно-возбужденный румянец, его податливость и готовность делали из него зверя. Он развел ему ноги пошире, поднимая их, и безжалостно вторгся в его плоть. Есенин закусил губы, у него невольно наполнились слезами глаза – от боли, но он не попросил бы Жукова остановиться, даже если бы тот его послушал. Нет, эта боль была пронзительно сладкой, возбуждающей его до потери сознания. Жуков не давал ему ни привыкнуть, ни перевести дух, он брал его бесцеремонно, практически насилуя, но именно это заставляло Есенина вскрикивать от удовольствия от его коротких, сильных толчков внутри него. Это была осуществленная эротическая мечта – горячий, неистовый мужчина, который так сильно его желает, что не имеет никаких тормозов. Тот самый мужчина, о котором Лирик боялся даже помыслить. Это было наслаждение, это было счастье. Сильная рука со сбитыми костяшками уверенно и властно легла на его член, и Есенин кончал под ним, вместе с ним, умирая от страсти и блаженства.
- Есенин… - прозвучало обманчиво нежное, – Есенин, ты в порядке? – уже обычным деловым тоном, возвращая в реальность.
Есенин разомкнул ресницы и увидел серые глаза. Внимательные, заботливые. Почему они казались ему страшными?
- Я твой, Жуков, - негромко, но очень твердо заявил юноша, - навсегда.
После случившегося ему было море по колено.
- Конечно, мой, - усмехнулся Жуков как само себе разумеющемуся. И притянул к себе, обнимая. – Только мой. Ну, теперь пошли в душ.
И не дожидаясь ответа, стащил Есенина со стола.
Жуков уже был у двери и собирался уходить на работу, когда в холл выбежал заспанный Есенин, спотыкаясь о простынь, в которую заворачивался. В его руках была знакомая черная папка, и он торопливо сунул ее Жукову в руки, виновато улыбаясь.
- Я вспомнил, – он пожал плечами и чмокнул Маршала в щеку, надеясь, что тот не будет слишком рассержен.
Но Жуков только широко улыбнулся, и обнял Есенина за талию, прижимаясь к его губам в глубоком, страстном поцелуе. И ушел, ничего не сказав.
-
-
09.01.2012 в 22:21-
-
09.01.2012 в 22:44Но Жукова я испугалась. =.=
-
-
09.01.2012 в 22:53Kawaru-wan-wan,
Но Жукова я испугалась. =.=
Хм, почему?
-
-
10.01.2012 в 10:20-
-
10.01.2012 в 14:07Рикори, Да знаю я.)
-
-
10.01.2012 в 14:48Тогда образ выписан правильно
-
-
10.01.2012 в 15:06-
-
10.01.2012 в 21:49-
-
10.01.2012 в 21:54-
-
10.01.2012 в 22:03ок, я только рад)
читать дальше
-
-
10.01.2012 в 23:01читать дальше
-
-
30.01.2012 в 00:15-
-
30.01.2012 в 01:08-
-
02.05.2012 в 22:36