я убил зверя под баобабом
Автор: D-r Zlo
Название: "На двоих одно горе, на двоих одна боль"
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
ТИМы: Робеспьер, Достоевский
Размещение: только с разрешения автора.
читать дальшеОбычно людям не везёт с родственниками. Ну вот так, не везёт и всё тут. Возможно, компенсация за какие-то достоинства – талант, например, или красоту. Или, напротив, эти бонусы даются от обратного: поживи со своей семейкой, посходи с ума, тогда их и заслужишь, как следует.
У Дусеньки было также: в общем-то, её головная боль и дала ей это ужасное, некрасивое имя. Дуся, пфф. Как лошадь какую-то зовут. А маме нравится: мама вообще уверена в том, что детей должно называть исконно русскими именами – Авдотья, например, Прасковья – как сестру её старшую. Был бы мальчик – назвали его Мироном… Прасковья любит понудеть, что это не чисто русские имена, начинает объяснять, почему, но маме это неинтересно – она, конечно, внимательно слушает, но близко к сердцу не принимает и добродушно считает старшенькую занудой, чем больно её ранит.
Младшая, по маминой интерпретации, тоже зануда, но только другая, по хуже. Моральная зануда, ага. И это так обидно и несправедливо, что Дуся плачет от этого – а ведь она уже большая, ей скоро пойдёт пятнадцатый год.
- Я что, правда такая зануда? – донимает она Асю одним и тем же вопросом. Ася, кажется, не была ничем занята – во всяком случае, она сидела за компьютером, а не читала книгу. Дусе всегда казалось, что это почему-то менее серьезно, чем книга – возможно потому, что сама она за компьютером не работала, и лишь периодически писала пространные записи в блоге.
- Немного, - нашлась сдержанная в выражениях Ася: лавировать между тем, чтобы сказать сестре правду и не обидеть её, было для девушки всегда ещё тем мучением. – Но это у нас семейное.
Дуся почему-то обиделась, а Ася чувствовала себя виноватой: ругала себя ближайшую неделю и обещала больше никогда не отвечать на подобные провокационные вопросы.
Они были хорошими сёстрами: во многом потому, что у них была общая головная боль, одна на двоих. А ещё они потрясающе умели молчать и не нервировать друг друга, и это было идеально: с четырех часов (для Дуси – с шести, ещё ведь кружок по танцам) они сидели в одной комнате, каждая занималась своим делом и с упоением молчали. Дуся тайно восхищалась Асей и её мозгами – Ася была лучшей в школе и победительницей какой-то там олимпиады по математике, и плевать, что победа эта была одержана ею только лишь классе в третьем, всё равно это был достойный повод для восторженной зависти. Ася молчала принимали невысказываемые восторги сестры и сама немного ей завидовала – во всяком случае, Дуся куда больше соответствовала стереотипу о девочках, чем мрачная вдумчивая Ася, и это заставляло её плохо к себе относиться.
И вот, переживая все эти чувства и эмоции, занимаясь каждая своим делом, они существовали так примерно до девяти часов, пока домой не приходила властная, шумная мама. Она могла появиться раньше, к молчаливому огорчению девочек, позже – к их тихой радости, потому что тогда у неё просто не хватало сил устраивать совместный ужин… Иногда, впрочем, она приходила вовремя, и это было удивительно: мама не из тех, для кого пишут распорядки, как она привыкла говорить. Обычно к ужину всё было уже готово – девочки росли самостоятельными, а Дуся, к тому же, умела готовить: простенько, но зато вкусно. Ася вон не умела никак, хотя старательно соблюдала рецептуру. Впрочем, готовь не готовь, а маме это всё равно не понравится: она начнёт шуметь, вытаскивать на кухню, даром, что дочки вот-вот заплачут, наглядно показывать, как надо готовить правильно… И кухня оживала, шумела, шкворчала, почти что разговаривала вместе с мамой – в общем, вела себя, как это и положено кухне. Поэтому она никогда не нравилась девочкам: они обе не любили шум.
Затем мама вытаскивала всех ко столу и торжественно начинала кормить: она в центре стола, как вожак дома и главный добытчик в семье, и девочки по бокам – Ася, с низким лбом, пышными кудрями и очками, и Дуся, с широким маминым лицом, кроткими голубыми глазами и плотной косой. Мама рассказывала о придурках на работе, о том, как она всех поставила на место, и затем подробно расспрашивала дочек о событиях дня. Ася отвечала коротко, благо, что в жизни ничего интересного у неё не происходило, к маминому неудовольствию. Поэтому Дусе приходилось особенно тяжело – маме почему-то было важно знать каждую сплетню в их школе, каждую ссору, и искренне, как ребёнок, радовалась каждому мимолетному взгляду в сторону Дуси – «детка, и так у меня кроткая беззубая коза, ничего в жизни сама не добьешься, так хоть мужика найдёшь!». И предлагала свою посильную помощь, а Дуся, глотая слёзы, стеснительно отказывалась.
Асе было жаль сестру в такие моменты. Ей повезло быть хотя бы в чем-то схожей с матерью, и потому имела право на позицию посетителя зоопарка. Но это было унизительно даже для неё, человека, нечувствительного к таким вещам.
Хотя, в общем-то, ничего и не происходило.
Потом Дуся плакала в комнате, и Ася была избавлена от возможности видеть её слезы – она мыла посуду на кухне. Мама ни о чем не догадывалась, и вовсю говорила по телефону – непременно о работе, мужчин она себе не искала, а подруг и не было. Только пара друзей, один из которых, Владимир Александрович, кажется, был в неё влюблён - так считала Дуся. Ася в это не верила, но она и абсолютно не видела людей, поэтому в этом вопросе доверяла сестра. Хотя и считала её мысли слишком надуманными.
Так вот, Ася домывала посуду и неловко возвращалась в комнату, где Дуся к тому моменту успевала успокаиваться. Ну как, по крайней мере, она переставала плакать. Плохое настроение держалось и переносилось на следующий день, такова уж была Дуся. Ася предлагала ей вылиться, накричать на стенку, поплакать громко, а не в подушку – Дуся с испугом отказывалась, боялась потревожить. Кого, маму? Ася не понимала этого. Она не плакала просто потому, что была безэмоциональным бревном, и мамины придирки встречала мужественно и слегка раздраженно, но ведь Дуся – другое дело. Почему бы не поорать, раз она такая чувствительная? Нет, Дуся вновь кусала губы, молча плакала и нудела, не переставая.
- Мама отчитала меня за плохой тон, - жаловалась она. – Тон ей, видите ли, не понравился. Я же нормально ответила, Ась, ты же слышала! За что она так со мной? Она, видимо, меня ненавидит.
- Да нет, не ненавидит, - отвечала Ася, не отрываясь от телевизора. – Дусь, ты глупости говоришь, честное слово. Подумай головой…
Как ни странно, на эти слова Дуся совершенно не обижалась, а лишь начинала по новой. И Ася полагала после этого, что Дуся и думать головой – суть есть антонимы, и совершенно не применимы друг к другу.
Но, конечно, она так думала любя. Не обидно.
Как мама кричала и критиковала их тоже не со зла, а лишь из большой любви. Просто не зная, что можно как-то по-другому, без травматических последствий для обеих дочерей – и ведь в упор этих последствий не замечая.
И Дуся, дура такая, тоже всех любит. Только почему-то считает себя самой большой жертвой и часто хнычет – иногда, впрочем, размышляя над тем, не виновата ли она в бедах мира. Так часто бывает с абсолютно хорошими людьми.
Также с ними бывает и такое: вроде прекрасные люди, все друг друга уважают, любят, разве что на руках не носят, а на душе – кошки скребут и повеситься хочется.
«Перееду!» - решила Ася, и бросила первый деньги в копилку.
- Перееду! – грозится Дуся в разговоре со школьной подругой, а также в Интернете, в пространстве своего личного маленького бложика.
Мысль о переезде стала главенствующей в их головах, некой общей сверхидеей, заставляющей их смириться с присутствием в жизни друг друга: так это часто бывает с мечтами, которые ты и не думаешь воплощать.
Некоторым их достаточно просто разделить.
Название: "На двоих одно горе, на двоих одна боль"
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
ТИМы: Робеспьер, Достоевский
Размещение: только с разрешения автора.
читать дальшеОбычно людям не везёт с родственниками. Ну вот так, не везёт и всё тут. Возможно, компенсация за какие-то достоинства – талант, например, или красоту. Или, напротив, эти бонусы даются от обратного: поживи со своей семейкой, посходи с ума, тогда их и заслужишь, как следует.
У Дусеньки было также: в общем-то, её головная боль и дала ей это ужасное, некрасивое имя. Дуся, пфф. Как лошадь какую-то зовут. А маме нравится: мама вообще уверена в том, что детей должно называть исконно русскими именами – Авдотья, например, Прасковья – как сестру её старшую. Был бы мальчик – назвали его Мироном… Прасковья любит понудеть, что это не чисто русские имена, начинает объяснять, почему, но маме это неинтересно – она, конечно, внимательно слушает, но близко к сердцу не принимает и добродушно считает старшенькую занудой, чем больно её ранит.
Младшая, по маминой интерпретации, тоже зануда, но только другая, по хуже. Моральная зануда, ага. И это так обидно и несправедливо, что Дуся плачет от этого – а ведь она уже большая, ей скоро пойдёт пятнадцатый год.
- Я что, правда такая зануда? – донимает она Асю одним и тем же вопросом. Ася, кажется, не была ничем занята – во всяком случае, она сидела за компьютером, а не читала книгу. Дусе всегда казалось, что это почему-то менее серьезно, чем книга – возможно потому, что сама она за компьютером не работала, и лишь периодически писала пространные записи в блоге.
- Немного, - нашлась сдержанная в выражениях Ася: лавировать между тем, чтобы сказать сестре правду и не обидеть её, было для девушки всегда ещё тем мучением. – Но это у нас семейное.
Дуся почему-то обиделась, а Ася чувствовала себя виноватой: ругала себя ближайшую неделю и обещала больше никогда не отвечать на подобные провокационные вопросы.
Они были хорошими сёстрами: во многом потому, что у них была общая головная боль, одна на двоих. А ещё они потрясающе умели молчать и не нервировать друг друга, и это было идеально: с четырех часов (для Дуси – с шести, ещё ведь кружок по танцам) они сидели в одной комнате, каждая занималась своим делом и с упоением молчали. Дуся тайно восхищалась Асей и её мозгами – Ася была лучшей в школе и победительницей какой-то там олимпиады по математике, и плевать, что победа эта была одержана ею только лишь классе в третьем, всё равно это был достойный повод для восторженной зависти. Ася молчала принимали невысказываемые восторги сестры и сама немного ей завидовала – во всяком случае, Дуся куда больше соответствовала стереотипу о девочках, чем мрачная вдумчивая Ася, и это заставляло её плохо к себе относиться.
И вот, переживая все эти чувства и эмоции, занимаясь каждая своим делом, они существовали так примерно до девяти часов, пока домой не приходила властная, шумная мама. Она могла появиться раньше, к молчаливому огорчению девочек, позже – к их тихой радости, потому что тогда у неё просто не хватало сил устраивать совместный ужин… Иногда, впрочем, она приходила вовремя, и это было удивительно: мама не из тех, для кого пишут распорядки, как она привыкла говорить. Обычно к ужину всё было уже готово – девочки росли самостоятельными, а Дуся, к тому же, умела готовить: простенько, но зато вкусно. Ася вон не умела никак, хотя старательно соблюдала рецептуру. Впрочем, готовь не готовь, а маме это всё равно не понравится: она начнёт шуметь, вытаскивать на кухню, даром, что дочки вот-вот заплачут, наглядно показывать, как надо готовить правильно… И кухня оживала, шумела, шкворчала, почти что разговаривала вместе с мамой – в общем, вела себя, как это и положено кухне. Поэтому она никогда не нравилась девочкам: они обе не любили шум.
Затем мама вытаскивала всех ко столу и торжественно начинала кормить: она в центре стола, как вожак дома и главный добытчик в семье, и девочки по бокам – Ася, с низким лбом, пышными кудрями и очками, и Дуся, с широким маминым лицом, кроткими голубыми глазами и плотной косой. Мама рассказывала о придурках на работе, о том, как она всех поставила на место, и затем подробно расспрашивала дочек о событиях дня. Ася отвечала коротко, благо, что в жизни ничего интересного у неё не происходило, к маминому неудовольствию. Поэтому Дусе приходилось особенно тяжело – маме почему-то было важно знать каждую сплетню в их школе, каждую ссору, и искренне, как ребёнок, радовалась каждому мимолетному взгляду в сторону Дуси – «детка, и так у меня кроткая беззубая коза, ничего в жизни сама не добьешься, так хоть мужика найдёшь!». И предлагала свою посильную помощь, а Дуся, глотая слёзы, стеснительно отказывалась.
Асе было жаль сестру в такие моменты. Ей повезло быть хотя бы в чем-то схожей с матерью, и потому имела право на позицию посетителя зоопарка. Но это было унизительно даже для неё, человека, нечувствительного к таким вещам.
Хотя, в общем-то, ничего и не происходило.
Потом Дуся плакала в комнате, и Ася была избавлена от возможности видеть её слезы – она мыла посуду на кухне. Мама ни о чем не догадывалась, и вовсю говорила по телефону – непременно о работе, мужчин она себе не искала, а подруг и не было. Только пара друзей, один из которых, Владимир Александрович, кажется, был в неё влюблён - так считала Дуся. Ася в это не верила, но она и абсолютно не видела людей, поэтому в этом вопросе доверяла сестра. Хотя и считала её мысли слишком надуманными.
Так вот, Ася домывала посуду и неловко возвращалась в комнату, где Дуся к тому моменту успевала успокаиваться. Ну как, по крайней мере, она переставала плакать. Плохое настроение держалось и переносилось на следующий день, такова уж была Дуся. Ася предлагала ей вылиться, накричать на стенку, поплакать громко, а не в подушку – Дуся с испугом отказывалась, боялась потревожить. Кого, маму? Ася не понимала этого. Она не плакала просто потому, что была безэмоциональным бревном, и мамины придирки встречала мужественно и слегка раздраженно, но ведь Дуся – другое дело. Почему бы не поорать, раз она такая чувствительная? Нет, Дуся вновь кусала губы, молча плакала и нудела, не переставая.
- Мама отчитала меня за плохой тон, - жаловалась она. – Тон ей, видите ли, не понравился. Я же нормально ответила, Ась, ты же слышала! За что она так со мной? Она, видимо, меня ненавидит.
- Да нет, не ненавидит, - отвечала Ася, не отрываясь от телевизора. – Дусь, ты глупости говоришь, честное слово. Подумай головой…
Как ни странно, на эти слова Дуся совершенно не обижалась, а лишь начинала по новой. И Ася полагала после этого, что Дуся и думать головой – суть есть антонимы, и совершенно не применимы друг к другу.
Но, конечно, она так думала любя. Не обидно.
Как мама кричала и критиковала их тоже не со зла, а лишь из большой любви. Просто не зная, что можно как-то по-другому, без травматических последствий для обеих дочерей – и ведь в упор этих последствий не замечая.
И Дуся, дура такая, тоже всех любит. Только почему-то считает себя самой большой жертвой и часто хнычет – иногда, впрочем, размышляя над тем, не виновата ли она в бедах мира. Так часто бывает с абсолютно хорошими людьми.
Также с ними бывает и такое: вроде прекрасные люди, все друг друга уважают, любят, разве что на руках не носят, а на душе – кошки скребут и повеситься хочется.
«Перееду!» - решила Ася, и бросила первый деньги в копилку.
- Перееду! – грозится Дуся в разговоре со школьной подругой, а также в Интернете, в пространстве своего личного маленького бложика.
Мысль о переезде стала главенствующей в их головах, некой общей сверхидеей, заставляющей их смириться с присутствием в жизни друг друга: так это часто бывает с мечтами, которые ты и не думаешь воплощать.
Некоторым их достаточно просто разделить.
@темы: Альфа, Робеспьер, Достоевский, Дельта